С детства мне казалось, что люди думают в целом одинаково, только используют для этого разные слова. Поэтому считал, что зачем говорить много, когда и так всем должно быть всё понятно. Эти же мысли первыми промелькнули у меня в голове на поминках Саши. Минул уже год, как разбились витражи в моём внутреннем храме, и  всё его пространство задуло пустотой.
   Я благодарен от всего сердца за все тёплые слова, которые сказали живые ещё учителя, родственники и близкие друзья. За воспоминания о тебе.

    И всё же у меня осталось ощущение собственной недосказанности, когда слово по старшинству перешло ко мне. Мои воспоминания о тебе, брат мой, были беспорядочно насыщены образами, как и у любого экспромта. И почему мне так дороги мои воспоминания я не раскрыл в полной мере в промолвлении о тебе, считая, что частое упоминание себя в нём будет неуместно длинным.

   Хочу облокотиться на современные способы цифрового общения и надеюсь на внимание неведомого мне количества людей на различных территориях Земли, знавших Александра Вячеславовича Герасимова.
    Помянем, помолчим о своём.


          Позвольте сказать свои слова о своём брате.

   Сначала помню его руки. Они отличались от ладоней родителей. Руки брата всегда охватывали меня крепче, с каким-то дополнительным усилием, которое невозможно было перепутать.
   После того, как я начал ходить, его руки были намного комфортнее родительских. Мне не приходилось до них сильно тянуться, они были ближе ко мне по росту.
   Спустя время, наши руки перестали встречаться, мы становились старше. Но напоминание того, что его рука совсем рядом, изредка прилетало ко мне в виде подзатыльника.

   Перед тем, как мне пойти в школу, образ брата отпечатался целиком в моей памяти на фоне зелёной настольной лампы, обложенный учебниками. Он уже вовсю был в том мире, который мне только предстояло открыть. Я неосознанно подмечал его манеру сидеть на стуле, его почерк на бумаге, его рисунки простым грифельным карандашом.

   Приход его школьных друзей воспринимался мной, как яркое событие, которое почему-то забыли отметить в отрывном календаре на кухне. Постоянно неожиданным, постоянно интересным. Я всегда ждал этих людей, отличающихся от других взрослых отсутствием степенности. Использующих новые слова и ржущих, как кони.

   Как гром среди ясного неба застучала досада, когда до меня дошло, что все эти люди приходили не ко мне. Пара-тройка попыток увязаться за братом и его одноклассниками на улице закончились для меня полным провалом. Шесть лет разницы в детско-юношеском возрасте, — это вам не хухры-мухры. Это практически разные эпохи.

   Но эта самая досада неожиданно принесла положительный результат. Как сорванный запретный плод. Попытки по возможности не выпускать брата из поля зрения, привели меня к дверям малозаметного спортзала. Физкультура, практиковавшаяся в нём по вечерам, была в противоречии с законодательством того времени. 
   Вся команда этой группы здоровья была внимательна к посторонним взглядам. Так что моя любознательность была быстро замечена этим дружным коллективом. 
   Несколько раз я ловил волшебный пендель брата, ибо нефик, но неловкий, так как он сам там был младшим по возрасту. Но, именно близкое родство с ним, позволило наставнику группы принять ошеломляющее для меня решение, зачислить меня в свои ряды. Заключить все соглашения с правилами команды.

   Благодарю тебя, брат, за практические знания, которые я приобрёл раньше своих сверстников. За искоренение досады от неудач. За выносливость. За общение с добрыми взрослыми людьми. За наглядный пример. Благодарю.

   Когда звуки, извлекаемые тобой из чёрно-белых клавиш домашнего фортепиано, стали приобретать “ничего себе образы”, следующий твой первопроходческий опыт открыл и мне двери музыкальной школы. И снова я оказался там младшим братом тебя. Те же преподаватели, что обучали тебя, ставили передо мной планку, которую я, по их мнению, осилю, раз её смог осилить ты. Благодарю за постоянное поддержание моих внутренних сил в тонусе.

   Благодарен тебе за оказанный мне кредит доверия везде, где ты проходил на шесть лет раньше меня. Не запетляв своей лыжни. И прости меня за то, что не всегда получалось соответствовать твоему примеру. Мне искренне стыдно.

   Лыжня потеряла отчётливость, когда ты пролетел с немецким мимо МИМО и ушёл в армию отдавать долг Родине. Происходящее в стране предлавинной снежной непогодой стало заметать дорожные тракты, укатанные лыжни, персональные тропы. Из разваливающейся страны люди брели по ухабам, как могли. В разные стороны. Без шуток-прибауток. Появлялись первые подозрительность, недоверие и озлобленность.

   На этом фоне возвращение отслужившего тебя вызвало у меня смятение чувств. Двухлетняя тоска, созданная твоим отсутствием, сменилась раздражительностью. Не замечая за собой изменений, я ощутил их в тебе. Незнакомые чуждые формы упругой преградой мешали мне делиться с тобой мелочами моей жизни. Отчётливость ощущения того, что мы действительно два разных человека, впервые обдало меня холодным душем. 
   Пока одно событие не перевело нас на другой уровень взаимопонимания.

   Событием произошедшее я это называю уже сейчас, спустя почти тридцать лет. Тогда же всё воспринималось, как случай из жизни, который гармонично вписывался в мир моей юности. Но это был тот единственный раз, когда старший брат посчитал нужным заступиться за меня.

   Дело было летом девяносто первого года. Днём, в наш сплочённый двор, когда большинство  молодёжи пропадало на речке, либо подрабатывало или трудилось на дачах, приехали на мотоциклах удальцы с другого района города. В гости к нашим красавицам-девушкам. 
   Достаточно эффектно и вальяжно развалились они на лавочке у крайнего подъезда. Дым сигарет и выхлопных газов из глушителей «Юпитера» и Пятой «Планеты» овевал суровым флёром романтику этой встречи.
   Мне, которому за счастье было покататься на братановском велике, эта живописная картина принесла схожее впечатление, как от встречи с героями, подобным тем, которых нам крутили в первых открывшихся видеосалонах. Я шёл мимо к своему подъезду, восторженно пялясь на этот кадр из другого мира.

   И всё бы ничего, но меня окликнули с предложением поступить так, как мне этого совсем не хотелось. Ухмыляясь и через губу. На глазах красивых девушек, которых я знал с детства. Я ответил отказом на веление собрать несколько разбросанных ими окурков, дабы потом сменившие этих гостей местные вечерние бабушки-старушки не находили повод поставить наших гостеприимных девушек на вид.

   “Неправильность” происходящего побудила одного мотоциклиста направиться ко мне, чтобы помочь мне изменить своё решение. Мне оставалось только уклониться от замаха и выбросить навстречу его голове свою руку. Девчонки сильно на меня обиделись. Налетели с бранью и стали отталкивать от лежащего гостя. Лучше бы сами убрали за собой мусор под лавочкой.

   Возможно, прогоняя меня на глазах своих озадаченных товарищей, они тем самым интуитивно старались прекратить развитие произошедшей стычки. За что я, наверное, должен быть им благодарен, но я возвращался с дневной смены на обувной фабрике, и был точно не в самом сердешном расположении духа.

   Придя домой, я встретился взглядом с братом. Он только что поступил в МГУ и целыми днями проводил время за учебниками, перед тем, как уходить работать ночным сторожем в школу, которую он окончил перед армией. В нашу школу. 
   Зачисление в студенты придало силы повторению учения. Задачи Марка Ивановича Сканави требуют сосредоточенного внимания, и толика этого внимания перепала мне. Мой внешний вид вызвал у него вопрос. После моего рассказа брат успокоил меня. Сказал, что я поступил верно. И я с чистой совестью вздохнул свободно.

   Спустя неделю, в похожий летний день, когда я уснул, придя после смены на фабрике, брат с сожалением разбудил меня. Сказал, что мне придётся встать, что ко мне пришли, что придётся поговорить с пострадавшим человеком. Мне было безрадостно от того, что я впервые с силой ударил кого-то по лицу. Я раскаивался в хрусте этого лица.
   Брат спустился со мной во двор из любопытства. Среди троих пришедших пострадавшего не было. В связи с тем, что желающий поговорить молодой человек только выписался, поступило предложение пройти на встречу с ним тут недалеко до «Тұлпара». И не успел я ответить, как брат ответил за меня согласием. Пойдём, пожмём руки и вернёмся быстренько домой обратно.

   Двухлетнее отсутствие в родном городе сыграло с ним злую шутку. Прямо за нашим двором располагался «Грильбар», и брат ошибся с похожестью названия и геолокацией. Я потихоньку похлопал себя по затылку, мол, нас там ухлопают, но было поздно. Брат бодро пошагал в обществе парламентёров. Я же понуро побрёл вслед, грустно умиляясь от того, что родной брат ведёт меня прямиком в чужой район города разговоры разговаривать. 

    Своя оплошность им была выявлена уже после того, как мы миновали родной «Грильбар».
   На его немой вопрос я прояснил ситуацию о действительном месте встречи. Оказалось, что мы идём дальше, в чужой район, раз уже пошли. Кто я был тогда такой, чтобы оспаривать решение старшего брата.

   А дальше было “кино и немцы”. Мы упрямо дошагали до находящегося в ремонте детского садика, расположенного напротив «Тұлпара», и остановились только на его внутренней детской площадке.
   На груде кирпичей сидел потерпевший, неказисто улыбающийся стиснутыми медицинскими резинками зубами. Та ещё ухмылка. Мы так и не дошли до него. Остановились в аккурат на средине площадки, когда ожидаемые мной неприятности, превратились в действительность. 
   Силуэт “терпиливного” быстро растаял на фоне решивших поддержать его сотоварищей, появившихся из-за кустов, незатейливо огораживающих этот садик. Эдак десятка два с гаком молодых людей, среди которых не было ни одного моего ровесника. Замечательный дуэлянт Сирано де Бержерак сказал бы свои: - «А где остальные семьдесят пять?».

    Отсутствие членораздельной речи убедительно демонстрировало причину их появления. Сам я завороженно наблюдал, как замыкалось вокруг нас с братом кольцо. А потом я пришёл в себя от того, что он меня взял и кинул прямо к стене детсада.
    Именно в тот день я испытал реальное чувство замедленного происходящего. Какая-то часть противника, пытавшаяся причинить мне физическую порчу, медленно наваливаясь на меня, мешала друг дружке, размахивая руками и, местами, ногами в мою сторону. Мне же не мешало ничего. Спина была прикрыта стеной здания, и я дотягивался до каждого, кто норовил попасть в радиус досягаемости моих рук. Адреналину и телодвижений было хоть отбавляй.

   Скоро обзор у меня перед глазами расширился, и я смог увидеть брата. Кольцо вокруг него то разжималось, то сужалось. Где-то из этой окружности выпадали люди, кто-то отползал в сторону. А потом я воочию увидел Сашу, переделывающего кольцо в нескладные группки парней. 
   На моих глазах он лаконично вцепил троих, кольцо опешило и окончательно распалось. Я точно не помню, сколько вся эта атака заняла времени, но из-за решетчатого забора садика послышались окрики мужиков, проходящих мимо, и обративших внимание на шум, гам, тарарам.

   Брат отреагировал быстро. Воспользовавшись тем, что энтузиазм противника сбавил накал, он подбежал ко мне, шустро ощупал меня с ног до головы, и сказав: - «Давай во двор», резво дёрнул прочь из садика, крепко держа меня за руку.
   До родного двора мы просто добежали без остановки. Спешно была нужна подмога. Отдышались, привели в порядок растрёпанную одежу, осмотрелись. Умиротворяющая картина. Почти никого из друзей-приятелей. Кто на даче, кто на речке, кто на работе.

    Воспользовавшись передышкой я начал ор на тему, «ну и чего ты, Саша, попёрся в такую даль?». Смущение его длилось недолго. С дюжину оставшихся недругов, решивших по инерции доощутить конечный результат разбирательства, показались под аркой нашего двора, помахивая перилами и перекладинами от лавочек. В детсаде наступил затянувшийся ремонт.

   Брат редко использовал матершинные слова. В этот раз он не постеснялся и пошёл навстречу реваншистам. А потом я вблизи увидел, как ломаются об его подставленное тело древесные бруски. И снова раненые группки “залётных” стали сбавлять обороты. 
   С выходящих в наш двор балконов стали раздаваться взрослые комментарии. Послышались предсказания о скором появлении милиции. Не дожидаясь задокументированного восстановления правопорядка, мы, в целом благополучно, добрались по своей квартиры. Да здравствуют ушу саньда, кёкушинкай и советский спецморпехназ! На разные служебные машины мы смотрели уже со своих окон.

   Под сгущавшийся вечер, в нашу квартиру стали заглядывать мужское население двора, одноклассники и приличные молодёжные представители других районов нашего города, проводящие организационную работу в подготовке ответного визита. 
   Рабочим многонациональным митингом, разбившись на десятки, идейно согласованные в поисках правды по дворовскому кодексу справедливости, прошагали мы пару соседних районов города. 
   Они оказались пустынными.

   И только на обратном пути, встретились нам парламентёры, уговорившие брата “на поговорить” в детский садик на «Тұлпаре». На вопрос: «А не оборзели ли вы с приятелями этим днём?», стал искать ответ только один. Адвокат бы из него вышел ушлый, если бы не сел он, спустя несколько лет.
   На мою, ещё вспыльчивую просьбу лично проучить этого неприятного человека по всем правилам приличия, брат высказал встречное предложение принести им всем извинения. И всё. Извинения были принесены и инцидент закончился. Спасибо, брат.

    По прохождению нескольких дней, когда пыль эмоций улеглась, пришло ко мне понимание, что мой брат спасал мне жизнь, готовый отдать свою за меня. Растрогало его признание, что в армии со мной можно пойти в разведку. Не знаю до сих пор лучших слов. 
   Мой брат, мой старшина Герасимов. Твоя демобилизационная форма тридцать лет висит дома в моём гардеробе. Надеюсь, что подробное изложение этой истории тоже прочитают и твои сыновья.

   Считаю, что вот после этого события и включилось доверительное дружеское взаимопонимание брата со мной. За два года твоего отсутствия я дорос до осмысления причинно-следственных связей между событиями. Это позволило тебе начать делиться со мной личным прожитым опытом. 
   Я узнал, что ты начал курить в армии, узнал, на чём ты формируешь личное мнение, несколько пережитых тобой историй из разряда, что вспомнить есть чего, но родителям рассказывать не захочется. 
    Твои рекомендации литературным и музыкальным произведениям, режиссёрским находкам в кинематографе, проторили свежую лыжню в моём развитии. А по истечению лета ты уехал учиться в Москву.

   А потом СССР, в котором мы оба родились, исчез. Мы стали гражданами разных стран. И возможность видеться у нас практически прекратилась. Происходил обмен письмами и посылками. Почти в каждой для меня находилась книга, которую нельзя было найти в наших магазинах и библиотеках.

   Отдельное спасибо тебе, брат, за «Хроники» Желязны, за «Основание» Азимова. За обживание Арктики с Антарктикой Владимира Санина. За знакомство с книгами Виктора Николаева.

   Увидеться на значимый промежуток времени довелось нам только в конце 90-х. Умер наш отец в Магнитогорске. В городе, откуда он был родом.
   Бате пришлось переехать в Магнитку по причине смертей, последовавших одна за другой, в своей родной семье. Из всей отцовской семьи он остался один на один со скорбью и наследством, оформить которое так и не успел и спустя два года воссоединился с родными на кладбище. 
    Оформлять всё заново, пройти этот колдобистый путь пришлось нам с братом. Следующим наследникам.

   С момента отъезда брата из нашего дома прошло восемь лет. Шестилетняя наша разница в возрасте незаметно потеряла детские границы. Происходил настоящий взаимный обмен личным опытом.
    За это время, получивший свой диплом, брат начинал свою трудовую деятельность. Мне было что посмотреть, да послушать. Сегодня я себе не даю забыть тот факт, что надо успевать за новым горизонтом. 
   В 1998 году, держа в руках твой тошибовскый ноутбук, я даже не увидел этого горизонта дальше игры в “Героев” и интересного печатного материала.

   Узнав, сколько стоит подобный ноутбук, я стал искать, куда в нём заливается бензин, и где крепятся колёса. Оказалось, что практическое применение полученных знаний приносит пользу. Пытливость ума, вера в свои силы, позволили взять и сделать, вместе с такими же молодыми единомышленниками, совершенно новую методику, позволяющую ощутимо опередить достоверность детекторов лжи, используемых в то время. Для подтверждения надёжности результата, его валидность и константность, этот рабочий инструмент прошёл несколько экспертиз.

    Только помимо академического интереса практический интерес проявили зарубежные специалисты, для своих лабораторий. Отечественным лабораториям лишь ещё предстояло выходить из припадочного десятилетия. 
   Невесёлость брата не сочеталась с суммой зелени, выплаченной иностранцами за эту продукцию. Куда, как выяснилось, вошли все права на использования её в целях покупателя.

   Я не понимал, чего он хотел. Разговоры о жизненных целях и смыслах не клеились. Работы хотелось, помимо денег, ради самой работы. 
   «Клятва, это серьёзно», - было сказано тобой, брат. Правила октябрят и армейская присяга, такая вот возросшая шкала ответственности. И ты пошёл служить дальше. Маяки в море грядущего зажигаются в детстве.

   В дальнейшем я только узнавал про работу в лаборатории института им. Сербского. Изобразительный институт рисования поведенческий портретов.
   Работу в службе федеральной безопасности. Оружейная переговорных процессов.

   Даже при личной встрече в 10 году, когда ты приехал знакомиться с моим сыном, детали работы не входили в палитру твоих рассказов. Зато оказалось полезным наблюдать за твоим общением с моим сыном. Мастер-класс для меня от родителя четверых детей. Двоих сыновей и дочерей. Брат обвенчался и за десять лет, - в 01, 04, 07, 09 годах радовался появлению своих цветов жизни.

   Мой сын виделся с тобой лишь дважды, в 10 и 13 году. Он помнит тебя с интересом. На твоих поминках, брат, сын горевал рядом со мной.

   Мне хочется думать, что Создатель ответил взаимностью при вашей встрече. Я благодарю тебя за библейские осмысления и за постоянное раздувание тлеющих огоньков моей Веры крайние десять лет. Я с новой силой присоединяюсь к благодарности всех людей, знавших тебя.
    “Плохого христианина”, как ты сам себя однажды назвал. Уверен, что экспертные характеристики А.В. Герасимова, как объекта, сохранились на местах твоей работы. Нам, нашей маме Анне Ивановне, другу с детства Асранкулову Максу, твоему брату Андрею и его сыну Глебу, остаётся помянуть тебя, Саша:
        Верного мужа.
        Любящего отца.
        Надёжного друга.
        Родного сына.
        Моего старшего брата.

   Светлая память, и пусть земля будет тебе пухом, Старший Брат.