С утра Дима был какой-то не такой.

Мы увиделись перед уроками, но разговор не клеился. На алгебре я совсем летал где-то далеко. Темой урока были какие-то неимоверно скучные уравнения. Я даже не пытался их решить, подумав, что Дима расстроился бы. У меня было странное чувство. Как будто сидишь в поезде, он на всей скорости несется и вот-вот врежется. А ты даже не можешь пошевелиться и хоть что-нибудь сделать.
После уроков я долго ждал Диму возле раздевалки. Пятиклашки развешивали по школе стенгазеты, посвященные приближающемуся Новому Году, и гирлянды. Периодически подходила завуч, и они отдирали со стены так усердно прилепленный кусок ватмана и перевешивали его в другое место.
Я никогда не любил Новый год. Я вообще не люблю праздники. Именно в них я больше всего и получал. Но сейчас мне казалось, что этот праздник будет особенным.
Дима показался в начале коридора. Он был не один, с ним рядом шел вратарь его команды. Они что-то заинтересованно обсуждали, а потом обнялись на прощание, чему-то засмеявшись. В моей груди кольнуло. Дима подошел ко мне, и, я клянусь, чем ближе он подходил – тем больше спадала улыбка с его лица.
— Давно ждешь?
Я кивнул. Все становилось на свои места. Вот откуда у меня это чувство. Он больше не хочет со мной дружить. Иначе как все это объяснить? Так вот. Горло пересохло. Не нужно было и догонять его тогда, и начинать все это. Я был благодарен Диме за его помощь в учебе и прочее. Ко мне даже в классе стали относиться иначе. Давненько мне не ставили подножки, дразнили или как-то еще унижали. Дружба с Димой дала мне больше, чем ему. Еще удивительно, как мы столько общались.
— Мне нужно бежать, прости, — я не дал ему даже слово вставить и убежал.
Мне не хотелось, чтобы он чувствовал себя неловко. Я не хотел, чтобы он в школе при всех сказал мне эту явную истину, что нашей дружбе конец.
До Нового Года оставалось меньше недели. Двадцать седьмого мы заканчивали учиться. Тогда же и была праздничная дискотека. Каникулы длились до двенадцатого января.
Если раньше я не представлял, как проживу это время без Димы, то теперь думал, что это даже хорошо. Не будет так больно. Кому я вру? Кто бы мог подумать, что терять друга так больно? Мне не хотелось ничего делать. Я с трудом заставлял себя решить задачи по физике и начертить что-то по геометрии. На столе лежала книга, которую одолжил мне Дима. Я со злостью отшвырнул ее в угол комнаты. Тоже мне, друг, защитник униженных, блин. Сволочь безнравственная. Зачем было притворяться, помогать мне? Черт, я был готов придушить его.
В школе я старался не видеться с ним и сразу юркал куда-нибудь, если он встречался на моем пути. К слову сказать, встреч со мной он не искал, что еще больше ранило.