Вы думаете, если у человека в доме стоит одинокий кактус, это просто интерьер?

Мол, не забыл полить — уже молодец.
Так вот, забудьте.
Я ехал на вызов, думая, что меня ждёт щенок, который грызёт провода, писает в туфли и спит в микроволновке. Стандартный набор.
А на деле… я приехал спасать цветок. От щенка.
— Пётр, он сходит с ума, — встречает меня хрупкая женщина с глазами, как у совы, которая неделю не спала.
— Сначала просто сидел рядом. Потом начал рычать. Сегодня я попыталась полить — он зарычал на меня. А потом — укусил пульверизатор.
На полу сидел пушистый комок, который с виду тянул максимум на «милый мохнатый зайчик».
Но внутри жил охранник.
Из тех, что в «Пятёрочке» держат весь отдел алкоголя под контролем одним взглядом.
— А что за растение?
— Кактус. Мне тётушка подарила перед смертью. Это её был. Она его «Толиком» звала.
— А пса как зовут?
— Малыш.
И вот стоит Малыш. Смотрит на меня, как будто я последний человек, кто смеет подойти к Толяну.
Я пошёл осматривать горшок.
На всякий случай взял шприц, лампу и бутерброд.
Кто знает, как пойдут дела.
Кактус — как кактус.
Горшок старый, немного отколотый. Подставка. Всё стандартно.
Но щенок сидел у него, как охранник у сейфа.
— Может, он чувствует какие-то запахи?
— Я стирала штору рядом с горшком. Может, духи, хлорка…
— А до этого?
— Ну, я ещё полку над цветком вытерла.
— А что стояло на полке?
— Письма тётушкины, фото, коробочка с её кольцом.
Вот тут я завис.
— А кольцо где сейчас?
— Пропало. Я думала, уронила. Или кот унёс.
Щенок при этом не сводил с меня глаз.
Я сел. Он рычит. Я — не двигаюсь. Он — не двигается.
— Такое ощущение, что он знает, что там что-то важное, — говорю.
— Только там ничего нет! Это просто горшок!
— А он считает, что это святое место.
Мы оба посмотрели на кактус.
Если честно — он и правда смотрел слишком значимо.
Всё вокруг будто шептало:
Не трогай.
Не копайся.
Но если уж копнёшь — держись.
— Смотрите, хозяйка, — говорю я, — дело, конечно, ваше, но если бы я был щенком и охранял этот горшок как жизненно важный объект, то, возможно, под слоем земли что-то и есть.
— Вы предлагаете выкопать Толика?
— Только немного. Как в археологии. Или в криминалистике. Или в семейной терапии.
Она долго колебалась. То плакала, то ругалась на тётушку, то гладила пса и просила прощения у кактуса.
Щенок при этом сидел и рычал, но уже не так грозно. Скорее… на нервах.
Как будто боялся: сейчас вытащат — и всё разрушится.
Я достал перчатки. Щенок завыл.
— Мы просто посмотрим, — сказал я, будто это ребёнок с мнением, а не пес весом в полтора кило.
Он продолжал рычать. Я начал копать.
Земля была сухая, но под первым слоем оказался плотный свёрток в полиэтилене.
— Что это?! — прошептала хозяйка и отступила на шаг, как будто я достал гранату.
— Не знаю. Но выглядит, как… завёрнуто намеренно.
Я положил свёрток на пол. Щенок подошёл, сел рядом. И…
Угомонился. Просто сел и успокоился.
— Похоже, он разрешает открыть, — сказал я. — Или готов к финалу.
Мы разворачиваем.
Первое — старая чёрно-белая фотография.
Двое. Мужчина и женщина. Улыбаются. Сзади домик, похоже, дачный.
Второе — записка. Пожелтевшая, с тремя складками и пятном от, простите, вероятно, варенья.
И третье — кольцо.
Тонкое, с гравировкой.
На внутренней стороне надпись: «Я. и В. 1967».
Хозяйка закрыла рот рукой.
— Это… Это не тётушкино…
— Может, не всё вы о ней знали?
— Она говорила, что не была замужем. Что была «боевая подруга свободы».
Мы уставились на кольцо.
Щенок лёг рядом. Прямо на газету, в которую мы расстелили находку.
Положил подбородок на лапы, закрыл глаза.
— Он как будто… знал, — сказала она.
Я кивнул.
— Животные редко ошибаются, когда дело касается… ну, сердца.
И вот мы сидим: я, хозяйка, щенок и всё наследие одной дамы с именем, как потом выяснится, Валентина Ивановна Чеплыгина.
— Пётр, вы это что, теперь всё обратно закапывать будете?
— Нет.
— А как быть?
— Ну…
Теперь либо звоните родне, либо ищите, кто был «Я.»
Через неделю хозяйка снова вызвала меня.
Голос по телефону был торжественный, как будто не котёнка кастрировать, а наследство подписывать.
— Пётр, приезжайте. У нас продолжение.
Я приехал.
Щенок встретил меня у порога — спокойно. Без рычания.
Как будто теперь я «вхож в семью».
Он даже позволил почесать за ухом. Настоящий прогресс.
Хозяйка с порога:
— Помните, вы сказали про «Я.»? Мы нашли!
— Родственник?
— Нет. Сосед. Ну, как сосед… бывший сосед по даче. Он жив. Ему 92.
И дальше — как в фильме.
Оказалось, Валентина Ивановна жила на даче с неким Яковом Петровичем. Много лет. Без регистрации, как говорится. Слово «гражданский муж» её раздражало, она называла его «мой якорь».
Но в городе — никогда не говорила о нём.
Родне рассказывала, что живёт одна.
«Свободна, как кошка на подоконнике» — так она выражалась.
— Мы его нашли через клуб садоводов, — объясняет хозяйка. — Позвонили. Он плакал. Сказал, что кольцо она ему вернула, когда уезжала насовсем. Но видно, пожалела.
— И зарыла его к Толяну?
— Видимо. Сказала: «Пусть хоть Толик не забудет».
Пауза.
— А что с кольцом?
— Мы отдали ему. Он приехал. Принёс букет гладиолусов. Пёс его не кусал.
Мы сели на кухне пить чай. Щенок дремал на подоконнике.
Кактус, как ни странно, расцвёл. Маленький белый цветочек — как извинение за весь этот информационный спектакль.
— Знаете, Пётр, — сказала хозяйка, — иногда собака — это не просто собака. Это хранитель.
— Да. Хранитель забытых чувств и невыраженных глупостей.
— Или вот так — кольца, которое нельзя носить, но жалко выбрасывать.
— Или памяти, которую сам себе не доверяешь.
Мы помолчали.
За окном проехала скорая. Пёс не дернулся.
А хозяйка, между делом:
— Я теперь его Толиком зову.
— Щенка?
— Да. А кактус — Малыш.
Я не стал спорить.
Иногда единственный способ всё отпустить — это всё перепутать.
И пусть рычит, если надо.
Главное — чтобы знал, зачем.
Пётр Фролов | Ветеринар
Больше рассказов в нашем Телеграм-канале "Помело"