Он становился все более популярным в 40-й армии, о нем часто писали газеты. Офицеры дивизии рассказывали мне, что в одном из боев под руководством комдива Грачева был захвачен гигантский склад боеприпасов. Когда об этом было доложено в Министерство обороны, там не поверили и приказали прислать фотоснимки. Склад имел для духов стратегическое значение – там было боеприпасов примерно на дивизию. Снимки отправили в Москву. После этого министр обороны маршал Советского Союза Сергей Соколовпотребовал представить ему личное дело комдива Грачева. То была явная примета: либо орден, либо лампасы…***Еще задолго до приезда в Афганистан я знал, что на войне особенно близко роднятся правда и ложь, чистое и грязное. В грачевской дивизии убедился в этом сам. Война – большая сплетница.Ходили о Грачеве в Афганистане не только легенды дивизионного масштаба, но и разные слухи. Одни говорили, что был у него одно время роман с госпитальной медсестрой. А когда запахло жареным, комдив-де вызвал к себе командира роты, сохнувшего по медичке, и приказал жениться. И якобы предупредил: если не женишься – отправлю в Союз.

Для боевого офицера досрочное откомандирование из Афгана было равно признанию его профессиональной непригодности.В одном из боев душманы убили сразу пятерых десантников, и Грачев сделал все, чтобы сполна рассчитаться с бандой. Ее он размолотил в пух и прах. Человек десять бородачей взяли в плен. Грачев, говорят, был в такой ярости, что приказал их тут же расстрелять. Сделать это должен был толком необстрелянный старлей, у которого затряслись руки.Тогда будто бы Грачев взял пистолет и лично показал, «как это делается»...Слышал я и такое. Вел Грачев колонну на боевую операцию. Вдруг выходит на связь экипаж вертолета прикрытия и сообщает, что душманы готовятся рубить голову и хвост колонны. Надо принимать решение: или быстрее рвануть из ущелья вперед, или скорее откатиться назад. А в арьергарде афганский батальон. Рвануть вперед – значить оставить его на растерзание. Но Грачев думал прежде всего о своих людях. И приказал прорываться вперед. Афганский «хвост» отстал. Его душманы сильно порубили. А десантники выскочили из ловушки без потерь.В дивизии я долго искал свидетелей этих случаев, пока не понял, что бесполезно. Наивно было рассчитывать, что кто-то из десантников пойдет на это преступление – «заложить» своего командира. Там, в Афгане, стало ясно мне, что на войне правду или легенды не рассказывают только о серых бездарях. Грачев был личностью, многими действиями и словами своими «застревавшей» в человеческой памяти... .Один из сослуживцев Грачева по Афгану полковник Валерий Атамасцев рассказывал мне:– Кабульский аэродром. Нещадное солнце, сильный ветер и пыль. Военно-транспортный самолет и раненые на носилках, ожидающие погрузки в Ил-76.

Подъезжает грузовая машина, и из нее бойцы споро начинают перегружать в самолет десятки коробок с «шарпами», «панасониками», «грюндиками», импортным шматьем. Все это богатство предназначалось «для москвичей». Погрузкой руководил холеный и мордастый человек в коричневой лайковой куртке поверх военной формы – порученец командующего Туркестанским военным округом. Подошел симпатичный усатый подполковник из штаба 40-й армии и начал крестить «лайкового» на чем свет стоит. А у того, оказывается, приказ – «Аппаратуру в первую очередь!».Аппаратуры столько, что уже и места для раненых не остается – в грузовом отсеке и без того полно каких-то двигателей, ящиков с техникой.Подполковник хватает один из коробков с «шарпом» и выкидывает его из салона. Приказывает солдатам выгружать все коробки.– Ты, сука, в тюрьму сядешь! – зло орет порученец на подполковника. – Я тебя сгною здесь заживо!Садится в «Волгу» и уезжает. Вскоре появляется в сопровождении полковника-пижона в светозащитных очках и такой же лайковой куртке, который с ходу наезжает на усача, требует предъявить удостоверение личности, грозит отдать под трибунал за то, что в боевой обстановке помешал выполнить приказ вышестоящего начальника.Тут и появился полковник Грачев. И так навалился на пижона из штаба армии, что тот только глазами моргал. Часть ящиков с импортыми товарами из самолета все-таки выгрузили, чтобы освободить место для раненых.Иногда такой поступок требует гораздо большего мужества, чем взятие высоты на поле реального боя...

***Первый раз я увидел Грачева в его командирском кабинете.Он расспрашивал меня о Москве. Я его – о боях дивизии. Тогда он и показал мне фотоснимки, сделанные на месте расправы душманов над солдатами одного из строительных отрядов, дислоцировавшегося на окраине Кабула. Отряд напоролся на засаду. Снимки были страшными: разможженные гранатометами головы, отрезанные члены, простреленные руки, выколотые глаза. Я попросил у Грачева несколько снимков. Он мне их дал, но при этом сказал:– Смотри не попадись на таможне. Лучше всего зашить их в полу плаща, там не шарят.Я так и сделал. Привез снимки в Москву и предложил их одной из центральных газет. Девушка-секретарь, увидев снимки, упала в обморок... Такую войну Грачев и его солдаты видели каждый день. Такую войну Грачев видел почти две тысячи дней...* * *В день моего знакомства с Грачевым из Москвы пришло сообщение, что ему присвоено генеральское звание. Он пригласил меня на дружеское застолье по этому поводу. Вечером в дивизионной столовой собралось человек пятьдесят офицеров. Комдив принимал поздравления. Люди говорили от души простые слова. На войне не любят говорить красиво.В самом начале пирушки случилась заминка. Перед Грачевым официантка поставила обыкновенный граненый стакан. Комдив остановил ее:– Где моя командирская кружка?Подали обыкновенную алюминиевую кружку на поллитра.За столом раздался дружный смех.Начальник политотдела дивизии сказал тост. Тоже сказал по-простому, без выкрутасов и арендованного остроумия.Выпили по первой.Потом была бесконечная череда тостов дивизионных офицеров всех рангов. Наверное, каждый командир в тот вечер завидовал бы Грачеву.


На войне одно уважительное слово приравнивается к трем. Грачев все время придерживал подчиненных.Потом, как водится, пошли анекдоты. Известный киноартист Александр Пороховщиков с режиссером Романом Солнцевымна пару укладывали офицерскую компанию московским «свежаком».Десантники ответствовали солеными армейскими анекдотами....Появилась гитара в руках майора- сапера Константинова. Потекла неспешная песня. Сидящая рядом с майором собака-миноискатель иногда с проинзительной жалостью подвывала хозяину. Песня была самодельная. Суконная и угловатая. В афганской пыли и в солдатской крови. Собака выла. Майор пел. Были в той песне слова о командире, которого солдаты благодарили за то, что он спас им жизнь. Все понимали, кому именно посвящалась она...К утру в столовой остались самые стойкие. Все набрались до отката. Кто-то спал, уткнувшись лицом в тарелку.Под звездным кабульским небом, в аэродромной тишине, изредка нарушаемой лишь дальним эхом артиллерийского огня, бравые советские десантники-грачевцы душевно и яростно орали:– Наш командир боевой, мы все пойдем за тобой!..Когда мужики крепко выпьют, многих тянет блеснуть тем, в чем они кажутся сами себе непревзойденными.Грачев и начальник политотдела дивизии пригласили меня сразиться на бильярде, который помещался в отдельном кунге недалеко от столовой. Не успели расставить шары, – появился солдат в белоснежном халате с подносом закуски и водки. Пропустили еще по одной и принялись за игру.У меня шары троились, кий брал то слева, то справа от шара. Иногда шары летели прямо в начальника политотдела, и он их перехватывал с какой-то яшинской прытью.

Комдив Грачев и его начпо были почти трезвые. Таким богатырям принять и два литра на грудь – что слону дробина. Мне же стоило нечеловеческих усилий держать себя в вертикальном положении.Когда Грачев в очередной раз разгромил меня, а я к тому же спьяну прорвал кием ткань на столе, было решено закончить игру.Мы вышли на воздух, покурили. Попрощались.Утром мой самолет улетал на Москву.Было это 1 ноября 1986 года.Когда Грачев уезжал из Афгана, дивизия дрогнула. Кто воевал, тот знает, что такое расставание с командиром, с которым нахлебаешься и крови, и побед, и смертей. Война роднит людей. Однополчане Грачева уже в Москве рассказывали мне, что у них мурашки ползли по коже, когда комдив в последний раз отдавал честь боевому знамени своей дивизии.Когда Грачев садился в самолет, затосковала даже штабная собака Фроська, – она так завыла, что даже самые матерые офицеры-фронтовики еле сдерживали слезы...Афганистан. 1986 год.PS: А потом я много писал уже о совсем другом Грачеве.Его почему-то больше всего оскорбила вот эта фраза из моей книги "Ельцин и его генералы", сказанная одним из офицеров ГШ: "Как лег под Ельцина, так и скурвился Паша".Однажды на знатной пирушке в Кремле по случаю 23 февраля он с каким-то тяжелым откровением сказал мне: "Самая большая моя ошибка в жизни - согласие стать министром обороны России"...

Автор : Виктор Баранец