Симонов
1939 год. На реке Халхин-Гол. Там в далекой пустыне бок о бок с монголами Красная Армия сражалась против японцев, вторгшихся в Народную Монголию. События на Халхин-Голе кончились разгромом 6-й японской армейской группы. Это был позор для командования Квантунской армии.
После окончания боевых действий 2 октября происходила передача пленных. Передача тяжелораненых назначена была на поле, которое могло служить аэродромом. Самолетов должно было приземлиться 8: 4 с нашей стороны и 4 с японской.
Первыми прилетели японские самолеты. Русских тяжелораненых оказалось человек 12. Они были грязные, обросшие, ужасно исхудавшие, некоторые с ампутациями. Один, взятый в плен еще в мае, был страшно худой, заросший до глаз бородой, в обгоревшей гимнастерке без одного рукава. Так он был взят на поле боя, раненный в грудь, руку и ногу, в обгоревшей гимнастерке, и в таком же виде его возвращали нам через 5 месяцев.
Здесь же стоял наш санитарный автобус. Оттуда раненым притащили еду, поили их и кормили.
Скоро подошли и наши самолеты. С помощью японцев стали вытаскивать японских тяжелораненых. Было их человек 70. Все были одеты в чистое белье и в чистое японское обмундирование. Рядом с каждым лежала на носилках новая японская шинель. Словом, все соответствовало инструкции – «сдать в полном порядочке». Это было нетрудно: в наши руки попало несколько тысяч комплектов зимнего обмундирования, завезенных японцами в предвидении зимней кампании.
Японцы вели себя со своими ранеными нарочито грубо. В этом чувствовалась не столько действительная грубость, сколько необходимость быть грубыми на глазах у начальства, необходимость показать презрение к этим пленным. Санитары старались вовсю, они швыряли носилки об землю, но никто из раненых не застонал и не охнул. Доктора считали носилки и разговаривали резкими свистящими голосами.
Когда выгрузили всех пленных, санитары вдруг появились с пачками белой бумаги. Это оказались большие пакеты из плотной в несколько рядов склеенной бумаги. Они пошли вдоль рядов и начали надевать раненым на головы эти пакеты. Я спросил у полковника Харады: что они делают. Нижняя губа у полковника оттянулась в надменную гримасу. Сделав презрительный жест в сторону пленных, он сказал:
- Это надевают на них для их же пользы, чтобы им было не стыдно смотреть в лицо офицерам и солдатам императорской армии.
Мне хотелось сказать ему, что после всего происшедшего на Халхин-Голе некоторым генералам и офицерам японской армии следовало бы надеть на голову такие мешки, чтобы им не было стыдно смотреть на своих возвращающихся из плена солдат.
Затем мы переехали к месту переговоров, где происходил обмен пленными, которые могли ходить. Когда мимо нас проходили японцы, колонну замыкали 2 открытые машины, в которых сидели раненые в ноги. И вот под взглядами всех, кто стоял по сторонам дороги, в последней машине поднялся японец и демонстративно долго махал нашим врачам и сестрам перевязанной бинтом кистью. Все стояли молча, наши и японцы, все это видели. А он махал долго, пока машина не скрылась за поворотом
Кто был этот человек? Японский коммунист или просто человек, которому спасли жизнь наши врачи и который, несмотря ни на что, хотел выразить им последнюю благодарность?
Что ждало этого человека в Японии: дисциплинарное взыскание или военный суд?
Я написал об этом стихотворение «Самый храбрый»
Отрывок:
Офицерскими долгими взглядами встреченный,
Самый храбрый солдат – здесь нашелся такой,
Что печально махнул нам в бою искалеченной,
Нашим лекарем вылеченною рукой.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев