Казачья старина

СТАНИЦА - ПРИЗРАК, ПЕРЕМЕЩЕНИЕ ВО ВРЕМЕНИ
Приехал только что из одной поездки. Не успел отдышаться – звонок от старого приятеля: «Приезжай на день станицы, праздник у нас – триста с лишним лет её существования». А мне собраться – как подпоясаться. Донским ветерком дунуло, и я полетел, словно ковылинка в ветреную погоду.
А понесло меня на реку Хопёр, в станицу Зотовскую Алексеевского района. Почти 500 километров, ежели по карте – недалеко. Смущало, что там никогда не был, как пальцем в небо. Ну, ничего, думаю, казаки в родных степях не теряются. Запасы и походный скарб – палатка, спальник, примус, сухпай и много чего другого для выживания в автономных условиях всегда со мной.
Долго ли ехал, быстро ли, а к вечеру был на месте. Асфальт закончился, крутой спуск, суглинок, видно как бараки вниз бежали, оставляя промоины в меловом грунте. Вчера дождь был, только на внедорожниках лазить. А меня на своей «Гранте» понесло! Ну ничего, она и не такое видала. Главное – лишь бы прокладка между рулём и сиденьем не подвела. Сам на себя уповаю. Ну а я, конечно, профессионал в своём деле. Всю жизнь, с 13 лет, за рулём, всякое бывало, откуда только не приходилось вылазить. Домкрат, смекалка и удача – всё то, что путнику в дороге надо.
Сентябрь. Сверху (правый берег Хопра) всю низменную левостороннюю степь, с хуторами и разливами, как на ладони видать. Передо мной внизу река. А где же станица? Иду на спуск, от крутизны и бездорожья дух захватывает, адреналин играет. Как глядь – на полуспуске, слева от меня, церковный купол в позолоте, ярко играя и слепя на солнце, вырос, как из земли. Спускаюсь вниз – кругом деревья, поросль и бурьян в рост, прибрежные займища. Кусок асфальта, вновь грунтовка. Среди деревьев и кустов как призраки начинают вырисовываться двухэтажные исполины – заброшенные куреня, построенные ещё триста лет тому назад, и с большим трудом, под натиском природных факторов ветшая и медленно разрушаясь. Так раньше строили на века. Низы – камень (кремний в основном), верх – сруб или вербовые пластины. Вокруг красота неимоверная, а среди неё, как скелеты, брошенные дома, наводящие жуть и навеивающие душевный холод. Заходящее солонце еле-еле пробивается тонкими лучиками сквозь тёмные заросли крон старых деревьев.
Связи нет, адреса не знаю, только название – Зотовская. В интернет заглянул – проживают чуть более девятисот человек. Не расстраиваюсь, я настырный, всё равно найду.
Показались пара добротных жилых домов, друг напортив друга, и опять среди зарослей пустые. Отовсюду веет стариной, даже воздух другой. Ощущение – как в прошлое попал.
Нынешние домочадцы, живущие в старинных домах, знают их пофамильно – тех, кто были первыми хозяевами этих домов, передавая фамилии из поколения в поколение, как легенды. И не только кому ранее принадлежали, а и некоторые истории, происходившие с хозяевами этих домов. Здесь профессор медуниверситета Фёдор Иванович Протопопов из Москвы жил, с ним то-то произошло, сейчас батюшка живёт, там тот-то жил, тем-то занимался. Купцы Порватов, Шарапов, Крюков, Лежнёв и многие другие, чьи фамилии до сих пор на устах станичников остались. А с колокольни в лихолетье снайпер стрелял.
А вот и дом атаманского правления с тигулёвкой (гауптвахта), ныне клуб, перед ним плац, а напротив гамазея в одном ряду с лабазами (склады). Всё сохранилось в нетронутом виде с тех времён – железные клёпаные ворота, резные ставни, двери, запирающиеся стальными перекладинами, фиксирующиеся изнутри клинами. Ступеньки, со слов местных, из древнегреческого храма, которым как бы больше тысячи лет. За лабазами еле видно древнее кладбище, перед входом в огромный храм с сияющим куполом, что я наблюдал при спуске, два ещё тёмные – реставрируются вместе с часовней. Храм и станица прижаты к горе, ниже река, спуск, он же вход и выход, один. Стратегическое расположение станицы напоминает неприступную крепость: находится под горой и в зарослях займища, подпёртых рекой, практически её ниоткуда не видно, пока в неё не въедешь. Когда-то здесь кипела жизнь. Были три причала, четыре очень длинные, вдоль реки, улицы, одних магазинов было более тридцати, четыре кузни, и ещё много чего другого. Очень богатая купеческая окружная станица.
Можно представить, как по мощёным улицам проскакивали почтовые и пассажирские дилижансы, кареты, грузовые телеги, брички, суетились извозчики и с ветерком пролетали верховые. От причалов с деревянными баржами, гружёными разнообразными товарами, тянулись в гору поперёк этих улиц тяжёлые обозы, перевозящие все эти грузы в лабазы и гамазеи. Огромные, с кольцами в ноздрях, запряжённые в ярмо волы тянули двухколёсные арбы, как бы соревнуясь в тяжести перевозки с лохмоногими тяжеловозами и битюгами, кое-где шныряли вьючные ослики. Вокруг галдел и суетился честной народ. Всё это осталось далеко позади, в далёком прошлом и памяти воспоминаний.
А вот эхо: сейчас иногда возле старого брошенного дома в центре станицы жители видят в сумерках или ночью призрак молодой, разорившейся и наложившей на себя руки купчихи (фамилию запамятовал). Раз неупокоенная душа, может быть, смерть и насильственная, вот поэтому она и бродит привидением по гумну меж правлением и домом, от плаца к реке, как бы напоминая о прошлом.
Без труда нашёл того, к кому ехал. Пригубили за встречу, вышли пройтись. Кое-где центральная улица освещалась. Немного проветрившись, присели в беседке у дороги. Я подумал – остановка, ан нет. Никакой транспорт здесь не ходит — ни общественный, ни коммерческий. В потёмках разглядел – в беседке даже столик есть. Только присели, разговорились, откуда ни возьмись в такой глуши, словно НЛО тихонько, мимо нас не проехал, а от неожиданности тихо проплыл автомобиль, слегка зацепив нас светом фар. Мы были по казачьей справе, я с шашкой наперевес. Автомобиль притормозил, сдал назад, остановившись напротив. Из «НЛО» вышел мужчина, впотьмах через стекло я разглядел женщину. Подойдя к нам в кромешной темноте, на небе ни взёздочки, задал вопрос:
— Казаки?
— Ну да – ответили мы в один голос.
— Здоров дневали!
— Слава Богу!
— Откель будете?
— Я с Дона – ответил не задумываясь .
— А я тутошний – ответил напарник.
— Где ночуешь? – спросил мужчина меня.
— У него – пальцем показываю на приятеля.
Следом ошарашивающий вопрос:
— А почему не у меня? Гостям всегда рады.
Дальше последовал короткий спор между ними, у кого мне ночевать.
Человек меня не знает, и с такой напористостью предлагает кров и уют. А буквально перед этим приятель рассказывал мне, что куреня у них не запирают, к дверям палочку прислонил – это знак того, что дома никого нет. Сопоставив то и это, я понял, что сработала «машина времени», и я попал в семидесятые. В те времена, когда всё это было. Когда пришедшему из армии всей улицей поднимали за два дня дом, а вечером всей улицей гуляли, обмывая постройку и отслужившего в рядах СА, каждый неся на общий стол всё, у кого что было.
Закончив спор, разговорились. Незнакомец представился – Пётр Александрович Степанов-Донсков, родом из этой станицы, имеет здесь дом, одновременно проживает и в Волгограде. Бывший атаман, сейчас пенсионер и уважаемый старейшина, с правом носить погоны. Узнав, что я из Калача-на-Дону, поведал мне, что когда-то работал у нас в лесхозе. Вот так я познакомился с первым коренным жителем.
Вернувшись с прогулки домой, общались до утра, часок вздремнули – и на мероприятие. Приятель за каких-то полгода очень заметно помолодел, слегка поправился – глаз радует. А он уже седьмой десяток разменял. Батюшка поселил его в доме, относящемся к епархии, их несколько для паломников, ныне пустуют. Прихода нет. Храм – кто знает, размером как наш в Голубинской, только архитектура и стиль другие, красавец. Со слов приятеля, помолодел он от тишины, природы, чистого воздуха и общения с Богом. Так как, живя один, бывает, даже поговорить не с кем. Никаких тебе забот и стрессов, нет ни радио, ни телевизора. Участвует в местной самодеятельности, живя спокойной, размеренной жизнью пенсионера-бобыля.
Итак, намеченные мероприятия: с утра, в 8.00 – служба в храме; в 10.00 – Крестный ход по станице; в 12.00 – концерт в клубе, затем там же – посиделки, застолье.
Пока, проснувшись, чуть позоревали, позавтракали, приготовив на скорую руку глазунью и салат, запили чаем.
К клубу подтянулись к десяти. Делая небольшой круг по станице, крестный ход встретился нам, аккурат на центральной улице, как раз у клуба. Грациозно идя позади хоругвей, высокий, моложавый, около сорока лет, стройный, что редко бывает, сажень в плечах (во мне 184 см, он выше), в чёрной рясе и головном уборе – батюшка. За ним семенили несколько старых, доживающих свой век бабушек и пара дедушек, всего я насчитал 15 человек.
Дождавшись участников хода, все мы вошли в клуб. Подъехали ещё несколько пожилых коренных жителей, основная масса, если так можно сказать, приезжие. Усевшись поудобнее в кресла, увлечённо смотрели концерт, даже как бы сами принимали в нём участие. Так как профессиональных артистов не было, а были сами жители – делали интересные постановки, пели, плясали, смешные сценки. С соседней станицы Аржановской был такой же местный творческий коллектив. Настолько это было колоритно, просто, весело и интересно, что я ещё нигде на профессиональных концертах и творческих вечерах не получал такого удовольствия и заряда настроения. Приехав в Калач, до сих пор ощущаю эту энергию, эйфорию и феерическое удовлетворение, словами не передать. Была тамошняя уроженка, глава администрации, ветеранам, юбилярам вручила подарки, поздравила с праздником. Создавалось такое впечатление, что это просто одна большая, дружная, не знающая бед семья.
Инструментальная музыка, гармошки не умолкали даже тогда, когда концерт медленно и незаметно перекочевал к застолью. Столы были тут же, уже накрыты и ломились от домашних яств. В воздухе плавал замах вкусняшек.
Вы не поверите, но я всего насчитал, вместе с гостями, творческим коллективом из соседней станицы, их было десять, а всех вместе всего 25 человек. Глобализация. Всё настолько было звучно и весело, как будто гулял огромный город.
Меня зацепило, перевернуло душу – нет, не умрёт станица, она просто перейдёт в другое измерение, не могут так просто исчезнуть такие люди с их весельем, традициями, рукодельями, образом жизни. Побыв, увидев, дотронувшись, я ощущаю себя побывавшим в сказке.
А вот и развязка: спросив у главы, сколько человек ныне проживают в станице с таким огромным храмом, где нет прихода, а вернее не проживают, а доживают, ответила: 47 человек (900 было ошибочно – не туда глянул). Но они не отчаиваются и умеют радоваться каждому дню, тому, что есть.
А вот как они сами вспоминают и гордятся тем, чего практически не осталось:
Упоминания о станице Зотовская относятся к концу 17 века. Уже тогда наша станица славилась своими двухэтажными домами с балясами, гамазеями, лавками и лабазами. Два раза в год проводились большие ярманки, где торговали рыбой, солью, перламутровыми изделиями, лошадьми, тульскими и павловскими ружьями, железом, бечёвой и т. д. и т. п.
Численность населения достигала не одной тысячи человек. На ярмарку в станицу приезжали со всех сторон, с дальних и ближних городков. Приезжали не только купить и посмотреть, но и себя показать. Молодые парни и девушки наряжались в праздничные одежды, игриво щёлкали жареными арбузными семечками с тайно надеждой встретить свою судьбу, своего суженого-ряженого.
Вот так с любовью вспоминают жители свою станицу, храня добрую память о ней.
А как же без историй? А их тут предостаточно. Вот что поведал мне Саныч: есть у них пустующий, тронутый временем, но ещё крепкий красавец- дом атамана – тех ещё времён, но речь пойдёт о правлении, где ныне клуб, с торца тигулёвка – там держали белого казака. Красные приговорили его к расстрелу. Вывели, Хопёр рядом, там и шлёпнем. Подвели к берегу и спрашивают: последнее желание? А тот – хочу коня своего перед смертью попоить. Дали ему коня, подвёл казак его к реке, а тем временем красные отвлеклись, закуривая из кисета. Казак обхватил коня спереди за шею руками, а ноги ему как бы подмышки завёл, ухватился и с криком: «Выноси, родненький!» унёсся в гору, только его и видели. Доскакал до станицы Вёшенской и оттуда привёл отряд, который выбил красных из Зотовской.
Слышал ещё — как и почему только их храм в округе уцелел в ленинские двадцатые годы, времена атеистов. О подаренном многопудовом колоколе в звонарню. О том, как атаман дорогу хитростью проложил в соседний хутор Плёс, измеряя работу оглоблей. Этой дорогой до сих пор пользуются, вспоминая мудрого атамана. Рассказы о глубоких пещерах, о разбойничьем золоте и ещё о многом другом.
За эти двое суток я столько интересного узнал и увидел, что зараз не расскажешь. Станичница Ольга показала их музей, что находится в задах клетки Елены Медведицковой, рассказала о нём. За такой короткий срок прирос душой, породнился с этой забытой станицей, с её крытыми ещё чаканом кое-где куренями, храмом, рекой, природой, с людьми, ведь красят её эти прекрасные и добрые, сердечные жители. Да и сама-то станица тоже держала и не хотела отпускать. Простившись со всеми, выезжая, поднимаясь в гору, резвый автомобиль еле продвигался, было впечатление, что его кто-то за колёса держит.
Вот так, одновременно с грустью и душевной теплотой, что есть ещё машина времени, я возвращался домой, загруженный впечатлениями и восторгом, тяжёлым осадком воспоминаний о прошлом и настоящем…
Употребляя иногда старые, но ещё попадающиеся в обиходе казачьи слова из гутарки, с любовью вспоминаешь своих знаменитых и любимых предков, они греют, как бальзам на сердце, от которого оно тает, а по щеке неудержимо бежит слеза.
Перо так и тянет назад, к бумаге – ещё, ещё и ещё, выброси впечатления на белый лист.
На территории любителям археологии иногда попадаются предметы и более ранних периодов – наконечники стрел, керамика, украшения и прочее, значит, здесь издревле, видать, со времён скифов кипела жизнь.
Живы ещё и легенды о пещерах протяжённостью в 400 километров. Некоторые кладоискатели до сих пор ищут в них и их золото братьев разбойников. Говорят, не так давно подростки вынесли целую охапку шпаг из пещеры, что находится у основания зуевской горы под корнями старого дуба.
Здесь не только дома, но даже и у каждой горы есть своё название – Кладбищенская, Лохматая, Зуева гора, гора Маяк, что ближе к Аржановке, и т. д.
Перечисляя названия гор, невольно вспомнил своего хорошего приятеля Василия Ивановича Медведицкого, ныне проживающего у нас. А родом он с Хопра, хутора Становской, это недалеко от Зотовской. А с чего вдруг я вспомнил за него? Будучи в Зотовской заведующая клубом Елена Медведицкова, завклубом станицы Аржановской – Вячеслав Сергеевич Медведицков. В голове у меня пересеклись три одинаковые фамилии, и все с Хопра. А ещё я знал живущих у нас трёх братьев Аржановых – Андрея, Александра и Анатолия, думаю, с тех же краёв.
Будучи в поездке, я узнал о фамильных домах, о курганах с названиями, а Василий Иванович рассказал, как у них в хуторе называли дома по отчеству дедов – Давыдовычи, Митричевы, Марфунькины – по бабушке Махоре или Марфы, и т. д.
А у нас на Дону часто повторялись названия хуторов, одних Калачей до 1949 года было шесть, и дабы не путать, им давали прозвища за происходящие в них когда-то разные случаи. Так, к примеру, станица Нижне-Чирская имела прозвище – кобылятники, если не путаю с Чирской, давно всё это было. Хутор Кумовка – гундосые, станица Голубинская – капустники и так далее. Под этими прозвищами скрываются иногда и комичные истории. Некоторые из них я знаю со слов старого казак. Никто ни на кого не обижался. Так казаки не путались и знали, кто с какой Кумовки или Калача и т. д. Но это уже другая история.
Путник (П. П. Шигида)