Фактическое посредничество в цифровой инфраструктуре: российская модель оператора ЦФА

Почему «сделку» сегодня пишет код, а спор — юрист
Цифровые активы перестали быть экзотикой:
выпуск, учет и обращение происходят в закрытых либо публичных информационных системах, а ключевые параметры сделки задаются в правилах платформ и программном коде.
Российский законодатель уже выстроил базовую конструкцию: цифровые финансовые активы (ЦФА) как вид цифровых прав, а также операторы — лица, обеспечивающие выпуск и оборот таких прав под надзором Банка России.
Нормативный каркас — Федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ, в котором детально расписаны статус оператора информационной системы (ИС), оператора обмена, требования к правилам ИС и порядок включения в реестры ЦБ.
Одновременно Гражданский кодекс РФ ввёл цифровые права и увязал их осуществление с правилами соответствующей информационной системы (lex informatica в отечественном издании).
Это принципиальная точка: содержание и способ осуществления права определяются не только договором между людьми, но и машинно-читаемыми правилами платформы.
На этом фоне догматический вопрос «что это за договор между пользователем и оператором ИС?» становится практическим.
Ни агент, ни комиссионер в привычном смысле, но и не пассивный хостинг: оператор фактически «сводит» стороны, обеспечивает сопоставление заявок, передачу распоряжений, фиксацию записей и — всё чаще — автоматическое исполнение через смарт-контракты.
Закон прямо называет такую функцию у оператора обмена: заключение сделок путём сбора и сопоставления разнонаправленных заявок (а иногда — с участием за свой счёт в интересах третьих лиц).
Это и есть «ядро» фактического посредничества, закреплённое в специальной норме.
Квалификация: договор присоединения с элементами фактического посредничества
Договор пользователя с оператором информационной системы следует квалифицировать как договор присоединения по ст. 428 ГК РФ, в котором оператор принимает на себя комплекс фактических посреднических действий:
• предоставляет доступ к ИС и функционалу (создание записей, подача и сопоставление заявок),
• применяет утверждённые и согласованные с Банком России правила ИС (часто — как неотъемлемую часть договора),
• организует техническое и организационное сопровождение заключения сделок пользователей,
• в предусмотренных законом случаях выполняет расчётно-учётные операции (включая механизмы номинальных счетов и электронных платформ).
Такой вывод опирается на три опорные вехи.
Во-первых, форма заключения.
Условия формализуются в стандартной оферте, акцепт — кликом/токен-подписью, возможность переговоров ограничена или отсутствует.
Это классическая конструкция присоединения; причём Конституционный Суд в 2023–2024 гг. подчеркнул пределы обременительных условий и допустимые коррекции судом при явном дисбалансе переговорных возможностей.
Во-вторых, содержание.
Пользователь присоединяется не только к тексту, но и к правилам ИС, без которых цифровое право просто «не работает»; именно они задают механизм осуществления и распоряжения, что прямо следует из ст. 141.1 ГК РФ.
В-третьих, функция оператора.
Даже когда оператор не становится стороной сделки купли-продажи ЦФА, он обеспечивает её заключение (matching), что закон об операторе обмена описывает впрямую.
Это фактическое посредничество в «чистом виде»: не представительство и не отчуждение за свой счёт (если только платформа не действует как контрагент), а создание и поддержание инфраструктуры сделки.
Из этого вытекают два практических следствия.
Во-первых, критерии добросовестности оператора оцениваются через соответствие правилам ИС и требованиям 259-ФЗ (бесперебойность, целостность записей, восстановление доступа, фильтры на допуск неквалифицированных инвесторов, и др.).
Во-вторых, «жёсткие» условия оферты (ограничение ответственности, односторонние изменения алгоритма, отказ в доступе) проверяются на совместимость с п. 2 ст. 428 ГК РФ — и при явной обременительности могут быть «срезаны» судом.
Смарт-контракт как способ исполнения: где норма, а где практика
В российском праве универсального легального определения смарт-контракта пока нет:
конструкция раскрывается через общие положения об обязательствах и цифровых правах.
В доктрине и правоприменении смарт-контракт понимается как программный механизм автоматического исполнения при наступлении оговорённых условий; аналогичная терминология используется и в проектах ЦБ (цифровой рубль).
Практическая значимость — в автоматизации исполнения и снижении операционного риска, что особенно важно на многоплатформенном рынке.
С юридической точки зрения удобнее говорить о двух уровнях:
1. Договорной — пользователь присоединяется к условиям, допускающим автоматическое исполнение и делегирующим «технические решения» коду и правилам ИС (ст. 428 ГК РФ + ст. 141.1 ГК РФ).
2. Технический — смарт-контракт как часть алгоритма ИС: запускает списание/зачисление, проверяет наступление условий (включая «оракулы»), инициирует кросс-записи.
Именно связка этих уровней делает автоматическое исполнение надлежащим исполнением обязательства: поведение кода приравнивается к действиям лица, которое изначально согласилось на такой порядок.
Основание — добровольное присоединение к правилам ИС и акцепт соответствующей оферты.
Межсистемные сделки: как «сводить миры»
Рынок уходит от моноплатформенности.
Участник может держать актив, выпущенный в ИС-А, и рассчитываться активом из ИС-Б; покупатель — в ИС-В.
Право реагирует: в 2024 г. в ст. 5 ФЗ-259 прямо появились положения о возможности учёта и обращения ЦФА в ИС, организованной не по российскому праву, а также о квалификации иностранных цифровых прав для обращения в РФ — при соблюдении установленных критериев и с возможностью запрета/доптребований со стороны Банка России.
Отсюда — три базовые модели кросс-системного исполнения:
(A) «Нативный» мост через правила ИС
Правила «домашней» ИС оператора прямо предусматривают взаимодействие с иной ИС:
синхронизацию записей, приоритет регистров, порядок доказательств.
Это самый «чистый» путь, если обе ИС признают друг друга и операторы согласовали интерфейсы/ответственность.
Для РФ — модель опирается на ст. 5 (п. 11.1) 259-ФЗ и согласование правил ИС с ЦБ.
Ключевой вопрос — распределение рисков расхождения реестров и «rollback» сценариев.
(B) «Atomic swap» через смарт-контракты
Две ИС «обмениваются» активами, пока обе стороны не выполнены — «всё или ничего».
Юридическая подложка — взаимные оферта/акцепт пользователей в каждой ИС плюс присоединение к правилам, признающим такую схему как допустимую форму исполнения.
Спорная зона — доказуемость наступления условий в «чужой» ИС и надёжность оракулов (ошибка оракула → ошибка исполнения).
Здесь оферта оператора должна прямо описывать источники и приоритет доказательств (hash-слепки, таймстемпы, подтверждающие транзакции).
(C) «Номинальный держатель/учёт через посредника»
Когда одна ИС не «пускает» внешнюю запись, используется институт номинального держателя и/или посредника-учётчика:
у пользователя появляется притязание к посреднику, а у посредника — запись в исходной ИС.
Российская модель допускает номинальные счета и расчёты по сделкам на электронных платформах (в т.ч. через оператора ИС/оператора обмена) — при соблюдении требований закона и актов ЦБ.
Обязанности и стандарты оператора: «железо» права
В российской модели оператор несёт регуляторные обязанности:
бесперебойность и непрерывность ИС, целостность и корректность алгоритмов, восстановление доступа, ведение реестров пользователей и хранение информации о сделках, а в отдельных случаях — фильтрацию доступа к определённым активам (например, только для квалинвесторов) с суровым последствием в виде обязанности выкупить актив у неквалифицированного инвестора, ошибочно допущенного на выпуск.
Это — прямая законная «надстройка» над договором присоединения: даже согласие пользователя не избавит оператора от императивных требований и бремени доказать их соблюдение.
Отдельно стоит отметить надзор ЦБ и реестровую дисциплину: правила ИС и их изменения согласуются с регулятором, а нарушение требований AML/санкционного режима либо систематическая несоблюдённость закона чреваты исключением из реестра операторов.
Для пользователей и контрагентов это — индикатор добросовестности и «живучести» платформы.
Риски и распределение ответственности: что писать в оферту
Если принять квалификацию «договор присоединения + фактическое посредничество», логично выстроить следующую архитектуру договорных условий (и комплаенс-чек-лист для оператора):
1. Матчинг и очередь заявок.
Прописать алгоритм сопоставления (price-time priority и т.п.), моменты возникновения сделки между пользователями и «порог» окончательности (finality).
Сослаться на неизменяемые элементы алгоритма и процедуру изменений (с согласованием в ЦБ, если правила ИС подлежат такому согласованию).
2. Смарт-контракты.
Указать, какие условия сделки исполняются автоматически, какие источники фактов использует код (оракулы), иерархию доказательств при расхождении данных, механизмы «развилки» (fallback/manual).
Синхронизировать с правилами ИС (ст. 141.1 ГК РФ).
3. Кросс-системные операции.
Зафиксировать, какие внешние ИС признаются, приоритет «домашнего» реестра, порядок урегулирования «двоения» записей, режим ответственности за сбой моста (оператор ↔ оператор, оператор ↔ пользователь).
Опционально — страховой депозит/гарантии для покрытий «частичного» исполнения.
4. Доступ и восстановление. Процедура KYC/идентификации, блокировки, восстановления доступа к записям (включая аппаратные ключи), SLA и меры по непрерывности. Это не только про договор — это императив закона.
5. Ограничения и «редлайны» по ст. 428 ГК РФ.
Исключения ответственности оператора должны соответствовать стандартам справедливости; важно предусмотреть механизмы пересмотра явно обременительных условий и процедуру претензий.
Иначе велик риск судебного «срезания» ключевых оговорок.
Что «спорим» в суде: несколько практических тезисов
• Момент заключения сделки между пользователями — как правило, это момент сопоставления заявок системой (matching), закреплённый в правилах ИС.
Доказательство — технические логи и штампы записи. Наличие такой оговорки в оферте критично.
• Ошибка оракула в смарт-контракте — это не «форс-мажор», а риск, который должен быть распределён в договоре:
либо на пользователя (если он инициировал вызов), либо на оператора (если оракул — часть инфраструктуры ИС).
Суд будет смотреть на разумность распределения рисков и осведомлённость стороны.
• Расхождение реестров в кросс-системной операции — приоритет определяется правилами ИС и офертой;
при их отсутствии суд применит общие принципы добросовестности и «сильнейшее доказательство» (подписи, кворум узлов, независимая верификация).
Оператор как «невидимый брокер» эпохи кода
Российская конструкция ЦФА уже предполагает, что оператор — не просто провайдер ИТ-услуг, а особый участник инфраструктуры, который фактически посредничает между пользователями:
сводит заявки, поддерживает «единую правду» реестра, обеспечивает автоматическое исполнение и соблюдение императивов финансового права.
Договор с пользователем — договор присоединения, где правила ИС и машинный код становятся такой же частью условий, как и текст оферты.
В многоплатформенном мире эта модель лишь усиливается: межсистемные мосты и смарт-контракты делают посредничество «более фактическим», но не менее юридическим.
Для рынка это означает две вещи.
Во-первых, рост значения оферты оператора как источника «тонкой настройки» рисков и процессов (при постоянном контроле со стороны ЦБ).
Во-вторых, возврат к классике частного права: чем более «жёстким» становится код, тем важнее справедливые пределы договора присоединения и судебный контроль за явно обременительными условиями.
Использованные нормы и источники
• 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте…» (ст. 4, 5, 6, 7, 10; ред. 2024–2025): статус операторов, правила ИС, функции оператора обмена, согласование и надзор.
• ГК РФ ст. 141.1 «Цифровые права»: связь содержания права с правилами ИС и внутрирегистровый характер распоряжения.
• ГК РФ ст. 428 «Договор присоединения», включая позиции КС РФ 2023–2024 о пределах обременительных условий и неравенстве переговорных возможностей.
• О статусе смарт-контрактов в российской практике и терминологии (общеправовой обзор; цифровой рубль): отсутствует единое легальное определение; используется как инструмент автоматического исполнения.