Разум, который не всегда всё объясняет.

Про Наталью Петровну говорили по-разному. Для одних – она была символом науки, носительницей безукоризненной логики, обладательницей «железного» мышления. Для других – почти ведьма в академической мантии, которая не побоялась заглянуть туда, куда официальной науке вроде бы не положено.

Она не делала из этого шоу. Она просто рассказывала. Как человек, который сам с этим столкнулся и не может это игнорировать. Возможно, именно в этом и была её сила – не в объяснении, а в честности перед собой. В признании: да, есть то, что я не понимаю. Но это есть.

Вспоминала она об этом спокойно, без пафоса. Почти по-домашнему, с той интонацией, как будто бы делится с близким человеком чем-то сокровенным: «Ты знаешь, мне приснилось...»


Первый сон, который стал реальностью.

1937 год. Наталье – всего 13. Девочка, которая тогда ещё не знала, что станет учёным, но уже столкнулась с тем, что изменит её взгляд на реальность навсегда.

Сон был странный, пугающий. Отец – в лохмотьях, а не в своём обычном элегантном костюме. Свет, который ослепляет. Предметы, как в фильме – падают, комната будто вращается. И чувство тревоги, которое не уходит даже после пробуждения.

Через несколько дней отца арестовывают. Во время сталинских репрессий. Больше она его не увидит.

И вот этот сон – не отпускает. Не даёт объяснения. Он как печать. Первый знак, что что-то знает наш мозг, чего не знает ещё мы сами.

Сон о матери: подробности, от которых мурашки.

Проходит почти сорок лет. На дворе – 1975 год. Её мама тяжело больна, но письма – полны бодрости. Всё хорошо, пишет она. Даже в сад выходит, воздухом дышит. И вдруг – сон. Похороны. Сельсовет. Свидетельство о смерти. До деталей.

Обычный человек, наверное, встрепенулся бы и поехал. Учёный – колеблется. Ведь доказательств нет. Муж убеждает: подожди, письма же хорошие. Проходит десять дней – телеграмма. Мама умерла. И всё – в точности как во сне.

Как это объяснить? Как это принять? Не просто совпадение. Не просто интуиция. Что-то большее.


Вещие сны – не мистика?

Бехтерева говорила: вещий сон – не волшебство. Это мозг. Это информация, которая где-то внутри уже есть, но ещё не оформлена в мысли. Сон – как вспышка. Как проблеск.


И тут вспоминала Менделеева. Периодическая таблица – приснилась. Вещий сон? Может быть. Но ведь не просто так – он же думал об этом день и ночь. То есть сон как будто продолжил ту же мысль, только другими средствами. Подсознание стало рассказчиком.

Муж, которого не стало. Или всё-таки был?

Но самая необъяснимая история – после смерти её мужа, Ивана Ильича. Говорят, тоска делает с нами странные вещи. Но Бехтерева – не человек, склонный к мистификациям. И всё же…

Во сне он приходит к ней. В руках – стопка листов. Книга, которую не успел издать. Она просыпается – и находит рукопись. Самое поразительное – она не знала о её существовании.

А потом – то, что трудно пересказать без дрожи. Секретарша в панике кричит: «Это Иван Ильич! Вы его видите?!» И она – да, видит. На улице. Стоит и смотрит. Как живой. А он умер.

И тогда, наверное, не только сердце дрогнуло. Научное сознание тоже. Как это возможно? Почему вдвоём? Почему так отчётливо?

Мир, в котором всё уже написано?

Бехтерева говорила: будущее – не что-то, что мы строим кирпич за кирпичом. Оно уже есть. Мы просто иногда заглядываем в него – как в книгу, пролистывая пару страниц вперёд. Во сне, в озарении, в странном дежавю.

«Придёт время – сама всё узнаешь», – ответил ей муж во сне. Звучит просто, но в этих словах – вся философия неизвестного.

Можно ли объяснить это неврологией? Возможно, когда-нибудь – да. Бехтерева верила: наука дойдёт и туда. Просто не сейчас. Пока – лишь догадки, лишь тени на стене пещеры.

Тайна, которая ускользает.

Кажется, сегодня особенно важно слышать такие истории. Когда всё вокруг требует логики, объяснений, доказательств, таблиц и графиков – вдруг звучит голос, который говорит: «А что, если не всё объясняется? А что, если именно в тайне – суть человека?»

Альберт Эйнштейн как-то заметил: «Самое прекрасное, что мы можем испытать – это тайна. Она – источник всякого истинного искусства и науки».
Бехтерева – как будто подтверждение этих слов. Её жизнь – не просто научная биография. Это попытка быть мостом между видимым и невидимым. Между электроэнцефалограммой и сном, в котором мёртвые возвращаются.

Осталось только вслушиваться

Скептики могут усмехнуться. Но разве не странно, что именно скептики чаще всего и видят потом вещие сны, но стесняются об этом рассказать? Потому что стыдно. Потому что «ненаучно».

А может быть, стоит просто перестать делить мир на «объяснённый» и «мистический»? Может быть, и в сне, и в озарении, и в странном чувстве тревоги – одно и то же: голос нашего мозга, который знает больше, чем мы.

Так что если вдруг приснилось что-то такое – не торопитесь отмахиваться. Запомните. Прислушайтесь. Иногда мир говорит с нами на языке снов. Просто мы забыли, как его понимать.

А вы верите в вещие сны? Бывали ли у вас такие случаи, когда сон оказывался пророческим? Делитесь историями. Иногда именно в них прячется самое важное.