2.

Первое «поле»
Утром я проснулся в вагоне рано. За окном бежали крутые лесистые склоны гор. Это был уже настоящий Кавказ, вернее, его западные отроги, - поезд приближался к горо-ду Туапсе. Лева безмятежно спал на своей полке, спали и другие пассажиры. Я вышел в тамбур вагона, где никого в этот ранний час не было, и, перебегая от одной двери к дру-гой, начал с восторгом оглядывать горы, стараясь увидеть их вершины. Но мне этого не удавалось, склоны были круты, и, казалось, уходили куда-то в небо. Это была та самая стремнина, узкий проход в горах, где в 1942 году нашей армии удалось таки задержать немцев и не пустить их в Закавказье.
Через некоторое время, однако, горы немного расступились, среди лесных зарос-лей начали появляться прогалины с жилыми строениями, и стало заметно светлее. Зашеве-лился и вагон, в тамбуре начали появляться встрепанные, заспанные курящие пассажиры с полотенцами в руках. Поезд приближался к большой станции, и возле туалета уже образовалась очередь из желающих привести себя в порядок. Мне пришлось вернуться на свое место. Лева продолжал спокойно спать, отвернувшись к стенке и не обращая внима-ния на поднимающуюся суматоху. Накануне вечером, сразу после посадки, мы с ним ужи-нали в вагоне-ресторане, и он там изрядно выпил, отмечая наше благополучное отправле-ние, а, заодно, и знакомство. Пара рюмок, естественно, досталась и мне, но мое общее крайнее перевозбуждение, практически, нейтрализовало действие алкоголя. А вот его вы-пивка, по-видимому, надежно усыпила, чего, собственно, он и добивался. Впрочем, при-вычка крепко спать в любых условиях, в том числе, в любом транспорте, неотъемлемая способность всех бродяг, естественно, и геологов тоже. И я ее вскоре приобрел, причем, достаточно быстро. И ограничивала ее лишь моя неистребимая жажда все увидеть своими глазами, опасение, что-то пропустить интересное. Мне, вообще, всегда очень жалко было тратить время на сон, - вокруг было столько всего очень важного и интересного, что постоянно ради сна приходилось чем-то жертвовать.
Вокзал в Туапсе был большой, по-видимому, вновь отстроенный. Несмотря на раннее утро, - солнце еще не успело подняться над горами,- перрон вокзала был шумен и многоцветен. Чувствовалось, что это приморский курортный город в разгар сезона. И бледные, весело-возбужденные новые курортники, прибывшие с севера, резко контрасти-ровали с темнолицыми, загорелыми местными аборигенами, деловито сосредоточенными, но, при этом, вальяжно неспешными, снисходительными. Но, я смотрел на эту пеструю публику уже несколько свысока, они приехали сюда отдыхать, а я ехал работать. И, с не-терпением, ждал, когда же поезд отойдет, наконец, от этого людного, суетливого перрона.
И сразу же, за городом, был вознагражден за свое нетерпение. Перед глазами от-крылась бескрайняя густая синева, теряющаяся в дымке горизонта. Поезд шел вдоль бере-га моря и прямо к железной дороге, под небольшим обрывом, примыкал пляж, на который накатывали небольшие крутые волны. Пляж был разбит на части бетонными волнорезами, на несколько десятков метров уходящими в море, и был, практически пустынен. Лишь из-редка были видны отдельные редкие группки ранних купальщиков. Пустынно было и мо-ре, нигде, до самого горизонта, не было видно ни одного суденышка. Но, с разгоранием яркого солнечного дня, картина быстро менялась. Поезд, неспешно двигаясь, миновал, од-ну за другой, небольшие станции со знакомыми курортными названиями. И пляж внизу становился все более людным, а на море появились многочисленные катера и лодки. И вдруг поезд остановился внепланово, не доезжая до очередной станции. И сразу же, в от-крытое окно стал отчетливо слышен шелестящий шум прибоя. Даже Лева, проснувшись, поднял вдруг голову и, глянув в окно, озабоченно, сказал,
- О-о! Пора идти купаться! Что ж ты меня раньше не разбудил? Так бы мимо и проехали.
Я аж перепугался, неужели, мы на самом деле, могли проехать. Но, я еще, про-сто, не привык к Левиной манере общения. И он, в своей же манере, поспешил меня успо-коить,
- Не волнуйтесь, коллега! Мимо Черного моря поезд, все равно, проехать не мо-жет, слева горы. И дальше Адлера не уйдет, а нам, собственно, это и нужно. Конечно, можно было бы, пока стоим, сбегать искупаться, но рисковать, все-таки, не будем. Вам нужно еще немного освоиться, прежде чем делать подобные глупости. Так что, «не смот-ри, ты, с тоской, на дорогу!» Всему, свое время.
И я вдруг вспомнил, что, неотрывно глядя на море, совсем забыл о противопо-ложной стороне дороги. А там, совсем близко, на самом деле, круто вверх поднимались высокие лесистые горы. В нижней части их склонов, на разной высоте, среди густой зеле-ни виднелись многочисленные, преимущественно белые домики. Иногда они сбивались в достаточно большие, разбитые на узкие крутые террасы, поселки. Довольно часто, среди них были видны и большие красивые здания санаториев. Постепенно, с приближением к Сочи, горы несколько отдалялись, становились видны даже их отдельные голые зазубрен-ные вершины.
К помпезному сочинскому вокзалу поезд подошел часам к 12. Сдав наш багаж в камеру хранения, мы вышли в город. Не могу сказать, что он меня очень поразил, все-таки это был уже не первый южный город, который я видел этим летом, и я ожидал увидеть нечто подобное. Хотя, многочисленные пальмы и, не виданные раньше, агавы, среди бе-ломраморных фигурных балюстрад прямо на улице, конечно, не могли оставить меня рав-нодушным. Вокруг террасами возвышались многочисленные дворцы санаториев и гости-ниц. Кругом неспешно двигалась пестрая толпа очень легко одетых, загорелых людей, сновали, с громкими воплями клаксонов, машины. Лева задумчиво посмотрел по сторо-нам, будто отыскивая или ожидая кого-то, и мы, вместо того, чтобы идти в город, напра-вились, повинуясь основному людскому потоку, на ближайший городской пляж. Там, с большим трудом, отыскав свободное местечко среди лениво возлежавших полуголых тел, мы быстренько разделись, и отправились в море, которое у берега тоже было забито люд-скими телами, но уже визжащими и кувыркающимися. Немного отплыв от берега и устро-ившись на покатом, омываемом волнами каменном волноломе, Лева сказал нравоучитель-но,
- Вот так, Сергей, запомни еще одну стандартную геологическую истину: - настоящий геолог, прибывая на новое место, прежде всего, должен искупаться в местном водоеме, потом откушать местную пищу, а потом, на закуску, поиметь местную женщину. Иначе он не геолог, а самозванец. Но, тебе пока, по молодости, разрешено жить по сокра-щенной программе, без женщин. Впрочем, тебе самому решать, становиться ли настоящим геологом или нет и когда. В этом вопросе поводырей у тебя не будет. Поводыри у нас, во-обще, не в моде, - геологи народ, как правило, ответственный и самостоятельный. А те-перь, жди меня здесь, на пляже, а я пойду в город, искать нашего дорогого начальника. Да и на ночлег нужно будет, наверное, устраиваться. Думаю, что часа через два-три вернусь. Не скучай!
И он, перевернувшись, нырнул в воду и быстро поплыл к берегу. А я остался на гладком прохладном волноломе и ничуть не был этим опечален. Волнолом был полого покатый в сторону открытого моря и его верхняя, почти горизонтальная часть, которая резко обрывалась вертикально вниз со стороны берега, лишь самой высокой своей острой кромкой изредка показывалась из воды в ложбинах между пологими волнами. Поверхность была гладкая и лежать, придерживаясь за выступающий край, слегка приподнимаясь телом на прохладной волне, было очень приятно. Это было настоящее море, а не то мутное плоское болото, с которым мы познакомились в Таганроге. Я смотрел на оживленный пляж, потом на бесконечное волнующееся море, время, от времени сползая в воду и перемещаясь на соседние камни. Иногда, на короткое время, у меня появлялись соседи. Время шло совершенно незаметно, для меня оно будто бы остановилось. На берегу, за белой балюстрадой набережной, торчали пальмы, дальше громоздились дворцовые корпуса санаториев, над которыми нависали высокие зеленые горы. Солнце постепенно переместилось за море, по которому протянулась кровавая закатная полоса и быстро начало темнеть. Пляж тоже быстро начал пустеть, на набережной засветились фонари. Но меня это, почему-то, совершенно не беспокоило. Мне, по-прежнему, было хорошо и приятно. И когда, уже почти в полной темноте, ко мне вдруг подплыл Лева, я даже не очень и обрадовался, будто он отсутствовал не 10, а каких-нибудь полчаса, не больше. Лева же, увидев меня, потерял даже свой традиционный гро-тесково-иронический стиль речи.
- Ну, Серега, ты даешь! – Завопил он, едва разглядев меня, - Выхожу на пляж, гляжу, - одежка лежит кучкой, а тебя нет. И в море никого нет. Аж, перепугался. Думал, утонул. Я ж говорил тебе, чтобы с пляжа ни ногой!
- А моей ноги там и не было, - беспечно-весело ответствовал я, - ты сказал, жди здесь, я и жду. И никакой самодеятельности, приказ – есть приказ!
- Что ж, ты так и просидел здесь целый день? - изумился Лева.
- Скорее уж пролежал, чем просидел, - вновь беспечно подтвердил я.
- Ну, молодец! Теперь вижу, - наш человек, сработаемся! Хорошая нам смена растет! Главное, прямо в корень, - всегда лучше лежать, чем сидеть. Чувствую, будешь ты, все-таки, у нас геологом, науку слету осваиваешь. С меня угощение, пойдем ужинать!
И мы неспешно поплыли к ярким фонарям на берегу, от которых по совершенно черной воде бежали качающиеся прерывистые световые дорожки. Легкие волны подгоня-ли нас в спину. Выбравшись, наконец, на берег, я сначала не мог даже вспомнить, где оставил свою одежку. Благо пляж был совершенно пуст, да и Лева был рядом. Быстро одевшись, мы поднялись на набережную и вскоре оказались на открытой веранде одного из небольших ресторанов, среди пальм и душистых магнолий. Я еще никогда не был в настоящем ресторане. В это лето для меня, вообще, очень многое было впервые. Я, кажет-ся, просто распух от новых впечатлений, знаний и навыков, и, как губка, жадно впитывал их. Вокруг нас за столиками сидели легко, но нарядно одетые, веселые люди, сновали официанты с подносами, где-то громко играла музыка. Меня не волновала моя простень-кая одежка, - рядом был Лева, одетый тоже вполне обиходно, в те же мятые парусиновые брюки и полосатую футболку, в которых я встретил его всего два дня назад в Иноземцево. С тех пор, казалось, прошла уже целая вечность. Но, увидев аппетитные блюда на сосед-них столиках, я, вдруг, почувствовал, как зверски проголодался за целый день. Не помню, что уж Лева заказывал, благодушно улыбаясь, но я, по-моему, с жадным урчанием, быст-ро, поглощал все, что нам приносили. Лева же, дружелюбно и молча, поглядывая на меня, по-моему, лишь пил рюмку за рюмкой. Наконец, по-видимому, почувствовав, что я уто-лил первый голод, Лева налил мне в бокал вина и, приподняв свой, сказал торжественно,
- Ну, что ж! Выпьем, как у нас положено, за начало полевого сезона! Тем более, что для тебя он первый. А, как говорится, - «лиха беда – начало!» Он у тебя и начинается с приключений. А сколько их у тебя еще впереди?! Аж завидно, честное слово!
Вино было кисло-сладкое, очень приятное, и у меня сразу же слегка закружилась голова. Я, вновь, жадно накинулся на еду, придаваясь новым волнующим ощущениям и мыслям. Лева же, по-прежнему, пребывал в не свойственной ему, казалось, задумчивости. И я спросил его, нашел ли он нашего начальника, с которым пока не был знаком. Лева же, вдруг, непривычно ощетинился и резко сказал,
- Не повезло нам с тобой на начальника! Впрочем, не твоего пока это ума дело! Давай, доедай, и пошли ночевать, - утро - вечера мудренее!
И мы отправились вверх по узким крутым улочкам и лестницам, куда-то в тем-ные, таинственно шелестящие дебри. Ночевали в каком-то маленьком, но чистеньком, де-ревянном сарайчике, в котором помещались лишь две узких железных кровати и малень-кая больничная тумбочка. А утром, вновь отправились на железнодорожный вокзал. Там нас уже ожидал наш начальник, Евгений Герасимович Гиряев, тщедушный суетливый му-жичок с редкими, неопределенного цвета, волосами и виновато-заискивающим взглядом маленьких глаз, такого же, как и волосы, неопределенного цвета. Мне он сразу не понра-вился, хотя бы, потому что, уже при знакомстве, начал заискивающе, по-собачьи, загляды-вать мне в глаза. Хотя и пытался, при этом сохранить величественный осанистый вид, что достаточно комично выглядело, с его щуплой согбенной фигуркой. Перед Левой же начальник откровенно виновато извинялся, за что-то, многословно и путано, оправдыва-ясь, хотя был значительно старше его и по возрасту и по положению. Лева выслушивал его молча, снисходительно иронически улыбаясь, и, наконец, совершенно невежливо и резко, оборвал на полуслове,
- Ладно, проехали! Пойдем за багажом, а то, на самом деле, еще и ребят прозева-ем! Вот ведь, забота на мою голову!
Мы быстро загрузились в открытую грузовую машину и по великолепному ши-рокому шоссе, волнисто петляющему по предгорьям, отправились в сторону аэропорта Адлер. По дороге Лева, расположившийся вместе со мной на нашем мягком снаряжении в кузове, нехотя рассказал мне причину недавнего конфликта. Оказывается, начальник дол-жен был встретить нас еще накануне, прямо с поезда, но где-то загулял или просто не су-мел организоваться. А ребята, это наша партия, которая находится высоко в горах, прямо над городом, должны сегодня, к обеду, прилететь в Адлер на вертолете. Мы же, во избе-жание случайностей, должны были, с продуктами и палаткой, ждать их там еще накануне.
Аэропорт Адлера на меня тоже большого впечатления не произвел, хотя я до этого в аэропортах еще не бывал, не считая, конечно, смутных дошкольных воспомина-ний о посещении Быково в пионерском лагере. Я ожидал увидеть огромное воздушное сооружение, а передо мной оказалось недавно, как и многое в те годы, построенное двухэтажное наполовину стеклянное здание. Вокруг были домики поменьше и обширные зеленые лужайки, обрамленные подстриженными колючими ограждениями из шиповника и молодыми, еще не дающими тени, деревцами. День был солнечный, и становилось жарко, даже душно. Поэтому, наверное, мне и запомнилось почти полное отсутствие какой либо тени вокруг. Даже в здании аэропорта, в его обширном центральном зале, было людно и душно, несмотря на настежь открытые двери и широкие окна. За окнами было видно обширное летное поле и большие белые самолеты, стоящие в ряд. Ребята наши еще не прилетели, но ждать нам пришлось совсем недолго. Буквально через полчаса, над краем поля появился вертолет Ми-4, который мне тоже пришлось увидеть впервые. Тогда это было великое чудо техники. Но подойти к нему поближе, как бы мне хотелось, не удалось, на летное поле нас не выпустили. К вертолету подошла грузовая машина и, после недолгой возни возле нее, в нашу сторону направилась небольшая группа молодых людей из пяти человек, трое парней и две девушки.
Впрочем, издали отличить парней от девушек, можно было лишь по наитию, по каким-то неуловимым признакам, поскольку одеты все были одинаково, в полевую рабо-чую геологическую форму. Это была вся наша партия. Когда они подошли ближе, стало очевидно, что во главе группы плотная статная черноволосая молодая женщина, с круп-ными серьезными карими глазами. Рядом с ней, широко весело улыбаясь, шла невысокая фигуристая девушка с развевающимися белокурыми волосами и смеющимися серо-голубыми глазками на круглом миловидном лице. За ними, как почетный караул, следова-ли трое парней. Один из них был высок, крутоплечь и бородат, двое других поменьше и, по-видимому, помоложе.
Черноволосая женщина, на самом деле, была руководителем группы. Это была жена Левы Быховского, - Надя Хмара, о которой, помнится, упоминал мой отец, при нашей встрече в Иноземцево. К ней отец всегда относился с большой симпатией и уваже-нием, и, позже, очень осуждал Быховского за развод с ней, взяв ее соавтором одной из главных своих книг. Надя была, на самом деле, очень умна, образована и, по крайней ме-ре, на первый взгляд, значительно серьезнее своего мужа. Но, главное, она была совер-шенно и подчеркнуто, независима, или, как позже стало модным называть, - эмансипиро-вана. Лева развелся с ней через несколько лет, увлекшись не менее колоритной и умной женщиной, Натальей Патык-Кара, о которой я еще не раз вспомню позднее. А Надя Хмара неожиданно скоропостижно скончалась вскоре после своего развода с Левой. Последний раз мне посчастливилось видеться и говорить с ней при случайной встрече в Центральных геологических фондах (ВГФ) в Москве, когда я подбирал материал для своей дипломной работы в университете в 1966 году. Она тогда, по-видимому, уже серьезно болела, во всяком случае, выглядела очень неважно, но бодрилась, стараясь не показывать этого. Такой собранно-серьезной, с упрямо поджатыми губами, она и осталась в моей памяти.
Белокурая девушка оказалась нашей поварихой Таней. Она была разбитной, очень веселой хохотушкой и, главное, совсем не девушкой, а скорее, женщиной достаточ-но легкого поведения. Острый и совершенно не ограниченный на язык Лева открыто называл ее ОБЕЕ, что расшифровывалось, как охранно-питательно-ебательная единица, потому что, по его мнению, она выполняла в партии одновременно три важнейших функ-ции. Она охраняла лагерь, когда остальные уходили в маршруты, она кормила партию и, по необходимости, снимала стресс одиночества с окружающих ее мужчин. Но, надо отме-тить, Таня не была ни развязной, ни вульгарной, а лишь крайне веселой и непосредствен-ной, что и притягивало к ней мужчин. Надя, превыше всего ценившая в людях право быть самим собой, относилась к Тане с иронической снисходительностью, а Лева лишь изредка, свысока, одаривал ее колкими эпитетами, на которые она, впрочем, совершенно не обижа-лась. Такой уж у нее был славный характер.
Высокий бородатый парень оказался молодым геологом Федей, недавним вы-пускником Ростовского университета. А двое парней помоложе, - студентами Геной и Ва-сей. Гена был, как и Федя, из Ростова, а Вася, - из Орджоникидзе (бывшего и нынешнего Владикавказа). Федя был сдержанно суров, подчеркнуто, значителен, даже несколько мо-нументален, и чем-то напоминал моего одноклассника Славку Трунова. По-видимому, ему очень хотелось всем показать, что он уже не студент, как его более молодые и непосредственные спутники, а вполне самостоятельная и мощная боевая единица. Позже, когда я познакомился с ним поближе, обнаружилось, что он обычный, вполне симпатичный и непосредственный парень. Это, впрочем, не мешало ему иногда, несколько свысока, учить меня, салагу, уму-разуму. В этом смысле, вспоминается характерный случай, произошедший годом позднее, когда я сам, на мой взгляд, был уже достаточно опытным полевиком.
* * *
Мы сидели с ним, будучи в маршруте, на геологической точке. Под нами было Цейское ущелье, рядом с которым находится знаменитый Домбай, воспетый многими бар-дами, Мекка советского горного туризма и горнолыжников. Снизу, по тропе, в нашу сто-рону медленно поднималась цепочкой большая группа туристов. Их огромные рюкзаки поднимались выше головы, спины круто согнуты, тяжело болтающиеся руки едва не до-ставали до земли. Чувствовалось огромное напряжение в каждом шаге сгорбленных фи-гур. И Федя, глядя на них вдруг, с улыбкой, задал мне вопрос,
- Серег, а чем, по-твоему, отличается турист от геолога?
Я опешил. А, на самом деле, чем? Все у нас вроде бы одинаково, - те же палатки и костры, те же рюкзаки и маршруты. Даже песни у костра у нас одни и те же. Разве лишь, мы в маршруте что-то постоянно замеряем и записываем, да камни-образцы с собой таска-ем. А в остальном, мы совершенно, вроде бы, одинаковы.
- Эх, ты! – нравоучительно усмехнулся Федя, - Запомни, салага! Турист грузит на себя как можно больше, тащит все это как можно дальше и выше, да еще за все это и деньги платит, иногда совсем не малые. А у нас, геологов, все совсем наоборот. Мы стара-емся, как можно меньше ходить, и, уж конечно, ничего лишнего с собой не таскать. И, самое главное, нам еще за это деньги платят, хотя, конечно, могли бы и побольше. А одну из главных заповедей геолога еще Козьма Прутков сформулировал, - «умный в гору не пойдет!» Какие ж мы туристы! Мы с туристами прямые антагонисты.
С тех пор у меня тоже появилось несколько пренебрежительное отношение к ту-ристам, которое, впрочем, активно проявилось лишь раз и значительно позднее. Я сам был уже геологом, работал на Чукотке и в первом своем отпуске, осенью 1969 года, отдыхал с небольшой группой в Абхазии. И мои новые знакомые-туристы, однажды, предложили мне отправиться с ними в горный поход, пообещав незабываемые впечатления, а главное, почетный значок «Заслуженный турист СССР» за прохождение какого-то особо сложного маршрута. И я, помню искренне и, наверное, достаточно обидно, расхохотался в ответ на это предложение. И объяснил, что я, все-таки, геолог на отдыхе. А умный, как известно, без особой нужды, в гору не пойдет. Да, и горы местные я, за несколько предшествующих лет, исходил и изучил достаточно детально. Так что, какие-то новые впечатления меня, по-видимому, вряд ли ожидают. А значок любителя, даже заслуженного, для меня, профессионала, не может быть почетной наградой, - я подобных, сверхсложных маршрутов иногда прохожу десятки за один полевой сезон.