Зимой 1891 —1892 годов галерея, к большому огорчению и самого Третьякова, и сотрудников его, и многих посетителей, была закрыта для широкого посещения публики. Посторонние лица допускались лишь с особого разрешения Павла Михайловича. Он не знал, как же быть дальше. С одной стороны, он собирал и собирает картины для всеобщего обозрения, а с другой — порча картин, кражи картин, часов и кошельков у посетителей галереи. Нужна широкая охрана. Старый порядок, когда каждый посетитель галереи считался гостем самого Павла Михайловича, отпадал. Нужен был какой-то исход. В это время, весной 1892 года, умер Сергей Михайлович Третьяков. Братья уже давно вели разговоры между собой о том, как передать городу Москве свои собрания картин и свой дом в Лаврушинском переулке (дом все время находился в их общем владении). Перед смертью Сергей Михайлович завещал, чтобы его картины, собранные им в доме на Пречистенском бульваре, были переданы в галерею Павла Михайловича, а затем, когда Павел Михайлович сочтет нужным, вместе с его картинной галереей, они должны быть переданы городу Москве.

Третьяков Сергей Михайлович. 1880-е Это завещание ускорило передачу галереи городу. Павел Михайлович решил, что пора сделать то, что он уже давно задумал. Собрание картин теперь достаточно велико, а вместе с картинами Сергея Михайловича оно уже представляет огромную художественную и материальную ценность — городу Москве будет поднесен действительно богатый дар. Вскоре началась перевозка собрания картин Сергея Михайловича из пречистенского дома в лаврушинский и подготовка галереи к передаче городу. Как передавать? Надо было строго учесть, что же у нас собрано. До этого времени у нас никакого каталога и учета не было, только у Павла Михайловича имелась тетрадь, в которой он записывал, когда покупал картину, и тут же ставил цену, которую он уплатил художнику. Но и эта запись была неполной. Он и сам не знал, сколько в галерее картин. Иногда спрашивал об этом меня или Ермилова. Мы тоже учета картин не вели, но знали каждую, потому что каждый день следили за их целостью, дневали и ночевали в галерее. А все-таки, какое количество картин было в галерее, мы не знали. Уезжая осенью за границу, Павел Михайлович поручил мне составить и подготовить опись всех картин: — Начните опись но залам,— сказал он,— отметьте, сколько в каждом зале картин и какие именно. Перепишите всю галерею. Я сказал, что названий некоторых картин у нас нет. Тогда Павел Михайлович передал мне очень много каталогов тех выставок, где он бывал и где покупал картины. — Тут вы найдете названия картин. Если же не найдете, то после закрытия галереи (то есть после четырех часов) поезжайте к художникам и у них спросите, как называется та или иная картина. И также соберите краткие биографические сведения: где родился художник, где учился, когда выставлял работы и где. Я так и стал делать. Долго я рылся в каталогах, ездил к московским художникам, получал сведения от авторов картин для первой описи галереи. Когда Третьяков вернулся из-за границы, он сам побывал у некоторых художников, расспрашивал их. Взяв у меня опись, он сравнил ее со своими записями в книгах, кое-что исправил, кое-что добавил, и после передачи галереи городу эта опись была отпечатана вместо каталога — первая опись Третьяковской галереи. В конторе у Третьяковых работал некто Г. И. Дельцов — человек образованный, ведший деловую переписку с заграницей. Павел Михайлович поручил ему окончательное составление описи. По моим черновикам Дельцов сделал рукопись каталога. Третьяков просмотрел, одобрил, и после этого я отнес ее в городскую типографию. Когда же из типографии принесли корректуру, мы смотрели ее уже втроем, причем на моей обязанности лежала главным образом проверка годов рождения и смерти художников и годов написания картин. Первый каталог вышел в количестве пяти тысяч экземпляров и продавался по десять копеек. Каталог разошелся очень быстро. Через два-три месяца потребовалось новое издание. Заказали его в десяти тысячах экземпляров, и с того времени стали выпускать по три издания в год, ценою по пятнадцать копеек.

Экспозиция Городской художественной галереи П.М. и С.М.Третьяковых. 1898 Дальше, готовясь к сдаче, Павел Михайлович отремонтировал всю галерею и пристроил к ней два новых обширных зала, в которых разместил картины иностранных художников, собранные Сергеем Михайловичем. Собрание это, действительно, было драгоценное. Уплата денег за картины производилась через контору, и мы знали, сколько за какую картину уплачено. Помню, например, Сергей Михайлович распорядился перевести французскому художнику Мейсонье сорок тысяч франков — по тем временам огромные деньги. Мы ждали, что прибудет большая картина. Этим, помню, были заинтересованы даже служащие конторы. А прибыл лишь небольшой рисунок. В собрании были картины Лепажа, Ренуара, Фортуни, Коро, Добиньи, Руссо и многих других известных западных художников. Правда, Павел Михайлович говорил нам, что соединение русских художников с иностранными нарушает цельность галереи, но, разумеется, волю брага он нарушить не захотел. Галерея перешла к городу от имени обоих братьев. 15 августа 1893 года галерея была торжественно открыта уже как "Московская городская галерея имени братьев Павла и Сергея Третьяковых". С галереей служащие — Ермилов и я — были переданы на службу города. Павел Михайлович, помню, обратился к нам с речью: — Вы теперь должны удвоить ваше внимание, должны работать больше, чем вы работали раньше. Я с вас буду спрашивать гораздо строже, так как теперь все стало народным достоянием. Годовой бюджет галереи Московская дума утвердила в сумме двенадцати тысяч рублей и, кроме того, постановила ежегодно отпускать по десять тысяч рублей на приобретение новых картин. Сумма эта, конечно, была совершенно ничтожна, потому что за одну только картину "Боярыня Морозова" Третьяков как раз в это время заплатил десять тысяч рублей. Третьяков решил, что на деньги, отпущенные думой, он будет покупать мелкие картины, а крупные — по-прежнему на свои.

Суриков Василий Иванович (1848-1916) Боярыня Морозова 1887 Холст, масло 304 х 587,5 Государственная Третьяковская галерея, Москва Передавая городу галерею, он поставил условие, что останется пожизненным попечителем галереи, что будет пополнять ее по своему усмотрению и что он и семья его будут жить в доме до его смерти, а после смерти дом переходит городу; оставшиеся в живых члены семьи Третьяковых переезжают в другой дом. Городская дума все эти условия приняла без всяких оговорок, и в жизни галереи как будто не наступило особенной перемены. По-прежнему в восемь часов утра открывалась дверь из жилых комнат и Павел Михайлович начинал обычный обход. По-прежнему он ездил по выставкам, осматривал. покупал. Только, действительно, стал относиться построже к нам, да сам почаще заглядывал в галерею, нет ли какого нарушения порядка. И вечером он стал аккуратно бывать, хотя прежде иногда и не бывал. Чаще, чем прежде, стал теперь обращаться за советами к художникам и вообще к людям искусства по поводу галереи, правильно ли развешаны картины, не следует ли некоторые картины убрать. Однажды, например, он позвал Остроухова и попросил его указать, какие, по его мнению, картины слабые. Вдвоем они осмотрели зал за залом, и Остроухов указал около пятнадцати картин, по его мнению, слабых. Несколько дней после этого Третьяков присматривался к этим картинам и в конце концов с экспозиции их снял. О передаче галереи в то время много писали в газетах. Это считалось очень большим общественным событием. Со времени передачи галереи городу число посетителей стало быстро увеличиваться. Если прежде, я помню, бывало три-пять посетителей в день, то теперь семьдесят-восемьдесят посетителей, а по праздникам сто пятьдесят и двести. Это был уже огромный шаг вперед в жизни галереи и, помню, как радовался Павел Михайлович, когда вечерами узнавал, что "сегодня было двести посетителей". Даже переспрашивал недоверчиво: — Неужели двести? Он видел в этих цифрах, что цель его трудов и забот достигнута.