«В детстве меня так и называли бракованной. Говорили, что у других дети как дети, а я что? Инвалид? Обуза для родственников. Помню, мать бывало раскричится на меня, а потом приласкает ненадолго, говорит, была бы ты здоровая, мы бы тебя больше любили».
Героиню этого репортажа зовут Надежда Бобровникова, она живет в Воронеже. Ей 34 года и она инвалид с рождения. Страшный диагноз, вывих коленных суставов и полувывих тазобедренного сустава, повлекший аномальное развитие нижних конечностей, ей поставили в первый день жизни. Первую операцию Надя перенесла, когда ей было всего 17 дней. Затем была череда неудачных операций в больницах Москвы и Кургана.
В возрасте восьми лет Надя наконец попала на приём к прославленному хирургу-ортопеду Гавриилу Абрамовичу Илизарову, создателю знаменитого компрессионно-дистракционного аппарата. Но вердикт Илизарова был неутешителен: все те операции, которые Наде делали с рождения и до восьми лет, только усугубили течение болезни. Доктор был вынужден признать, что медицина здесь бессильна.
Сейчас у Нади бессрочная справка об инвалидности и, казалось бы, нет никаких надежд на выздоровление, но она не падает духом. Она хочет создать собственную семью, найти надомную работу и независимо принимать решения, куда и когда пойти, с кем общаться и как жить.
Забракованная жизнь
— В детстве меня так и называли бракованной. Говорили, что у других дети как дети, а я что? Инвалид? Обуза для родственников. Помню, мать бывало раскричится на меня, а потом приласкает ненадолго, говорит, была бы ты здоровая, мы бы тебя больше любили. А уж если злилась на что, то сразу попрекала тем, что меня из роддома забрала, — вспоминает Надя.
Надина болезнь — не генетическое отклонение. Отец Нади, бывший заключённый, пил, принимал наркотики и жестоко избивал беременную жену. Травмы повлияли на развитие плода и на психику матери: она не хотела рождения ребёнка, пыталась спровоцировать выкидыш. Когда Надя родилась, между родственниками с обеих сторон разгорелся спор – стоит ли забирать её из роддома? Родители отца были категорически против, родители матери настояли на том, что Надю нужно забрать.
— Иной раз я жалею, что они не отдали меня в детдом. Я, конечно, понимаю, что жизнь там не сахар. Быть инвалидом и так испытание. Но лучше бы я росла среди таких же ребят, как и я. Это намного лучше, чем быть с родными, которые тяготятся тобой и каждый раз проклинают за доставленные неудобства. Они стремятся запрятать тебя далеко от посторонних глаз, чтобы другие не видели, что у них что-то «не как у людей».
Большую часть жизни Надя жила с бабушкой и дедушкой в квартире на четвертом этаже в старенькой пятиэтажке. В доме не было лифта, а для инвалида-колясочника это равносильно тюремному заключению. Пожилые родственники иногда просто физически не могли вынести Надю на прогулку или к врачу. Затем Надя решила переехать в квартиру матери, в которой она была прописана с рождения. Со стороны матери Надя встретила жёсткий отпор: та категорически не хотела жить вместе с больной дочерью.
— Мать говорила, что я ей и так отравила всю жизнь, что не пустит она меня в свою «двушку». Мне пришлось бороться за право жить на своём законном месте. Редко она бывает ко мне добра, зачастую срывается без повода. Психологически тяжело жить в такой обстановке, но я не сдамся.
Нынешнее жильё Нади абсолютно не оборудовано для проживания инвалида-колясочника. Надя не может самостоятельно пользоваться санузлом, поскольку инвалидная коляска значительно шире дверных проёмов. Мать не позволяет ей сделать ремонт, даже на собственную пенсию.
— Розетки хоть не так высоко, а выключатель был почти под потолком. Иной раз приходилось сидеть в темноте. Я вызывала электрика, чтобы он мне пониже его сделал. Мать новшествами недовольна. Её раздражают мои попытки самостоятельно организовать свою жизнь и какие-то удобства.
Хотя Надя и живёт на первом этаже, прогулок в её жизни не стало больше. Левобережный район считается наименее благоустроенным в городе-миллионнике. Здесь в основном располагаются промзоны. Инфраструктура практически не развита. Район расположен далеко от центра, мало маршрутов общественного транспорта, соединяющих Правый и Левый берег. Не каждый таксист соглашается сюда ехать, ссылается на незнание местности.
Местная жительница Людмила вспоминает, что раньше, в 70-е, на Левом берегу кипела жизнь. «Весь берег в сирени. Заводы работали. Каждое утро люди целыми колоннами шли на работу, всё было благоустроенное. А сейчас пустырь, он пустырь и есть», — говорит она.
Перейти дорогу в районе улиц Волгоградской или Димитрова не простая задача даже для здорового человека. Улица Димитрова плавно превращается в отрезок трассы М4 «Дон». Движение здесь плотное, а дорожное покрытие не выдерживает никакой критики. Дворы в Левобережном районе находятся в плачевном состоянии. Многоэтажки соседствуют с частным сектором, тротуары во дворах разбиты рытвинами. Дождь или оттепель становятся настоящей катастрофой, образуются лужи размером с небольшой пруд.
Блокада
Инвалид-колясочник сталкивается со множеством ежедневных проблем: неустроенная городская среда, неприспособленное жильё, отсутствие общения, сложность в получении льгот и дотаций, а также информационная блокада и незнание своих прав. Информацию можно было бы получить в интернете, но у Нади нет возможности влиться во всемирную паутину. Нужен человек, готовый терпеливо и долго учить её пользоваться компьютером. Надя училась в Центре реабилитации инвалидов, записывалась на курс по специальности «оператор ЭВМ», но занятия так и не начались. Не состоялись и занятия по праву, хотя они также значились в расписании.
— Я спрашивала учителей, почему занятия не проводятся, а они как-то снисходительно улыбались, мол, оно тебе надо? Да, я не могу ходить, но очень обижает, что меня считают умственно отсталой, неспособной к обучению. Я не глупа и чётко это осознаю, но образования у меня всего 8 классов надомного обучения. Я пыталась это компенсировать самостоятельно, перечитала все книги, которые были дома.
Надя не может отстаивать свои интересы, не зная своих прав. Вот один из примеров. Когда она переехала в квартиру матери, ей понадобился пандус. Надя писала в приёмную местного депутата Чижова с просьбой помочь и получила краткий ответ о том, что в управу Левобережного района сделан запрос. Затем долгое молчание. Надя обратилась в управляющую компанию, и пандус был установлен за её счет. Шесть тысяч рублей при пенсии в 11 тысяч стали для Нади значительной тратой. Впоследствии выяснилось, что деньги можно было вернуть, если бы она сохранила чеки и написала заявление в приёмную депутата. Но, к сожалению, о подобном порядке решения вопросов Надя не знала.
К Наде периодически приходит соцработник, приносит продукты и выполняет мелкие поручения. Помощь в юридических вопросах и организация приемлемого жизненного пространства в его обязанности не входит.
Человек, лишённый доступа к информации, является находкой для мошенников. К Наде неоднократно пытались втереться в доверие разномастные аферисты и сектанты. Инвалид готов многое отдать за общение с другим человеком, его легко подкупить вниманием. К счастью, Надя на уловки мошенников не повелась.
«Блокаду» усиливает и транспортная проблема. В 2007 году в Воронеже появилось епархиальное соцтакси, которое помогает людям с ограниченными возможностями. Казалось бы, прекрасная инициатива, но даже здесь есть множество негативных нюансов. Поездки в медучреждения бесплатны, но для посещения прочих мест необходимо оплатить бензин. Заявку на такси нужно оставлять минимум за сутки. Соцтакси работает только в будни, с 10 до 17 часов. И оно одно в городе-миллионнике.
Выходит, что инвалид должен ездить только к врачу, он почти лишён возможности вести частную жизнь и иметь какие-либо интересы. Выехать в город для встречи со знакомым – задача непростая. Соцтакси может либо не приехать, либо время встречи будет жёстко ограничено. Помимо прочего, для пользования социальным такси необходим сопровождающий. Без него некоторые водители наотрез отказываются ехать.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев