По закоулкам памяти

ЛУКОМОРЬЕ
Рано или поздно мы с вами, друзья, сталкивались с таким понятием, как «сказка на ночь», помните такое? Ещё бы! Как такое можно забыть?! «В некотором царстве, в некотором государстве» или «Жили-были дед да баба. И была у них...». А вот ещё: «За синими морями, за широкими долами».
Ну и, конечно: «У Лукоморья дуб зелёный, Златая цепь на дубе том...» Тем более, что лет через двадцать-тридцать эта процедура возвращалась в нашу жизнь с той лишь разницей, что теперь слушателями «сказки на ночь» были уже не мы, а наши собственные дети.
Но это будет потом, ещё не скоро. А пока... На несколько минут перенесёмся в то самое счастливое время. Подкрадёмся на цыпочках к дверному косяку и заглянем – хоть одним глазком! – в нашу уютную спальню с высоты сегодняшних лет. Тс-с-с-с-с-с...
* * *
— Так вот, Саша, слушай сказку. Была у Зайца избушка лубяная, а у Лисы ледяная. И однаж...
— Мама, а лиса рыжая была?
— Конечно, рыжая, а как же. И во...
— Это которая плутовка?
— Плутовка, сынок. И вот однаж...
— Мама, а зайка серенький был?
— Серенький, сынок, серенький. Так вот, была у Лисы избушка лубяная, а у...
— Мама, а как это «лубяная»?
— Это, сынок, такая избушка... ну... это... которая... Ну из досок она сделана, мхом утеплённая.
— Как у бабы Моти?
— Ну, почему, как у бабы Моти? У бабы Моти домик нормальный, хоть и старый...
— Мама, а мхом – это как?
— Мхом, сынок... Ну вот пойдем завтра в лес, я тебе покажу мох.
— А какой он, мох, мама?
— Мох, сынок... он... мягкий такой, я тебе завтра покажу. К бабе Моте пойдем, и по дороге в перелеске я тебе покаж...
— Мама, а в перелеске, это как? Это надо перелезть?
— Ты будешь слушать сказку или нет? А то я пойду вон Мурзику сказку рассказывать!
И я слушал... Я слушал и про «несу косу на плечах», и про Козу с козлятами, и про Лису и Журавля, и много ещё чего!
А ещё мама любила мне петь на ночь песни! Но не те, которые звучали по радио или были на многочисленных пластинках в нашей этажерке, а песни другие: про мужественную «девчонку по имени Женька», про Витю Черевичкина из славного города Ростова, про отчаянного шОфера Кольку Снегирёва, водилу с Чуйского тракта, безответно влюбленного в водителя зелёного «Форда» по имени Рая и так глупо погибшего в пучине реки Чуя... А на словах песни «На могилу положили фару В знак того, что везде он бывал» я рыдал в полный голос, а мама меня успокаивала, мол, это только песня, а в жизни Колька Снегирёв выплыл, жив-здоров, и, типа, вот поедем в гости к бабе Моте, я тебя с Колькой Снегиревым познакомлю, и он тебя даже прокатит на своем АМО.
Так же мама мне на ночь частенько вместо сказки рассказывала содержание кинофильмов.
Причём, это были не фильмы-сказки Роу или Птушко, а фильмы с патриотическим уклоном. В первую очередь, это были фильмы о войне: «Молодая гвардия», «Александр Матросов», «Улица младшего сына», «Отец солдата» и много ещё чего. И так получалось, что повзрослев, я шёл с пацанами на тот или иной фильм, уже зная его содержание, и мне трудно было удержаться от соблазна поделиться этим содержанием с друзьями.
Вот такие «сказки на ночь» были для меня в мамином исполнении.
* * *
Но ведь у меня ещё был и папка! Я его тоже доставал с просьбами и расспросами. Но отец есть отец. Работал он сутками, плюс домашние дела. Ему было не до каких-то сказок, и я с нетерпением ждал какого-нибудь праздника. Потому что праздник – это... выпивка! А подвыпивший мой отец и отец трезвый – это были небо и земля!
Ни разу в жизни... Повторяю: НИ РАЗУ В ЖИЗНИ отец в подвыпившем состоянии не проявил агрессии! Никогда!Наоборот, из сурового и молчаливого мужика алкоголь делал самого добрейшего человека на планете Земля! В таком состоянии у отца можно было выпросить всё, что захочешь, в разумных пределах, конечно. Наше общение с ним, когда он хлебнёт граммов двести своего любимого «Портвейна», пока мать на ночном дежурстве в хирургии, «сказками на ночь» не назовешь. Но разговоры эти были увлекательнее всех книг Жюля Верна и Джонатана Свифта, вместе взятых!
Обстояло наше общение следующим образом. Надо заметить, что никогда отец не сидел без дела, даже в моменты откровенных разговоров и поэтому брал в руки ножик и садился чистить картошку. Я усаживался рядом,
наступало настоящее волшебство!
Отец рассказывал, орудуя ножиком и про своё страшное детдомовское детство, и про бомбёжки, и про поножовщину в «ремеслухе», и про всё, про всё, про всё... Когда процедура чистки картошки заканчивалась, он начинал готовить еду поросятам, что-то крошил, резал, потом ещё находил какое-то занятие – валенки подшивал или что-то в этом роде – и рассказывал, рассказывал, рассказывал...
(Надо заметить в скобках, что именно тогда у меня впервые зародилась мысль о том, что когда я вырасту, я обязательно напишу книгу про эти отцовские истории. И я очень рад, что мне это отчасти удалось сделать в моей книжке «Заметки на собственной шкуре». Жаль вот только, что папка до этого события не дожил. Но я продолжаю рассказывать о нём даже после его ухода. Удивительный он был человек! И скромный до умопомрачения! Но это так, к слову.)
Ещё отец так же, как и мама, рассказывал мне содержание фильмов. Это у нас, похоже, «фамильное», и началось всё задолго до появления в доме телевизора. Правда, отец в этих случаях обходился без патриотических изысков. «Бродяга», «Без вины виноватые», «Радуга», «ЧП» и, конечно, хит послевоенного кино – «Тарзан»!
Понятное дело, что во время этих разговоров отец был выпимши далеко не всегда, но от этого истории ничуть не теряли своего великолепия! И всё-таки при фантастическом интересе ко всему, что рассказывал мне отец про Всеволода Боброва и Григория Федотова, про Александра Алёхина и Пола Морфи, про Илью Репина и Исаака Левитана, главным событием в моём раннем детстве был настоящий домашний «театр у микрофона» в исполнении моего папки!
Мне годика три-четыре было тогда. И вечерами, перед сном, ложась в родительскую постель «с краешека», я терял представление о существовании всего и всея, заслушиваясь, как папка мне читает по памяти:
«У Лукоморья дуб зелёный,
Златая цепь на дубе том.
И днём, и ночью кот в черный
Все ходит по цепи кругом...»
Я замирал от волшебного папкиного голоса. Я не дышал, представляя себе то сказочное Лукоморье с Бабаю Ягой в ступе, русалку на дереве и Кощея, чахнущего над загадочным златом.
А ещё папка читал мне стихи «Про Фому». Это было нечто, братцы! И в первый, и в десятый, и в сотый раз я восторженно слушал повествование о приключениях Фомы, который не верил никому и никогда! Я смеялся, когда Фома не верил и шагал по лужам без калош, когда он выходил гулять зимой в трусах. И плакал я, когда «аллигатор вздохнул и сытый в зелёную воду нырнул», закусив не поверившим африканским пионерам Фомой на берегу реки Конго. Забывал я в слезах, что это всего лишь сон.
И я засыпал, удовлетворённый услышанным, когда папка, подняв нравоучительно свой указательный палец, заключал в итоге:
— Ребята, найдите такого Фому
И эти стихи прочитайте ему!
Боже мой, как привиделось!
* * *
А потом уже и я сам рассказывал своим детям "сказки на ночь». Правда, мне было легче. Легче в том плане, что у нас был телевизор, магнитофон, радиола для пластинок со сказками.
А тут ещё по случаю я купил своим чадам фильмоскоп в виде мини-телевизора с небольшим экраном, жена раздобыла где-то полную картонную коробку диафильмов, и ребятишки сутками смотрели-пересматривали всё то, что когда-то в детстве смотрел я: и «Али-Бабу и сорок разбойников», и «Золотую антилопаюу», и даже «Ровно 25 кило».
* * *
Вот такая, милый мой читатель, у нас сегодня получилась прогулка «по закоулкам памяти». Осталось подвести итог. А он простой и очевидный: всё в этой жизни повторяется, друзья! Повторяется в наших детях, внуках и правнуках! Повторяются сказки, былины, волшебные истории. Повторяется наше с вами Лукоморье!
И дай бог, чтобы так было всегда!
©️ Александр Волков