ПОЗДРАВЛЯЕМ!

– Иван, династия у вас большая. У вас есть братья и сестра. Принадлежность к знаменитой фамилии никогда не мешала вам? – Нам нет. А вот наши дедушки Николай и Евгений Агуровы решили, что двум артистам с одной фамилией жить нельзя (хочешь не хочешь начнут сравнивать), поэтому один из них должен был взять псевдоним. Но кто? Кинули жребий. И в итоге мой дедушка Николай Николаевич выбрал себе фамилию Волков – в честь основоположника русского театра Федора Волкова, а его брат так и остался Евгением Агуровым. Кстати, успех к дедушке пришел довольно громкий после того, как он сыграл в кино Старика Хоттабыча. Евгений Николаевич тоже снимался, но меньше. – То есть ваша династия началась с Агуровых? – Нет. Мой прадед Иван Вольский – провинциальный актер и создатель петербургских театров «Старинный водевиль» и «Кривой Джимми». Мама с восхищением рассказывала о том, как он водевили играл. Это ведь сложнейший жанр. При внешней легкости, он требует гибкой, подвижной психофизики от актера. Молниеносные внутренние развороты на 180 градусов из гневного монолога в музыкальный куплет и танец, когда куплет и танец не смотрятся вставными номерами, а являются непрерывным продолжением действия. Это как высшая лига, виртуозное владение мастерством. Так он работал. – Дедушку вы не застали, но многому в профессии научились, наверное, у своего отца? – Конечно, папа был моим кумиром и до сих пор это так. Его ценности – мои ценности. Например, я как-то спросил: что для него является идеальным театром? Он ответил, что это такой театр, где он мог бы полностью погрузиться в историю, написанную автором пьесы, и забыть, что находится в театре. Следить за персонажами пьесы, а не за артистами. Наблюдать Гамлета и сопереживать Гамлету, а не артисту N. На вопрос видел ли он такой театр, папа ответил, что не видел. Иногда мне кажется, что в этом есть какое-то напутствие, завет. Может быть, это недостижимая высота, но стремиться к ней интересно. – А как он сам к этому стремился? – Для меня это загадка, поскольку папа всегда существовал на какой-то особой волне. Например, он начинал собираться на работу за несколько часов до выхода. Долго мылся, брился, варил себе кофе. Потом одетый, при полном параде, еще часа полтора сидел – курил, о чем-то думал. По папе в жизни вообще никогда нельзя было сказать, что он актер. Он не вписывался в общее представление об артистах. Скорее, был похож на художника или какого-то гуманитария. Мама тоже, когда занимается домом или идет в магазин, не похожа на актрису. Это люди, очень четко разграничивающие понятия жизнь и профессия. Когда начинается работа – они оба преображаются, сосредотачиваются на деле. – Какой опыт вы переняли у мамы? – Мое детство – это, конечно, мамина театральная жизнь. В ту пору она играла в БДТ. Я наблюдал, как трепетно мама относится к сцене и, стоя в кулисе, любит здороваться с ней, коснувшись рукой планшета. Я тоже иногда так делаю. Особенно в старых, «намоленных» театрах. Просто мама ввела меня в эту жизнь, сама того и не осознавая. Она больше хотела, чтобы я стал музыкантом. А я всегда знал, что буду актером. …Кстати, у мамы и папы – два разных подхода к поиску работы. Два различных стиля охоты. У мамы позиция активных тактических действий. Например, когда она переехала из Питера в Москву и нуждалась в заработке, то раздобыла где-то гремящий чемодан на колесах. С ним она появилась на «Мосфильме». Ходила по коридору – колеса громыхали, из дверей выглядывали возмущенные люди, но вдруг видели ее, узнавали и предлагали работу. У папы же была позиция неспешная, выжидательная. Ему звонили, уговаривали, он нехотя соглашался. Для него важным честно работать не впадать в крайность, не «выпрыгивать из штанов», по его выражению. Не выпендриваться, не суетиться, не быть Актером Актерычем в жизни. Еще он считал, что нельзя искусственно и натужно интересничать на сцене, строить из себя что-то. Мама говорила о том же. - Есть ли творческие темы родителей, которые невольно или намеренно хочется продолжать? - Скорее хочется наследовать отношение к профессии. Сегодня всё слишком перемешано, и очень легко потерять представление о плохом и хорошем. У родителей, как вообще у людей их поколения, все гораздо очевиднее. Оттого они нетерпимы ко многим неоднозначным, сомнительным явлениям в театре и в жизни. Им сложно и больно мириться с искажением того, что для них прозрачно и ясно. Надеюсь только на то, что сегодняшняя муть спровоцирует очередное изобретение велосипеда, и рама у него будет крепче прежней.