«ПОТОМУ ЧТО ПОНТИЙ ПИЛАТ - ПЕРСОНАЖ СТРАСТИ, КОТОРЫЙ БОЛЬШЕ ВСЕГО ПОХОЖ НА НАС». Поэтому Пилат сказал Ему: «Итак, ты царь?» Иисус ответил: «Ты правильно говоришь, что я царь. Для этого я родился, и для этого я пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине. Всякий, кто на стороне правды, слышит голос Мой ». Пилат сказал Ему:« Что есть истина? »(Иоанна 18: 37-38а) Я нахожу это очень убедительным ... «Почему Пилат всегда получает от нас столько сочувствия?» В этот момент было бы легко начать бросать обвинения в антисемитизме, обвинения, которые позволили бы нам почувствовать определенную меру морального превосходства над теми, кто менее просвещен, чем мы сами. Тогда мы могли молиться, как праведный фарисей: «Боже, я благодарю Тебя, что я не похож на других людей, вымогателей, несправедливых, антисемитов, таких как Мел Гибсон» (Лк 18:10). Бросание таких обвинений - это способ сделать то же самое, что когда-то обвиняли евреев в распятии: отвращение вины от самих себя. Я бы предложил гораздо более тревожный ответ на вопрос: «Почему мы сочувствуем Пилату?» Потому что Понтий Пилат - персонаж Страсти, который больше всего похож на нас. Пилат – человек образованный, западный, профессиональный; он не социопат, не какой-то восточный деспот, ни особенно бедный, ни фантастически богатый; прежде всего, он не религиозный фанатик. Законы чистоты евреев, их опасения по поводу идолопоклонства, кажутся им чуждыми и иррациональными, как они поступают с нами. Его забота не о Божьей чести, а о том, чтобы выполнить фразу из Конституции для внутреннего спокойствия. Он хочет, чтобы евреи не согласились на казнь ИИсуса, не будучи настолько жестокими. Пилат не кровожаден. Он неравнодушен к справедливости. Если бы этот выбор был выбран, он предпочел бы, чтобы невинные не умерли, но ни истина, ни справедливость не являются его высшими приоритетами. Он больше озабочен сохранением мира и сохранением своей работы. Пилат боится страстей толпы и мнений своих начальников. Он достаточно хитрый политик, чтобы знать, что лучше всего оставаться на среднем курсе. Даже если средний ход безнравственен, если Иисус избит до освобождения (Лк 23:13) - он все еще умерен и центрист. Действия Пилата в Евангелиях даже имеют способ преодоления разногласий. Он дружит с его бывшим соперником Иродом. В Евангелии от Луки Ирод является духовным, но не религиозным. Ему интересен Иисус, не желая ему сначала вреда, он даже желал увидеть его. Но когда он понимает, что в Иисусе нет религиозной новизны, нет быстрого исправления, нет знака; когда духовная экзотика стиралась, и Ирод видит в Иисусе только перспективу непопулярного морального обязательства, он не имеет для него никакого смысла. Пилат не признает абсолютного стандарта истины. «Что такое истина?» - спрашивает он (Ин. 18:38), вопрос, повторяемый в наши дни часто таким тоном, что подразумевает, что ответ будет оскорбительным. Пилат, как и многие из нас, столкнулся с озадачивающими утверждениями о правде и страстными религиозными различиями, отягощенными историей насилия и ошибок, У Пилата есть наклейка на бампере (?) COEXIST (сосуществовать). Однако проблема сосуществования заключается в том, что она иногда означает жертвовать теми, кто слишком далеко выходит из социального порядка, те, чье существование угрожает нашему сосуществованию, будь они невиновными или нет. Сосуществование не может терпеть того, кто говорит, что сосуществования недостаточно, что существует правильный и неправильный способ существования. Толерантность не терпит того, кто говорит: «Я есмь путь, и истина, и жизнь; никто не приходит к Отцу, а ко мне »(Ин 14: 6). Иисус пришел проповедовать любовь, а не терпимость. Евангелия имели бы совсем другое окончание, если бы его команда была: «Терпите друг друга, как я терпим вас (вами?)» (Ин 13:34). Мы похожи на Пилата. Мы все хотим, чтобы нас считали умеренными; нам не очень нравится наша религия; мы нервничаем в таких словах, как «правда». Мы знаем, что у таких слов есть способ вызвать конфликт, и мы хотим мира. Мы в основном порядочные люди, а это значит, что мы в основном способны функционировать в обществе, не делая друг для друга больше, чем средний вред. Я бы поспорил, однако, что люди в толпе, которая приветствовала Иисуса в Вербное воскресенье и повернулась против него в Страстную пятницу, были в основном порядочными людьми. Страстная неделя напоминает нам о том, насколько ужасно, чем по-настоящему достойны люди, не имеющие большого значения. Понтий Пилат не был монстром; он был совершенно обычным человеком, столкнувшимся с невозможной дилеммой: позволить невиновному умереть или рискнуть восстанием. И все же, Понтий Пилат приказывает Иисусу быть убитым. Мы можем сочувствовать Пилату, потому что он ищет компромисс, потому что он самый прагматичный характер Евангелия. Мы боимся абсолютов, а в Страстную пятницу Иисус предлагает только абсолютное. В Страстную пятницу перспективы гармоничного земного царства лишаются, как одежды Иисуса на десятой (ин?)станции. Остается только Бог, все, что остается, есть истина, и все остальное исчезло. Если бы Пилат был связан с Иисусом, он бы выбрал правду - и все. Больше ничего. Фактически, он отдавал бы счастье и гармонию, процветание и мир. Конечно, Бог хочет, чтобы мы имели все эти вещи, мы так говорим. Конечно, Бог не просил бы нас отказаться от того, что мы считаем нужным для счастья. В Страстную пятницу Пилат встречает Бога, который предлагает нам ничего, кроме Бога. И он отказывается. И мы тоже так привыкли отказываться от того, что мы больше не видим, что это делается как зло; на самом деле мы одеваем его такими именами, как терпимость, умеренность и порядочность. Действия Пилата в Евангелии не менее достойны порицания, чем действия Каиафы или Иуды или толпы, но мы сочувствуем ему, потому что мы сами предпочитаем отправлять Иисуса из поля зрения, чтобы он был распят, а затем отправить стражей вокруг гробницы.