− Когда и где вы родились?

− Родился я 8 августа 1926 года в селе Никольское Сысертского района Свердловской области в семье крестьян, колхозников.
Отца моего звали (у нас к отцу обращались не “папа”, а “тятя”) Петр Иванович, а мать – Мария Савельевна. Фамилия наша – Теплотанских. В семье отца нас было четверо детей: я, мои родные братья Иван (1919 г.р.) и Василий (1920 г.р.) и наша старшая сестра Женя (1908 г.р.).
Также у моего отца были приемные дети – Николай и Дмитрий. Дело в том, что когда наши родственники дядя Вася и дядя Прокопий погибли в Гражданской войне, наш отец взял их сыновей Николая и Дмитрия в свою семью как приемных детей. Отец сказал их матерям: «Вот знаете, бабы, пусть они с нами живут. Трудно сейчас». Николай называл мою мать мама Маша, а свою родную мать – мама Елена. Николай, по-моему, был 1914 года рождения, а Дмитрий, кажется, был на год старше Ивана. Также у меня был двоюродный брат по матери. Его звали Егор (1904 г.р.).
Второй из моих родных братьев Василий служил на границе, на Дальнем Востоке. Он был дважды ранен, дважды награжден и в 1983 году скончался от полученных ран: у него было прострелено легкое. Так что, из всех братьев остался я один.

Родители Николая Петровича
− Расскажите про свои детские годы.

− Как и все дети я учился в школе. После занятий ребята ходили на конный двор к жеребятам, а девочки ходили в овощную бригаду. В летнее время мы помогали колхозу: прополка полей, сенокос. Мне тогда было примерно 10 лет. Работали мы без всякой оплаты, т.е. за бесплатно. А потом, когда мы стали чуть постарше, лет в 12-13, когда люди заканчивали свою работу, мы брали лошадей и к ночи отправлялись в лес. Лошади там паслись, гуляли, а мы пекли картошку, играли и до утра сидели за костром. Так как у нас там на Урале лесистая местность, бывало, что к нам подходили волки. После ночных посиделок утром мы возвращались в деревню, сдавали лошадей, а сами отдыхали.
Помимо перечисленных работ, мы когда были постарше на сенокосе копна возили. Это когда сено было готово, нам клали копны. Волокуши такие запрягали, и мы везли в Середу.

− Что еще можете рассказать про довоенное время? Например, была ли у вас в школе военная подготовка?

− В школе у нас в старших классах, ну как старшие классы, я считаю с 5-го класса уже старший класс, к нам приходили ребята, отслужившие в армии. К примеру, мой старший брат, потом там Александр Васильев как раз приходили к нам в школу. Они давали какую-то информацию об военной подготовке и службе.
Когда нам исполнилось по 16 лет, нас приписали, и мы проходили всеобуч. Там мы изучали устройства оружия, военную дисциплину, воинские звания, порядок дежурства и т.д. Все проходящие обучение ребята были распределены по разным отделениям. Мы проходили на лыжах 10 км – в одну сторону – 5 и обратно – 5. Это была как подготовка, всеобуч.
Всё это обучение мы проходили зимой в вечернее время, потому что люди, которые занимались военной подготовкой, днём работали, а вечером были свободны.

− Расскажите пожалуйста про своего отца. Он участник Гражданской войны?

− Отец мой Петр Иванович родился в 1878 году. Образования как такового у него не было. Он умел немножко считать и писать. Считай, полуграмотный. Он был крестьянином. В селе его уважали, он был в авторитете. А село-то у нас было большое – 1000 домов было.
В Гражданскую войну в наших краях действовала белая армия адмирала Колчака. Как сельчане рассказывают (мой отец мало рассказывал о тех событиях – Н.П.), когда его отряды подходили к Екатеринбургу (оттуда до нашего села – 75–80 км) у нас в лесах начали образовываться отряды партизан. Одним из таких отрядов руководил старший брат моей мамы дядя Вася, а отец наш был у них связным. Ну он не один был, там еще кто-то был. Помню, я спрашивал у отца: «Тятя, а ты других связных знал?» Он ответил: «Нет. Никто из нас про другого не знал. Он меня не знал, а я – его. Это было засекречено».
Однажды колчаковцы пришли за моим отцом, так как кто-то из своих дал на него наводку, т.е. его сдал. Хоть отец о своей причастности к партизанам и не распространялся, информация об этом всё равно как-то просочилась. В двухстах метрах от нашего села есть сосновый лес, который называют Щелкунским лесом. Там рядом есть село Щелкун. Поэтому лес так и назывался. Так вот, отца схватили и увели в этот лес. Там его стали пытать: повесили верх ногами и начали ему на спине вырезать звезды и еще что-то. Благо, кто-то из других связных сообщил об этом партизанам. Они пришли и отца моего освободили. Этот случай на него, конечно, сильно повлиял. Умер он в 1945 году на 67-м году жизни.

− А еще были какие-то рассказы про зверства белых? Именно от живых свидетелей.

− Вот, к примеру в Шайдурово, что в 20-ти километрах от нас жила мамина младшая сестра. Там вот дело доходило вплоть до изнасилования женщин и девушек. Больше этого я не знаю.

− У вашего отца были какие-то привилегии из-за за того, что он был красным партизаном?

− В то время никаких привилегий не было. Какая там привилегия.

− Николай Петрович, до колхоза у вас хозяйство большое было?

− Ну до колхоза какое у нас хозяйство было я не помню. Потом, видите ли какое дело. В царское время у нас был барин Приперин. Земля в основном у него была. А землю давали, когда еще крепостное право ликвидировалось. Потом при царе было как: на девушек землю не давали, только на парней. У нас-то до революции был один отец Иван, которому сколько-то земли дали. А на няню, старшую сестру не дали ни одной сотки.
У нас лошадь была, но как создали колхоз мы ее сдали. Также было немного земли, но какой площади я не знаю. Я не знаю даже, где наша земля была расположена, потому что все делянки вспахали.

− Что вы можете рассказать про этого барина Приперина?

− Я его лично не знаю. Когда революция началась его сразу не стало. Пропал. Вот что я знаю про него из рассказов отца. Когда в 1917 году революция свершилась ему якобы позволялось остаться здесь. Он говорил: «Я для вас барин. Кто меня оставит здесь, власть какая, я для него тоже барин». И вот ему позволили сколько-то повозок имущества нагрузить и фаэтон – ездить самим и они значит уехали.
Позже мой брат Иван был председателем колхоза и был членом бюро райкома. Однажды где-то вне Свердловска был какой-то семинар или что-то в этом роде. У нас ведь тогда не область была, а Уральский край. Пермь, Свердловск, Уфа, Челябинск и другие города.
И вот Иван потом рассказывал, что он увидел Володьку, сына этого барина. Он тоже был членом бюро, только в Перми. Может не области, может района только, но тоже был членом бюро. И встретились они. Что хочу сказать, значит он не был таким же как варвар.
Отец рассказывал, как в царские времена вели себя барины. Если ты когда едет барин или даже его приказчик, свой головной убор не снял и не поклонился, получал удар плеткой. Вот так. Даже незадолго до революции так барины обращались с простыми людьми, хотя крепостное право было отменено еще в 1861 году.
Это удивляться не надо. У нас дедушка Ганя был кучером. Он говорил, что не поклонились, и приказчик или кто там сразу плеткой. Когда тёлка потерялась или ее волки задрали, пастуха где-то на конюшнях плетью драли.
Также былое такое. У кого не хватало хлеба, зерна до нового, те приходили к приказчику (к барину уж не ходили) и спрашивали: «Дай до нового». Он говорил: «Бери пудовку, отдашь две». Пудовка это такая металлическая круглая вот такой высоты. И вот зерна насыпали пуд, по сегодняшнему 16 кг. Получается у барина брали пуд, а возвращали уже два.
Большинство крестьян имели малоплодородную землю. Сколько по площади сказать не могу. Было вот 27 десятин в одном месте. Там называли по фамилии, чья это земля. Но у него было так. Дядя Саша, Александр, Иван. У него было 4 сына, и он пятый, и вот у них было 20 десятин. Я знаю, что плодородной земли там было половина, а половина была как щебенка.
Когда установилась Советская власть, были огороды, земля пудом. Так вот вместе с домом и огородом колхознику давали 50 соток, полгектара. А кто тут жил и работал на производстве, скажем в МТСе или лесхозе, тем давали 15 соток там, где дом стоит.
У нас же земля такая средняя была объемом 50 соток. Держали корову, овец, гусей. А держать свиней в нашем селе как-то не заведено было. Участки удобряли, и помню, что у нас хороший был урожай. Картошка и морковь хорошие были. Кабачки мы не знали, а вот тыкву сажали. У нас сзади дома была пристроечка такая, и плети от тыквы забиралась туда и наверх. Однажды там такая тыква выросла, что мужики целым коллективом приходили и снимали оттуда. Уж больно огромной она была. Я тогда мальчишкой еще был. Помимо этого, также выращивали редьку, турнепс, свеклу, капусту, потому что надо было запастись на зиму. Погреба у нас были. Капусту солили, огурцы солили, грибы. Грибов много было. У меня у отца вот такие вязки были: в одной – грузди, в другой – рыжики. А вот белые грибы до сих пор не очень признают. Берут, конечно, но всё зависит как пойдут грузди и рыжики.

− Как я предполагаю, голод 30-х годов вас не затронул?

− Затронул. В 1932 году у моего старшего брата случилось воспаление легких. Мы с мамой пошли к нему, а принести туда нечего было. Там в больнице работал и получал зарплату один человек с такой же фамилией, которую носим мы. Этого человека звали то ли Павел, то ли Анатолий. Кстати, наша фамилия встречалась очень редко. Так вот, этот человек дал моей маме кусочек черного хлеба, и мать мне немного отделила. Я до сих пор помню, какой же это был сладкий хлеб. В итоге мы брату хлеба, молока принесли, мама картошки там приготовила, ну больше нечего.
Тогда ведь весь Советский Союз захватил голод. Два года был неурожай. У нас в селе так же два года подряд был неурожай.
В голод я был еще мальчишкой, поэтому как говорится не могу всё подробно описать. Я помню только, что люди ходили в лес и собирали грибы, ягоды и полезные травы. Я помню как отец приносил пиканы, которые мы варили с солью и ели. Также ели крапиву, лебеду и т.п.

− Каковым было отношение к религии в вашей семье? Верили в Бога?

− У меня дедушка по матери Иваныч был богомольным. Он в церкви сторожем служил. Я его не застал, но мама говорила, что пока она с братом Василием (который был красным партизаном) молитву не прочитают, мой дедушка их за стол не пускал. Потом дядя Вася был неверующим.
Мои родители в Бога не верили. Мать здесь даже в церковь не ходила. Что касается меня, я тоже неверующий. И на фронте, насколько я знаю, никто о Боге не вспоминал.
В основном мы уже в Москве жили, в домах при МГУ. Там МГУ как раз строился. Сейчас там находится метро Академическое, а раньше его не было. И вот женщины пожилые ходили на Ленинские горы в церковь и молились, а мама не ходила. Её звали: «Савельевна, пойдем!», а она отвечает: «Не пойду я». Я ей: «Мама, ну ты чего?» – «Коля, ну чё я пойду? Я в церковь не ходила. Не пойду я».

− А кто-нибудь из вашей семьи до войны был членом партии?

− До войны у нас членом партии был Иван, а отец – нет. Также двоюродный брат Николай был членом партии. Мамин брат дядя Георгий был членом партии и секретарем райкома. Дядя Семен тоже был членом партии и занимал должность зам. председателя райисполкома. По-моему, он был то ли по продовольствию, то ли по сельскому хозяйству. Второй брат Василий (1919 года рождения) по маминой линии тоже был в партии.

− Репрессии 1937-38-х годов вашу семью или знакомых затронули?

− В 1937 году дядя Фоню и его брата дядю Алексея забрали и всё. За что именно – не знаю. Они потом не вернулись. Дело в том, что они отделялись от колхоза, от всего. У нас пекарня была и дядя Фоня там пекарем работал, в магазины хлеб привозил. У него было трое детей. А у дяди Алексея дети – Афанасий (1921 года рождения) и Галя. Кстати, Афанасий погиб на фронте.

− Вы наверняка были комсомольцем или членом партии…

− Я был комсомольцем, а потом и членом партии. В комсомол я вступал два раза, потому что когда в июне 1944 года наш танк под Каунасом был подбит, у меня все документы сгорели. Повторно в комсомол я вступил во 2-й отдельной гвардейской танковой бригаде. Потом уже я стал членом партии.

− У вас в семье были разговоры о возможности войны с Германией? Предполагали ли вы?

− Нет. Я помню только, что перед войной у нас машины проходили. Говорили военные что ли.

− Брат ваш Иван вам что-нибудь рассказывал о Финской войне?

− Ну про Финскую войну говорил. Вообще-то он был танкистом. Так как он был 1912 года рождения он проходил службу в армии с 1932-го по 1936-й года в Тюмени. Отслужил положенный срок и потом его уговорили остаться на сверхсрочную службу. Он там служил еще 2 года танкистом. После армии его друг Миша был трактористом, а Иван – бригадиром трактористов. Потом брат в 1937-39 гг. был председателем колхоза. В общем до самого ухода на Финский фронт Иван был председателем. На войну он и Миша ушли добровольцами.
Иван рассказывал, что перед войной, в 1938-39 года его обучали. В Финской войне он был не танкистом, а командовал группой лыжников, стрелков что ли. На танках воевали именно те, кто давно служил. Дело в том, что в той войне участвовали те, которые служили и не было такой демобилизации, чтобы призывали как в годы Великой Отечественной войны.
Были такие случаи, что «кукушки» были. Вот его «кукушка» и ранила в левую руку, в предплечье. Морозы были, одевали хорошо. Война была обоюдная. Можно сказать, что потери были одинаковые и с той и с другой стороны. Иван говорил, что финны дрались здорово. Он пришел с войны 13 апреля 1940 года. Был награжден медалью «За отвагу».
Наши рабочие колхоза выезжали в поле, и он прибыл. Уже на второй-третий день он принял руководство колхозом на себя как раньше. Ему сказали: «Иван Петрович, отдохни». А он сказал: «Какой отдыхать?» Он был таким боевым парнем.

− Николай Петрович, как изменилась жизнь с началом Великой Отечественной войны?

− С началом войны в 1941 году всё взрослое трудоспособное население ушло на фронт. Не то, чтобы всех призвали, большинство ушло добровольно. Дома остались женщины с детьми, старики, старухи и мы, подростки.
У нас тогда как раз формировали сибирские дивизии. Мой старший брат Иван (1912 г. р.) до этого воевал на Финской. Был ранен, награжден. Он до Финской войны еще был председателем колхоза. Когда оттуда вернулся его восстановили в колхозе на эту же должность.
Когда началась Великая Отечественная война, Иван сагитировал остальных двоюродных братьев – Дмитрия (Прокопьевич), Николая (Васильевич) и Егора Старкова (он был по материнской линии) записаться добровольцами. Таким образом, они все четверо ушли на фронт. Они думали, что война будет не такой, как на Финской и т.д. Они участвовали в обороне Москвы от немцев. Сначала мы получали от них письма, а потом в конце 1942-го они прекратились. Поэтому Иван, Николай и Дмитрий числятся пропавшими без вести, но мы предполагаем, что в районе Ржева они все трое погибли. А Егор погиб на Курской дуге – жене дяди Васи тётке Аксении (мать Егора) пришла его “похоронка”.

− Николай Петрович, чем занимались вы и остальные подростки, когда началась война?

− Так как по причине ухода мужчин на фронт многие рабочие места опустели и их нужно было занимать. По этой причине большинство ребят, в том числе и я прекратили учебу. Я, например, с осени, примерно с начала декабря 1941-го по 42-й год был в числе четырех человек из колхоза, работавших на подводе. Работали и жили мы в 36-ти км от дома. Мы выехали туда на лошадях. Там на работе мы отвозили на военный завод дрова, так как угля-то не хватало. Для этого ездили 5 км в лес, и должны были сделать два рейса обязательно.
Михаил с отцом рубили дрова. Там одна группа рубила дрова, а вторая – возила. Когда весной прибыли туда, меня и Михаила посадили на трактор. Почему? Потому что мы работали уже прицепщиками. У Михаила трактористом был Иван 1920 года рождения, а у меня – Василий, так же 1920 года. Мы значит с Михаилом были прицепщиками и трактор знали хорошо. В другой раз мы сами садились за трактор, а наши напарники отдыхали. Работали мы с 6 утра и до 6 вечера, а второй сменщик – с 6 вечера до 6 утра, поэтому трактор не стоял без работы.
Работали мы на тракторах ХТЗ. Работали хорошо и нас без курсов посадили. Некоторые женщины владели специальностями – были трактористками, комбайнёрами. Вот у нас, к примеру, в бригаде работала Катя. Она потом вышла замуж за нашего бригадира. А в другой бригаде – в полеводческой была Евдокия, которая по специальности была комбайнером. Ее муж Константин был на фронте. Работали нормально. Некоторые из девчат были прицепщиками. Вот мы, одногодки, вместе работали: Галя работала прицепщиком, Маша была штурвальной на комбайне. У нас ведь тогда не было самоходных комбайнов. Были только прицепные.
Шел 1943 год. Дядя Петя комбайнером был, и он меня взял, чтобы я водил комбайн. Наверное, они выбирали таких трактористов, которые были понадежнее что ли. И я водил комбайн.
Случались и поломки, конечно. Видите какое дело. Самым уязвимым местом были шатунные подшипники. Шабровка была, делали. Потом коленчатых валов не было – шлифовали. Шлифовка была по-разному. Например, когда у меня дядя Вася был во вторчермете в Свердловске, наш брат Иван послал туда 4 подводы. Мы поехали туда во вторчермет. Я взял головку блока, коленчатый вал вместе с заводскими шатунами, там еще кое-что подобрал и по приезду снабдил этим свой трактор. Я перетяжку шатунных подшипников делал очень редко, потому что там заводское всё было. Вот так вот.
Как я уже говорил, работали мы на тракторе с 6 утра до 6 вечера. Когда я комбайнером стал, только чуть роса сошла утром, все ехали в поле и косим до тех пор, пока роса не сядет. Уже темно было, а всё равно вот так работали.

− А кстати, находясь в Свердловске вы что-то слышали про парад 7 ноября 1941 года?

− У меня даже газета есть про это событие. Но мы потом только услышали, что якобы парад был на Красной площади. Думаю, «Как же так война?..» Мы ведь еще подростками только были, но среди взрослых-то мы об этом слышали. Тогда в Москве Сталин выступил и сказал, что остается здесь. Люди переговаривались: «Как это так? И Сталин не уехал». Дух-то какой приподнятый был. Это первое. Ведь какой урон был нанесен нашей стране. Надо было как-то объединят народ. Это ведь не чья-то работа, это работа Сталина. Он же руководил армией и руководил государством.
Во-вторых, сколько заводов и фабрик во время войны нужно было эвакуировать под его руководством. У меня дядя Георгий был партийным работником и был дежурным от обкома. А сюда эвакуировали завод имени Калинина. Он расположился недалеко от обкома. А сюда эвакуировали завод имени Калинина. Он расположился недалеко от завода Уралмаш и назвали его Эльмаш им. Калинина. Там был калининский станок, потому что когда-то на нем трудился сам Калинин. Возвели фундамент и поставили станки, а стен и крыши не было. Здание недостроено, а уже начали снаряды делать. Дядя Георгий говорит, что время его дежурства в завод позвонил Сталин и спросил: «Когда будете промышленность давать?». Дядя Георгий слышал, что Сталину ответили так: «В назначенное время промышленность будет». Так что народ последнее отдавал на пользу фронта. Благодаря сплоченности и самоотверженности всего народа СССР мы в конце концов смогли победить фашизм.

− Вообще вы хотели в армию попасть?

− Очень хотел, но дело в том, что я имел бронь, потому как брали тогда не всех трактористов: оставляли пожилых и очень молодых. А мне тогда было 16-17 лет. Так вот стали брать 17-ти летних ребят, а меня не берут. Я пошел к нашему военкому полковнику Мышкину. Он был приятелем моего старшего брата Ивана. Так вот, я пришел к нему и спросил: «Почему меня не берут?», а он мне говорит: «Тетя Мария (моя мать – Н.П.) одна осталась. Уходи отсюда. Ты имеешь бронь». Оказалось, что братья-то мои на фронте погибли. В живых остался только один из них, который был на Дальнем Востоке.
После я пришел в сельсовет, взял там кое-какую бумажку и пошел в военкомат. Там, по-моему, капитан один был. Я подошел, и он раз – записал меня в танковую школу в Свердловске.

Теплотанских Н.П. в танковой школе.
Продолжение следует...
#рассказыовойне
Теплотанских Николай Петрович - танкист.