«Святочный рассказ» - или «рождественский» - писался к Святкам, периоду от Рождества до Крещения, на который приходился и Новый год. В эти 12 дней принято было собираться по вечерам и развлекать друг друга историями, как сегодня это делает телевизор. 1. Антоний Погорельский. «Лафертовская маковница» Под псевдонимом «Антоний Погорельский» творил, как известно, Алексей Алексеевич Перовский, дядя А.К. Толстого. И кроме литературы, он не жалел таланта на развитие племянника. Повесть «Лафертовская маковница» формально не приурочена к Рождеству, однако аккумулировала все особенности жанра. Нечистую силу, чудеса и торжество добродетели. Именно она стала одним из первых образцов рождественского чтения в России. Не будем вдаваться в детали, чтобы не утомлять читателя. Поясним лишь: «Лафертовская» означает «Лефортовская», а «маковница» - это торговка маковыми лепешками. И она, конечно, ужасная ведьма. Не проходите мимо, как говорится.

Племянника Перовского, Алексея Константиновича, тоже можно смело рекомендовать к прочтению. Ведь именно для него дядя сочинил сказку «Черная курица», которая стала первым произведением детской литературы в России. И заодно благодатной почвой, которая взрастила талант А.К.Толстого. Подобно тому, как «Лафертовская маковница» стала первым оригинальным мистическим триллером, дебютная повесть Алексея Константиновича «Упырь» ввела в русскую литературу образ вампира. Хотя славы Брэма Стокера Толстой не достиг (как и его товарищи по вампирской теме), зато был дважды экранизирован – в Польше и у нас. И сегодня это прекрасное новогоднее чтение с хэппи-эндом. 2. Александр Александрович Бестужев-Марлинский. «Страшное гадание» До появления повестей Пушкина А.А. Бестужева, творившего под псевдонимом Марлинский, называли «Пушкиным в прозе». И было за что. Богатейший метафорический его язык нисколько не тормозит динамику рассказа. Поучиться писать у Марлинского могли бы и современные журналисты. Вроде закручивает-закручивает, а ничего лишнего - и читается на одном дыхании. В рассказе «Страшное гадание» присутствует весь рождественский «суповой набор»: и мороз, и вьюга, и разгул инфернальных сил, и роковая страсть, и смертоубийство. Любопытно, что «добрым духом», который служит нравственному исправлению героя, становится нечистый.

3. Николай Васильевич Гоголь. «Ночь перед Рождеством» «Ночь перед Рождеством», как и все «Вечера на хуторе близ Диканьки» - общепризнанная вершина рождественского жанра в русской литературе. Не говоря уж о том, что именно «Вечера» положили начало созданию гоголевского «Лукоморья» - великого мифа об Украине как о стране невиданных чудес, где люди обаятельны и остроумны, свободны и отважны, где правят сильные и благородные чувства. Отчасти последствия этого мифа мы расхлебываем теперь. Кузнец Вакула, оседлавший самого черта, живет в глубине души каждого, в ком течет украинская кровь... А ведь Н.В. Гоголь вполне мог бы сделаться целиком достоянием Украины, если бы столица империи и главные толстые журналы с их главными толстыми корифеями в 1828 году располагались, например, в Киеве.

4. Григорий Петрович Данилевский. «Святочные вечера» Вышедшие в 1879 году «Святочные вечера» гения массового чтива Г.П.Данилевского содержат уже значительные признаки иронического отношения к жанру. Во многих случаях «таинственному» находится разумное объяснение: например, убийцей священника оказывается вовсе не упырь, как думает вся деревня, а дьякон, который «подставляет» лежащего в церкви покойника, измазав ему рот кровью («Мертвец-убийца») и т.д. Особняком в цикле стоит рассказ «Жизнь через сто лет» - один из первых и ярчайших образцов футуристической фантастики в России. Главный герой, молодой человек Порошин, проглотив волшебную пилюлю, из Парижа 1868 года переносится в Париж 1968-го. И обнаруживает, что Францией теперь правят китайцы и Ротшильды, Европа платит могущественному Китаю-завоевателю огромный налог, мужчины носят халаты, а женщины - только ювелирные украшения – и больше ничего (вечная мужская мечта). Оперу и другие спектакли люди слушают по телефону, сидя в ресторанах. Единственное, что довольно точно угадал фантазер Данилевский, так это то, что города имеют центральное отопление, освещение и водопровод.

5. Николай Семенович Лесков. «Святочные рассказы» Первая святочная повесть – «Запечатленный ангел» - принесла Лескову гонорар 500 рублей за полгода работы. Причем главного героя – старовера – ему пришлось, по велению цензуры, переделать в новообращенного христианина. Эти трудности не остановили писателя. Он продолжил «святочную» деятельность. Возможно, нет ни одного писателя на свете, у которого бы так много сочинений носило подзаголовок «святочный рассказ». И даже если и не носило, все равно содержало в себе столько черт, присущих жанру, что литературоведы до сих пор спорят, какие сочинения Лескова считать святочными, а какие – «обычными».

6. Чехов, Дорошевич, Зощенко: юмористический рассказ Одним из видных представителей «серьезного» святочного жанра был Василий Иванович Немирович-Данченко (брат того самого Владимира Ивановича, соратника Станиславского). Он упомянут в миниатюре Дорошевича «В аду» самый первый. В адской лавке он приобретает у черта-приказчика – и покойников «мужеских и дамских сортов», и собаку, и «младенца с фокусом», то есть не простого, а такого, который вырастет и целый уезд спасет от скарлатины. Такие авторы, как Василий Иванович, были многочисленны и невольно наводили своих одаренных современников на сатирические мысли. В «смешной» разновидности жанра отметились лучшие. От Чехова до Тэффи и Зощенко. Святочный рассказ в своей формальной простоте давал хорошую и небесплатную возможность, так сказать, разогнать перо. Молодой, 20-летний, Чехов в 1880 году, нащупывая свой стиль, пишет «Тысячу и одну страсть или Страшную ночь», - «робкое подражание Гюго», пародируя и святочную поэтику со страстями, темными ночами, неизменными мертвецами и младенцами, и стилистику романтической прозы, которая особенно высмеивалась во второй половине XIX века. Зощенко – почти на полвека позже – иронизирует над идеей благодеяния. В рассказе «Последнее Рождество» «божественный» старичок-одуванчик, напевая рождественский тропарь, облапошивает почтенную публику. В ряду юмористов есть и один подзабытый, уже нами упомянутый, автор – журналист Влас Дорошевич. Его «Святочный рассказ» и сегодня можно читать со сцены под взрывы хохота. Оцените начало: главный герой сидит в шкафу во фраке и пытается написать «трагический» рассказ к Святкам. Он так объясняет свое положение: «Люди целый год живут свиньями и к празднику вдруг начинают убираться! Убираться! Старые женины башмаки, которые, чёрт их знает зачем, целый год валялись на чемодане, прячут в ваш письменный стол. Это у них называется "убираться"! А муж садись в шкаф, да ещё во фраке. Во фраке потому, что со всех остальных костюмов выводят пятна…».

7. Борис Акунин «Кладбищенские истории» В современной русской литературе новогодний жанр живет очень разнообразной жизнью. Рождественские тексты есть у многих – от Дарьи Донцовой до Дмитрия Галковского (одного из самых тонких и обаятельных авторов постмодерна). Но лавры первого парня, пожалуй, отдадим Григорию Шалвовичу Чхартишвили и его внутреннему соавтору Борису Акунину. У Акунина есть короткая фантастическая история, снабженная подзаголовком «типа святочный рассказ» - «Проблема 2000» - о том, как люди разных эпох вдруг увидели друг друга в зеркале и – волею высших сил – поменялись телами. Но вершиной «святочного» творчества Акунина я бы назвала «Кладбищенские истории». К Рождеству они не приурочены, но содержат все атрибуты «страшного рассказа». Здесь и мертвецы, и призраки с вампирами, и страшные тайны, и роковые стечения обстоятельств. Разумеется, все переработано в постмодернистском ключе. Например, Карл Маркс после смерти, как последовательный материалист, не желает покинуть свое тело и становится вампиром – пьет кровь истовых коммунистов. Любопытен и подход к форме (названный критиками «экспериментальным»): каждый рассказ Бориса Акунина сопровождается исторической справкой за авторством Григория Чхартишвили.

8. Чарльз Диккенс. «Рождественские повести» Писатель, в детстве познавший нужду и несправедливость, особенно остро чувствовал контраст между бедностью и богатством, низостью и благородством, черствостью и милосердием. Это свойство таланта сделало Диккенса (помимо всего прочего) непревзойденным корифеем новогоднего рассказа (да и всей английской словесности, если кто вдруг не в курсе). «Рождественские повести» выросли из намерения написать памфлет «К английскому народу, в защиту ребёнка-бедняка» (против эксплуатации детей на предприятиях). Памфлет не задался, зато с 1843 по 1848 год из-под пера автора вышли пять повестей: «Рождественский гимн в прозе: Святочный рассказ с привидениями», «Колокола: Рассказ о Духах церковных часов», «Сверчок за очагом: Сказка о семейном счастье», «Битва жизни: Повесть о любви», «Одержимый, или Сделка с призраком». Как видно из названий, с рождественскими штуками тут все в порядке: призраки, духи и привидения, гремящие цепями. Этот волшебный инструментарий автор использует, чтобы напомнить нам важную вещь: человек в своей основе добр, даже в самом черством сердце брезжит луч милосердия. В 2012 году – к двухсотлетию писателя – в Великобритании провели опрос и выяснили, что самый популярный его персонаж - Эбинизер Скрудж из «Рождественской песни в прозе». Раскаявшийся грешник оказался читателю ближе всех диккенсовских праведников. Любопытно: В СССР писателя издавали миллионными тиражами

9. О. Генри. Рассказы У О.Генри, одного из лучших литературных спринтеров и блестящих наследников диккенсовской традиции, по сути дела, все рассказы «рождественские». Но традиционный конфликт добра и зла автор - из текста - переносит в воображение читателя. В финале герои О.Генри - всегда не то, что мы о них думали в начале. Мошенник великодушен, мужлан - тонкая натура, бродяга спасает богатое семейство от грабежа (хотя по логике, должен богачей ненавидеть) и т.д. Удивительная способность нас растрогать не изменяет писателю, даже когда он высмеивает что-нибудь, например, «календарную» благотворительность в День благодарения: умирающий от голода Старый джентльмен на последний доллар угощает бродягу, которого прежде уже до отвала накормили другие (рассказ «Во имя традиции»). Ах, как же нам жалко этого Старого джентльмена! Как будто он наш собственный дедушка, хотя жил он более ста лет назад в голове у мистера Уильяма Сидни Портера (настоящее имя О. Генри).

10. Агата Кристи. «Рождество Эркюля Пуаро» Симеон Ли, вредный старик и миллионер, впервые за 20 лет, собирает в родовом поместье Горстон-Холл свою семью, якобы на Рождество, а на самом деле - чтобы всех между собой перессорить. Ему нравится мучить потомков, которые, естественно, ждут-не дождутся наследства. Однако вскоре старика находят жестоко убитым - с перерезанным горлом. Эркюль Пуаро и инспектор Сагден выясняют, что мотив и возможность зверски замочить дедулю была у каждого члена семьи и даже у слуг… Автор с блеском подтверждает свой титул королевы детектива: густая интрига, обставленная живописными скелетами в шкафу - лучшее атмосферное чтение на праздничной неделе.

 KP.RU