«Нобель раздора» - очерк из журнала «Свой»

О присуждении Ивану Бунину Нобелевской премии
«На родине Ивану Бунину, как поэту, дважды присуждалась Пушкинская премия, его выбирали даже почетным членом Академии наук. Но ему было мало тех лавров.
После революции, проклятой им в «Окаянных днях», автор попал на чужбину и почти сразу начал претендовать на Нобелевскую премию. Помогать ему, как соискателю, вызвался писатель, публицист, влиятельный масон Марк Алданов.
В 1922 Марк Алданов предложил известному французскому писателю Ромену Роллану выдвинуть на Нобелевскую премию трех русских литераторов-эмигрантов Бунина, Мережковского, Куприна. Совместное номинирование подняло бы престиж нашей литературы в целом, доказав всему миру, что в изгнании оказались далеко не худшие представители нации.
Однако, началась «предвыборная гонка» с активным участием «штабов поддержки», которые заваливали Нобелевский комитет письмами с ходатайствами за своих кандидатов. Ромен Роллан в 1923 выдвинул на соискание трех русских: Бунин, Максим Горький, Бальмонт.
Бунина выдвигали на Нобелевку трижды: в 1923, 1926, 2930. Его единственный роман «Жизнь Арсеньева», над которым он мучительно работал три года, вышел полной книжкой в Париже в 1930. Автор уповал на эту новинку, как на, своего рода, локомотив. Чета Буниных на своей вилле в Грасе жила все более скудно, иной день пробавлялись одной гречневой кашей.
В списке номинантов в 1933 были 27 имен, в том числе Мережковский, Горький, Поль Валери, Хосе Ортега-и-Гассет, Карел Чапек. Принципиальная схватка разгорелась между группами «красного» Горького и «белого» Бунина. Эмигрантская русская «партия» оказалась сильнее. Какое-то влияние на исход борьбы оказал и бунинский роман, наконец-то переведенный и прочитанный за рубежом.
10 ноября 1933 газеты Парижа вышли с аршинными заголовками «Бунин – Нобелевский лауреат». Премия стала для писателя и его супруги материальным спасением. Награждение состоялось 10 декабря в Стокгольме с формулировкой «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Зал Академии против правил был украшен только шведскими флагами (Бунин до конца жизни принципиально не брал иностранного гражданства).
От него ждали, что в своей речи он ,как следует, обличит «красных большевиков», но лауреат сказал слова, показавшиеся многим маловыразительными: «Впервые со времени учреждения Нобелевской премии вы присудили ее изгнаннику. Ибо кто же я? Изгнанник, пользующийся гостеприимством Франции…»
Бунин получил 715 тысяч французских франков. Из-за мирового экономического кризиса сумма оказалась самой незначительной за всю историю Нобелевской премии. Но Бунин почувствовал себя богачом. Он принялся щедро раздавать «пособия» нуждавшимся эмигрантам, жертвовать различным обществам.
Нашлись и недовольные. Обделенной посчитала себя чета Мережковский – Гиппиус. Марина Цветаева писала в письме подруге: «Мережковский и Гиппиус в ярости». Сама Цветаева считала более достойным Нобелевской премии «буревестника революции». В эмиграции разошлась ее фраза: «Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи».
Бунин, не умея вести денежные дела, быстро скатился в бедность вновь. Он вложил деньги в биржевые бумаги и долю в русском ресторане. Все пошло прахом. Американский бизнесмен и филантроп Фрэнк Атран (в прошлом российский социал-демократ) платил Бунину пенсию в последние годы его жизни.