Предыдущая публикация
«ЗИМНИЙ ПУТЬ»: «СТРАШНЫЕ ПЕСНИ» ФРАНЦА ШУБЕРТА
Много лет я пел песни.
Когда бы ни пытался я петь о любви, любовь превращалась в боль.
А когда я пытался петь о боли, она превращалась в любовь.
Ф. ШубертКогда бы ни пытался я петь о любви, любовь превращалась в боль.
А когда я пытался петь о боли, она превращалась в любовь.
«Зимний путь» (Winterreise) –
Цикл из двадцати четырех песен на стихи Вильгельма Мюллера, написанный Шубертом в 1827 году, незадолго до смерти.Мюллер, немецкий поэт-романтик, умер в 31 год. Шуберт – в 32.
Слева – Франц Шуберт. Справа – Вильгельм Мюллер.
Эта близость смерти, конечно, бросает на «Зимний путь» особый отсвет.
Вообще получилось странное противоречие: это цикл для домашнего музицирования, для уютного вечера в гостиной.
Он и подогнан (видимо, по настоянию издателя) под музыкантов-любителей, в нем нет особо высоких нот и неодолимых пассажей. Камерный минимализм – только голос певца и партия на фортепиано.
Между тем это, по определению самого Шуберта, «страшные песни», полные экзистенциальной тоски, и противовесом ей – лишь легчайшая ирония, с которой автор подтрунивает над своим романтическим разладом с миром.
Каждая из песен вполне самостоятельна, но вместе они будто бы намечают пунктиром некую сюжетную линию:
Герой расстался с любимой девушкой и пустился в странствия.
И каждая новая песня добавляет детали и обстоятельства, дразня воображение, заставляя его достраивать картину… но разгадка ускользает из рук, чтобы снова поманить нас в следующей песне – и снова оставить без ответа.
Почему влюбленные расстались?
Кто из них стал инициатором разрыва?
Или это произошло против их воли?
Есть ли цель у этих скитаний в холодном краю?
Герой хочет помнить или позабыть?
Уйти навсегда или вернуться?
Смерть ожидает его в конце или нечто другое?
***
В качестве своеобразного ключика к этой шкатулке с секретами можно использовать недавно опубликованную у нас книгу Иэна Бостриджа «”Зимний путь” Шуберта: анатомия одержимости».
Вообще получилось странное противоречие: это цикл для домашнего музицирования, для уютного вечера в гостиной.
Он и подогнан (видимо, по настоянию издателя) под музыкантов-любителей, в нем нет особо высоких нот и неодолимых пассажей. Камерный минимализм – только голос певца и партия на фортепиано.
Между тем это, по определению самого Шуберта, «страшные песни», полные экзистенциальной тоски, и противовесом ей – лишь легчайшая ирония, с которой автор подтрунивает над своим романтическим разладом с миром.
Каждая из песен вполне самостоятельна, но вместе они будто бы намечают пунктиром некую сюжетную линию:
Герой расстался с любимой девушкой и пустился в странствия.
И каждая новая песня добавляет детали и обстоятельства, дразня воображение, заставляя его достраивать картину… но разгадка ускользает из рук, чтобы снова поманить нас в следующей песне – и снова оставить без ответа.
Почему влюбленные расстались?
Кто из них стал инициатором разрыва?
Или это произошло против их воли?
Есть ли цель у этих скитаний в холодном краю?
Герой хочет помнить или позабыть?
Уйти навсегда или вернуться?
Смерть ожидает его в конце или нечто другое?
***
В качестве своеобразного ключика к этой шкатулке с секретами можно использовать недавно опубликованную у нас книгу Иэна Бостриджа «”Зимний путь” Шуберта: анатомия одержимости».
Иэн Бостридж – певец (тенор), исполняющий Шуберта на протяжении десятилетий.
Это первое, что заслуживает внимания: перед нами рассказ человека, который сам раз за разом погружается в эту музыку и воссоздает ее заново.
Но чувствовать и понимать музыку мало, о ней надо уметь рассказывать, подбирая слова для того, что трудно описать словами. Это под силу далеко не всем исполнителям.
Бостридж, интеллектуал с блестящим образованием, и с этой стороны являет себя в лучшем свете.
Бостридж, с его оксфордским и кембриджским прошлым и ученой степенью, интеллектуал подлинный.
У него широкий кругозор и, что важнее, привычка мыслить, анализировать, сопоставлять, крутить предмет так и эдак, разбирать его на части и снова собирать в единое целое.
Это первое, что заслуживает внимания: перед нами рассказ человека, который сам раз за разом погружается в эту музыку и воссоздает ее заново.
Но чувствовать и понимать музыку мало, о ней надо уметь рассказывать, подбирая слова для того, что трудно описать словами. Это под силу далеко не всем исполнителям.
Бостридж, интеллектуал с блестящим образованием, и с этой стороны являет себя в лучшем свете.
Бостридж, с его оксфордским и кембриджским прошлым и ученой степенью, интеллектуал подлинный.
У него широкий кругозор и, что важнее, привычка мыслить, анализировать, сопоставлять, крутить предмет так и эдак, разбирать его на части и снова собирать в единое целое.
Иэн Бостридж
Слово «анатомия» в заголовке довольно метко характеризует подход Бостриджа к предмету.
Как не вспомнить пушкинского Сальери – «музыку я разъял, как труп».
Но Сальери, как мы знаем, в реальности не был злобным завистником. А лично для Шуберта он и вовсе стал учителем и покровителем, причем уроки давал бесплатно, исключительно из желания поддержать талантливого мальчика.
Как не вспомнить пушкинского Сальери – «музыку я разъял, как труп».
Но Сальери, как мы знаем, в реальности не был злобным завистником. А лично для Шуберта он и вовсе стал учителем и покровителем, причем уроки давал бесплатно, исключительно из желания поддержать талантливого мальчика.
Шуберт был любимцем Сальери (а среди его подопечных, на минуточку, числятся еще Лист и Бетховен), их связывали теплые отношения, и ученик впоследствии посвятил своему учителю несколько произведений.
Антонио Сальери
Все части «Зимнего пути» тесно связаны между собой, пронизаны сетью взаимных смысловых и музыкальных отсылок.
Выберем только пять из двадцати четырех.
Выберем только пять из двадцати четырех.
4 Erstarrung – Оцепенение
Одна из самых красивых и ярких песен во всем цикле.
Наплыв чувств, драматическое напряжение,
«маниакальная одержимость», по определению Бостриджа
…Она метафорически говорит о чувстве, которое погребено, подавлено и стремится вырваться наружу.
Явное присутствие этой темы в песне, которое мы ощущаем, реализовано через конфликт между бурными волнами эмоций в фортепьянной партии (бессознательное? Фрейдистское «Оно»?) и контролем и отпором им в голосовой.
Наплыв чувств, драматическое напряжение,
«маниакальная одержимость», по определению Бостриджа
…Она метафорически говорит о чувстве, которое погребено, подавлено и стремится вырваться наружу.
Явное присутствие этой темы в песне, которое мы ощущаем, реализовано через конфликт между бурными волнами эмоций в фортепьянной партии (бессознательное? Фрейдистское «Оно»?) и контролем и отпором им в голосовой.
7 Auf dem Flusse – У ручья
…Острым камнем я вырежу на ледяной поверхности ручья ее имя, день встречи и расставания, и окружу надпись изломанным кольцом.
Песня «У ручья», или «У реки», начинается с холодной безучастности, звучащей в фортепьянной партии, с отстраненного, безэмоционального движения мелодии, вызывающего одновременно мысли о замерзшей реке и о скованной морозом душе.
И в последней строфе вдруг – сильнейший прилив чувств: будто волна вздымается и ломает эту ледяную могильную плиту.
Сердце мое, в этой реке узнаешь ли ты себя? Под коркой изо льда скрывается буря.
Песня «У ручья», или «У реки», начинается с холодной безучастности, звучащей в фортепьянной партии, с отстраненного, безэмоционального движения мелодии, вызывающего одновременно мысли о замерзшей реке и о скованной морозом душе.
И в последней строфе вдруг – сильнейший прилив чувств: будто волна вздымается и ломает эту ледяную могильную плиту.
Сердце мое, в этой реке узнаешь ли ты себя? Под коркой изо льда скрывается буря.
8 Rückblick – Воспоминание
Под моими ступнями огонь, даже если я иду по льду и снегу…
Я спотыкался о каждый камень, спеша покинуть город,
а вороны кидались снежками в мою шляпу с каждого дома.
Песня отчетливо делится на три части. Я спотыкался о каждый камень, спеша покинуть город,
а вороны кидались снежками в мою шляпу с каждого дома.
Первая часть -- стремительное движение, почти бегство.
Когда вступает голос, фортепьяно подражает пению, отставая от него и создавая иллюзию погони.
Возникает очень необычный эффект.
За полу-мифологическим величием пылающих шагов по льду следует комический поэтический образ почти мультипликационной абсурдности: недружелюбные вороны, кидающиеся снегом и льдом с крыш.
Вторая часть –
Воспоминание о днях, когда покинутый город был ласков к герою и все было совсем иначе.
Воспоминание сладостное, но… как-то чересчур сладостное, ненатуральное, почти бутафорское.
Действительно ли это было такое незамутненное счастье?
Третья часть –
Замешательство: бежать прочь или вернуться?
Две разнонаправленные силы тянут путника одновременно в разные стороны.
9 Irrlicht – Блуждающий огонек
Первые такты звучат необычно, они не «классические», не слегка меланхоличные, не серьезные, не возвышенные.
Первые два такта – что-то вроде пожимания плечами, знака притворного равнодушия или чего-то еще, но с отчетливо обыденным ощущением.
Тогда третий такт может быть игривым, чуть капризным с этими триолями фа-диез и последующим ускорением темпа, в котором есть нечто внезапное, поражающее или дразнящее, как будто блуждающий огонек или что-нибудь еще, что мы пытаемся отыскать и что увиливает, оставляя нас с носом.
...Первый из двух последних стихов, с его почти рычащим началом, настолько оно низко, кажется если не сентенциозным, то, во всяком случае, до некоторой степени отстраненным.
А самый последний стих, со странной длительной паузой, как если бы взгляд охватывал кругозор, на болезненных дифтонгах «ау», «ай» в auch sein, становится настоящим стоном страдания.
Первые два такта – что-то вроде пожимания плечами, знака притворного равнодушия или чего-то еще, но с отчетливо обыденным ощущением.
Тогда третий такт может быть игривым, чуть капризным с этими триолями фа-диез и последующим ускорением темпа, в котором есть нечто внезапное, поражающее или дразнящее, как будто блуждающий огонек или что-нибудь еще, что мы пытаемся отыскать и что увиливает, оставляя нас с носом.
...Первый из двух последних стихов, с его почти рычащим началом, настолько оно низко, кажется если не сентенциозным, то, во всяком случае, до некоторой степени отстраненным.
А самый последний стих, со странной длительной паузой, как если бы взгляд охватывал кругозор, на болезненных дифтонгах «ау», «ай» в auch sein, становится настоящим стоном страдания.
16 Letzte Hoffnung – Последняя надежда
Здесь и там на ветвях трепещут пестрые листья, и я останавливаюсь под деревом, глядя на них в задумчивости.
Я смотрю на одинокий лист, словно вся моя жизнь зависит от него, и когда ветер играет с ним, я дрожу так сильно, как только могу.
Если лист упадет на землю, погибну и я…
Необычность вступления в «Последней надежде» достигается за счет смещения акцентов, и даже в нотной записи это выглядит странно...
Когда вступает голос, он рассогласован с подразумеваемым ритмом, и это сбивает с толку – ощущение, которое увеличивается благодаря зигзагам эмоционально прерывистого звучания фортепьянной партии.
Эти зигзаги, понятно, передают движение падающих листьев.
…Выберите лист в кроне дерева, любой лист – он ли окажется тем, что упадет?
Какой же лист один из многих и когда он сорвется с ветки?
***
Я смотрю на одинокий лист, словно вся моя жизнь зависит от него, и когда ветер играет с ним, я дрожу так сильно, как только могу.
Если лист упадет на землю, погибну и я…
Необычность вступления в «Последней надежде» достигается за счет смещения акцентов, и даже в нотной записи это выглядит странно...
Когда вступает голос, он рассогласован с подразумеваемым ритмом, и это сбивает с толку – ощущение, которое увеличивается благодаря зигзагам эмоционально прерывистого звучания фортепьянной партии.
Эти зигзаги, понятно, передают движение падающих листьев.
…Выберите лист в кроне дерева, любой лист – он ли окажется тем, что упадет?
Один из них обязательно упадет, но какой?
Получается диалог между индивидуальностью и всеобщими нормами: вот моя жизнь, во всей ее неповторимости, но она часть природного порядка, где конечный итог любого явления известен, лист упадет, но его траектория и время гибели неизвестны. Какой же лист один из многих и когда он сорвется с ветки?
***
И весь цикл полностью:
Программа из цикла "Декабрьские вечера".
Вокальный цикл Франца Шуберта на стихи Вильгельма Мюллера
Съемка в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. ТО Экран, 1986
Программа из цикла "Декабрьские вечера".
Вокальный цикл Франца Шуберта на стихи Вильгельма Мюллера
"Зимний путь"
В исполнении Петер Шрайера (вокал, ГДР) и Святослава Рихтера (фортепиано).Съемка в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. ТО Экран, 1986
Вокальный цикл Франца Шуберта «Зимний путь»
(Winterreise, Op. 89, D. 911) на стихи Вильгельма Мюллерав переводе Сергея Заяицкого. (НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ)
Исполняют: Эдуард Хиль (баритон), Семён Скигин (фортепиано).
1:05:53
Следующая публикация
Нет комментариев