В Чечне у многих сел, станиц и рек говорящие имена: Бамут - «становище войск», Гудермес - «несгораемая крепость», Байни - «место гибели», Валерик - «река смерти», Мартан - «река мертвых»… Словно сама земля, хранящая память о веках сражений и раздоров, предупреждает ступающего по ней человека, что ее роковая красота вот-вот вспыхнет заревом боя, а живительная влага превратится в мертвую воду. Ее старший прапорщик Владимир Багрянцев однажды увидел воочию: в речке Сунже, в которой кровь перемешалась с соляркой, плавали трупы. Этого хватило, чтобы сразу осознать, куда попал его десантно-штурмовой батальон, 120 мальчишек-срочников. Зато, признается Багрянцев, после такого зрелища напугать матросов было непросто.
В живых не оставляли никого
Для бойцов 61-й отдельной Киркенесской Краснознаменной бригады морской пехоты предновогодние дни окрашены особо: ровно 15 лет назад, 11 декабря 1994-го, началась первая чеченская. С этого дня пошел отсчет страниц в очередной книге войны, героями которой - и в прямом, и в переносном смысле - было суждено стать нашим землякам. Впрочем, их бросили в грозненскую мясорубку не сразу, в Рождество. До этого были скупые сводки новостей, полная неясность насчет истинного положения вещей в мятежной республике, наконец, потрясшая страну весть о страшной гибели Майкопской мотострелковой бригады в новогоднюю ночь.
- 7 января в 16 часов десантно-штурмовой батальон был поднят по тревоге, - вспоминает Багрянцев. - Доставили нас в Корзуново, затем перебросили в Оленегорск, наконец на Ил-76 отправили в Моздок. Там моя рота сразу погрузилась на «вертушки» - и в Грозный. В общем, числа 8-го, ближе к вечеру, мы уже заняли оборону по периметру аэропорта Северный до подхода основных сил батальона.
Прапорщик, как и многие его товарищи, тогда так и не успел проститься с женой. Улетая, попросил знакомого офицера передать ей, что муж - на войне. В ту чеченскую кампанию у бойцов вовсе не было возможности связаться с домом, так что родным оставалось только верить, только ждать…
Еще до прибытия всех товарищей-северян рота убыла в город, где шли бои. Первой задачей было овладеть улицей Лермонтова и Больничным городком. Передвижение по насквозь простреливаемым кварталам осложнялось еще и тем, что ребята не имели даже нормальных карт, только аэрофотоснимки и схемы, изданные в семидесятых годах. И нередко на месте обозначенного на плане пустыря перед глазами вырастали многоэтажки. К тому же у всех армейских и милицейских отрядов были разные позывные, никто толком не знал, где кто и что за часть бьется по соседству. Случалось, били по своим, чеченцы провоцировали такие ситуации, «шмаляя» в обе стороны, чтоб завязать перестрелку.
Морпехи двигались потихоньку, планомерно вычищая бандитов из каждого дома, в основном по ночам:
- Днем все простреливалось, невозможно было высунуться, - вспоминает Багрянцев. - А ночью при поддержке танков и зениток, обстреляв дом, врывались и зачищали этаж за этажом. В живых не оставляли никого.
Был тихоня - стал герой
За скупыми словами - жестокая реальность войны. Северяне уничтожили засевших в городе боевиков, эвакуировали раненых бойцов. Выйдя на улицу Первомайскую, увидели навсегда впечатавшуюся в мозг картину, которая уже вошла в книги и кинофильмы: мертвая танковая колонна, десяток подбитых машин, на броне - изуродованные, обглоданные псами трупы солдат, которым «духи» для устрашения русских распороли и набили гильзами животы.
После увиденного вчерашние мальчишки окончательно стали взрослыми. Старшина вспоминает, как гордился своими пацанами, не дрогнувшими, бесстрашными, как учил их не бояться: поддашься страху - погибнешь!
- Во время первого обстрела они струхнули, конечно, сбились в кучку, как цыплята, - рассказывает Владимир Николаевич. - Потом начали вспоминать, чему их учили… Война быстро меняет человека. Один был лихой парень - и спасовал. А другой, тихоня и хлюпик, превратился в бойца. Знаете, почему фронтовая дружба самая крепкая? Потому что на войне ты весь на виду. Там нельзя остаться ни то ни се, там ты либо человек, либо дерьмо, третьего не дано.
На передовой - а наши морпехи всегда оставались на переднем крае, двигаясь вместе с линией фронта, - казалось бы, сглаживаются чины и звания, ведь офицеры и матросы живут бок о бок, умирают на одном рубеже. Однако на самом деле субординация не только не уходит, даже усиливается, наполняясь смыслом.
- Там рядовые понимают, что командир - гарант их жизни, и не то что уважают - в рот смотрят. Ты там царь и бог, ты один за них в ответе, - говорит Багрянцев.
Старшина на фронте - особый человек. Сколько историй - и веселых, и драматических - связано с боевыми прапорщиками! Если командир для солдата «первый после бога», то старшина уж точно отец родной. И пожурит, и пожалеет, и накормит, и оденет. Он один отвечает за армейский быт, за ночлег и провиант, между тем тогда, в горячие январские дни, тылы северян обеспечивать не успевали, так что порой приходилось питаться «подножным кормом»: тем, что нашлось на консервном заводе, тем, чем делились воевавшие рядом братья по оружию. Самой большой проблемой оказалась вода - в Сунже плавали трупы, водопровод разбомбили. Воду пытались фильтровать, обеззараживать, но в результате в ней было столько хлорки, что пить не рисковали…
Роту Багрянцева перебросили к Дому советов, где большие потери уже несли земляки. Там-то морпехов и накрыло минометным огнем - ранены были командир, два комвзвода, старший техник, 8 матросов и сам старшина. Из боя его вытащил матрос Виталий Котов - вынес прапорщика из огня на себе… Юноша не вернулся с той войны, и, уже выйдя из госпиталя, в марте, Багрянцев сразу отправился поклониться его родителям, в подмосковное село Дорохово.
Еще одна из десятков потерь, которые вспоминает Владимир Николаевич, - матрос Епифанов, он не вернулся с зачистки. Ни тела, ни точных сведений о его судьбе не найдено по сей день. Ходили слухи, что матрос в плену, потом якобы в 1996 году в Грозном видели его труп. Суд официально признал бойца погибшим, но что это значит для матери, которая не может даже поплакать на могиле сына…
Плевок в солдатскую кружку
Наверное, нет человека, прошедшего Чечню, который бы не считал Хасавюртский мир позором. Соглашение с Масхадовым, заключенное тогда, когда боевиков почти загнали в угол, соглашение, по которому Россия фактически отказывалась от республики, предоставляя судьбу ее населения шайке бандитов, соглашение, заставившее наших бойцов сложить оружие, - как его еще назвать? Морпехов из Спутника в эти дни уже не было в Чечне. Но мирный договор они восприняли как личное оскорбление.
- Это был плевок в нашу кружку! - восклицает Багрянцев. - Когда у солдата воруют купленную кровью победу, он задумается, прежде чем в следующий раз пойти воевать. Для меня это явление того же порядка, что происходит сейчас вокруг Великой Отечественной. У наших дедов тоже пытаются украсть победу, да что там, они, победители, живут хуже побежденных - как это осознать?! Вот и мы, получается, воевали ни за что. А сколько жизней брошено туда! И ради чего?
Владимир Багрянцев, прошедший в рядах ВДВ Афган, привык извлекать уроки даже из проигранных сражений. Каждая война - это новый опыт, новые оружие, обмундирование, тактические приемы. И правда, «науку побеждать» не осилишь, сидя дома, но что-то уж слишком дорогой ценой она дается. Афганский опыт пригодился старшине. Говорит, в первой командировке никто из офицеров даже не умел стрелять из подствольного гранатомета - «карманной артиллерии», незаменимой в Чечне. Пришлось Багрянцеву при отправке вытребовать 5 стволов, провести занятия - в результате его десантно-штурмовая рота поначалу единственная обладала этим видом вооружения. А вот «чехи» прекрасно им владели, от наемников до малых детей.
Единство сопротивления, когда противник дрался, как волк, загнанный в угол, отмечают все военные. В ту пору большая часть населения республики искренно верила в борьбу за независимость. Вдохновителю джихада Мовлади Удугову удалось убедить народ: задавим неверных, либо они задавят нас. Так что идеологическую войну Россия проиграла, враг противостоял федералам убежденный, отчаянный. Что до его боевых навыков, то мой собеседник пожимает плечами:
- Грамотно ли они воевали? Не знаю. Стрелять в спину всегда легче…
Опять Чечня в огне
Прошло пять лет, и вновь моряки-североморцы оказались у ворот Чечни. Вторая кампания обернулась для «белых медведей» пешим переходом по всей республике, от края до края. Правда, на сей раз к нему удалось гораздо лучше подготовиться:
- Где-то через полмесяца от начала дагестанского рейда Басаева начали собирать наш батальон, - вспоминает Багрянцев. - Потом месяц тренировались в Каспийске: стреляли, занимались тактикой, водили технику, адаптировались к климату. 1 октября нас доставили в район Хасавюрта. А домой мы отправились только 15 июля. Через 9 с половиной месяцев.
География второй войны у морпехов широкая. В Грозном им повоевать больше не довелось, зашли в Чечню через Шелковской район, добрались до Терека, повернули на Гудермес, дальше - к родовому селу Масхадова - Аллерою, затем к Ботлиху и наконец через Андийский перевал вышли в высокогорную Чечню - на Шали, на басаевскую родину Ведено. Везде - пешком, на ночевку окапываясь в скудной почве или строя шалаши.
На равнине было легче, да и население в старых казачьих станицах относилось к федералам мягче. Стоило же подойти к Гудермесу, начались обстрелы, потери. Хотя в батальоне и есть саперное отделение, инженерная разведка велась с трудом:
- Какая у наших саперов техника? Щуп да металлоискатель, - усмехается старшина. - А там вся земля усеяна осколками, металлоискатель пищит непрерывно… Так что больше на глаз определяли, присматривались к лужам, обочинам, кучам камней - там обычно враг ставил фугасы. Бывало, и подрывались…
К тому времени к северянам на помощь подошли отряды кадыровского ополчения - местные, которым надоела ичкерийская власть, либо легализовавшиеся боевики, перешедшие на сторону сильного.
Вообще с населением отношения складывались по-разному. Русские приветствовали наших как освободителей - при Масхадове им пришлось несладко, казачьи станицы буквально вырезали. Морпехи случайно набрели в лесу на русское кладбище, где все могилы датированы 1992 - 1999 годами. Что до чеченцев, то многие из них тоже с симпатией относились к военным. Зачастую люди в погонах помогали не умереть с голоду, это рождало благодарность. Багрянцев тепло вспоминает жителя Сержень-юрта, который, завидя прапорщика, всегда предупреждал его о возможной опасности, сообщал, если в селе появлялись боевики. Бывало и другое.
- Бегают детишки, спросишь: «Где папа?» Отвечают: «В горах». «А когда вернется?» «Не скажу!», - смеется мой собеседник. - Или стоим в мирном вроде селе. И вдруг нас обстреливают, открываем ответный огонь. А на следующий день на кладбище пара столбов добавилась. Выходит, местные стреляли.
Чтобы не пропасть в незнакомой среде, бойцы начали учить чеченский язык, вникать в обычаи. Это избавляло от неприятных сюрпризов и внушало уважение. Да и командиры старались наладить контакт со старейшинами. А легендарный генерал-майор Александр Отраковский, впоследствии посмертно награжденный Звездой Героя, вообще вызывал у местных особое почтение.
Экскаватор от президента
На фоне большой войны Чечню сотрясали еще и крохотные нефтяные войны, бои местного значения, вызванные дележкой «нефтянки». В ту пору нелегальные перерабатывающие заводики работали в каждом ауле, на трассе «Кавказ» можно было купить бензин в любой таре, от канистры до поллитровой банки. На глазах северян в Шали месяц не гасло зарево пожаров - факелами горела нефть. Штук пять нелегальных заводов подорвали заполярные саперы. Тогда и познакомились они с будущим президентом Чечни Рамзаном Кадыровым, в ту пору пацаном в спортивном костюме. Правда, уже разъезжавшим с личной охраной на двух «Нивах». Именно так однажды в Гудермесе он прикатил в расположение северян, показал на видневшиеся на горизонте нефтяные вышки и… настойчиво попросил, чтобы его заводик военные не трогали. А в благораность пригнал бойцам экскаватор, чтоб соорудили окопы.
Договор на Кавказе поистине дороже денег, вот только поди пойми, кто с кем договаривался и что получил взамен. Прапорщик вспоминает, как часто в селах они видели нетронутые войной дома, у ворот которых стояли автоматчики. Видели - и проходили мимо. Таков был приказ.
Договариваться с противником приходилось и о судьбе тел погибших. Нередко чеченцы просили разрешения похоронить своих, чтобы выполнить законы Корана. Иногда обращались даже не родные убитого, а просто люди, которым было небезразлично, что их брат по вере лежит неупокоенный.
За 9 с половиной месяцев ребята обжились на войне. Наладили и связь с домом, правда, как шутит Владимир, армейская связь бывает двух режимов: «Только что была» и «Сейчас, наверное, будет». В трубке так скрипело и булькало, что случались казусы, один офицер, например, ухитрился по ошибке поговорить… с чужой женой! Причем ни он, ни она не заподозрили неладного.
Привыкли на передовой и праздники отмечать. На войне даже крохотный кусочек мирной жизни с ее привычками - отдушина. Багрянцев вспоминает, как на дни рождения бойцы «пекли торты»: толкли галеты со сгущенкой и украшали добытым по случаю вареньем. Деликатес! А еще тушенку с картошкой пропускали через мясорубку и из полученной смеси жарили нечто вроде котлет. Все-таки разнообразие. Спрашиваю, что же дарили именинникам.
- А что на войне самое дорогое? Водка да патроны! - смеется старшина.
Матросская высота
На эту долгую командировку пришелся и Новый год, вот только отпраздновать его бойцам не довелось, наоборот, с тех пор 31 декабря для них омрачено горем.
- С утра на высоте 1406 (это возле Джаной-Ведено) под покровом тумана к расположению второй роты подошла большая группа боевиков, - рассказывает Багрянцев. - Погиб командир роты, взводный, лейтенант Курягин, командир группы, сержант Таташвили - они оба получили посмертно звание Героя России…
Тот бой, в котором 30 морпехов отразили атаку почти полутора сотен боевиков, вошел в историю - недаром высота 1406 названа Матросской. А офицеры Спутника с тех пор долго не могли привыкнуть к звучащим с самого утра в последний день года поздравлениям. Для них это совсем не праздничная дата.
После таких испытаний поневоле рождается желание мстить за кровь товарищей. Удержать себя, остаться человеком - все равно, что выиграть сражение с самим собой.
- Воевать можно со всем миром, можно стирать с лица земли поселки целиком - и иногда этого очень хочется. Но мы были вынуждены воевать с собственным народом на российской земле. Осознание этого и помогало удержаться от крайностей, - признается Багрянцев.
61-я бригада потеряла за две войны 84 человека. По меркам области - огромное число. По меркам чеченских кампаний - совсем не много, гораздо меньше, чем потеряли части из других регионов. 10 морпехов стали Героями России. Стыдно сказать, но, вернувшись домой, мужчинам пришлось воевать уже с чиновниками, через суд добиваясь выплаты «боевых». Кстати, к моменту отправки на вторую войну они уже восемь месяцев сидели без зарплаты. Но они ведь не ради денег воевали - чести ради.
Комментарии 2