Инженер Роман Саркисов перебрался в Нью-Йорк несколько лет назад. В интервью «Афише» он рассказал об американском менталитете и постоянных изменениях в городе и объяснил, почему Россия вызывает у него сочувствие. Я родился в Москве. К моменту, когда Михаил Сергеевич Горбачев с трибуны заявил о программе реформ для ускорения продвижения по социалистическому пути, я уже умел завязывать шнурки и задавал бесконечные «почему?». Так что за последующие 6 лет между стояниями с родителями в очередях я успел попеть с хором «Мы — красная кавалерия», сходить в мавзолей, посмотреть на самого человечного человека, побыть командиром октябрятской звездочки и даже почти стать примером всем ребятам, но тут все внезапно закончилось. Отец подарил мне значок с триколором, а тетя сводила первый раз в «Макдоналдс» на Пушкинской. На итоговом сочинении в школе, как сейчас помню, я выбрал свободную тему по произведениям А. И. Солженицына, получил, кажется, пятерку. Благодаря родителям-интеллигентам в 17 я уже жарил гамбургеры в том самом «Макдоналдсе», зарабатывал, кстати, больше, чем оба родителя, в 18 охранял ночами заводы, в 20 мы возили контрабандой и продавали всякий хлам, в 24, не отрываясь от работы и вечеринок, я закончил институт и стал инженером, а в 26 обнаружил, что у меня хорошая профессия. К тридцати годам я подошел с нормальным набором молодого москвича: хорошая работа в госструктуре, куча сторонних заказов-подработок, корейская легковушка и даже дачный домик. Несмотря на то что в Нью-Йорке я уже четвертый год, я, откровенно говоря, до сих пор для себя точно не решил: эмигрировал я или нет. Я уехал работать просто потому, что мне предложили работать в Нью-Йорке, никакой истории о поиске места у меня нет. Работаю я по специальности, на момент отъезда это был продуманный карьерный шаг. Сейчас я иногда говорю, что лучше буду развозить пиццу на мотороллере, чем вернусь назад, но верю ли сам в это на 100 процентов, не знаю. Я женился, когда у меня уже была рабочая виза в паспорте. Когда я улетел, мы почти год жили порознь, хотя будущая жена и приезжала пару раз ко мне в Нью-Йорк на короткое время. Потом я прилетел в Москву, мы сходили в загс и расписались. После этого жена поменяла документы, получила свою визу, собрала чемоданы и прилетела ко мне жить. Мы достаточно часто бываем в Москве, живем у мамы. У меня даже машина там до сих пор есть. Потом у нас родилась дочь — уже здесь, в Штатах. Гражданство она получила сами знаете какое. Если ты в США находишься легально и у тебя есть работа, то вряд ли ты столкнешься с какими-то существенными проблемами. Большинство вещей решается просто и быстро. Да, безусловно, в каких-то областях жизни есть свои неписаные правила игры, но я не могу сказать, что приобретение этого опыта тяжелое и изматывающее. А вот если весь твой багаж — это туристическая виза в паспорте и желание жить в Нью-Йорке, то будет сложнее. Но и таких историй тысячи, и люди выбираются постепенно из этого или возвращаются домой, тут уж как сложится. За некоторыми исключениями я стараюсь избегать давать какие-либо советы на тему переезда, даже если меня об этом просят. Люди рисуют себе определенные перспективы, в которые хотят верить, а если ты их начинаешь предупреждать и рассказывать о возможных проблемах, то они, как правило, обижаются и злятся. И даже если потом все сбывается согласно моим прогнозам, обида все равно сохраняется.

Как я уже сказал, у нас в Нью-Йорке родилась дочь Алиса. Многие будущие родители приезжают в США рожать. Если есть такая возможность, не стоит ее упускать, все-таки гражданство двух стран может быть хорошей поддержкой в будущем. Можно долго обсуждать особенности и странности системы здравоохранения США, ее плюсы и минусы, но в отличие от нашей родины, где бывают хорошие врачи, в Америке хорошо работает медицина в целом. Утром в день родов я отвез жену в госпиталь, ее положили в палату, больше напоминающую номер в отеле, и после этого поехал на работу. Вечером я вернулся, мы сидели в палате и болтали. Жена была под эпидуральной анестезией. Потом пришел врач и сказал, что пора рожать. Я спросил: «А когда ее повезут в комнату с кафельными стенами и яркой лампой?» — и получил ответ: «Никогда». Врач, к слову, была русскоязычной, она сложила кровать в более вертикальное положение и попросила, если что, помогать: носить водичку и держать ручку. Вскоре родилась Алиса. Если честно, я не очень напрягаюсь на тему русскости, нерусскости или недостаточной русскости моего ребенка. Гордыня — это такая русская национальная черта, возведенная до уровня объединяющей идеи. А тем временем Россия — это всего лишь 2% населения Земли и черт знает какие места по всем остальным показателям. Мир двадцать первого века — это мир стертых границ, где не особо важно, где ты живешь и какой твой родной язык, если ты в идеале владеешь несколькими. Русский язык могучий, а культура, безусловно, великая, но, как бы ни старались некоторые деятели, глупо рассматривать ее как нечто оторванное от культуры Европы или Северной Америки (если мы говорим не о лаптях, кокошниках и матрешках). Корни русской поэзии не в хокку, а музыка не основывается на пентатонике. Так что я не сильно расстроюсь, если Алиса не прочитает каких-то русских писателей, зато, надеюсь, будет читать Хемингуэя, Брэдбери и Набокова в оригинале. Американские импрессионисты ничем не хуже российских, разве что сюжеты иногда другие, а Ротко висит и в Метрополитене тоже. Хотя, конечно же, я надеюсь, в Эрмитаже и Третьяковке мы тоже побываем не раз. А что касается какого-то абстрактного наследия, которое часто зачем-то стараются передать детям, то живет 98% населения земли без «Иронии судьбы» на Новый год, Иосифа Кобзона и салюта на 23 Февраля. Живет в своих житейских радостях и горестях. Некоторые вон нейроны из полимеров делают и на Марс собираются. Однако я не говорю, что разницы никакой нет. США и Россия имеют несколько разные представления о том, как воспитывать детей. Тут есть разные подходы к воспитанию, но они в большинстве своем осмысленные. Люди стараются изучать детскую психологию, учатся сами быть родителями, меняют свою жизнь во благо детей. Мне тяжело находиться в Москве на детских площадках, потому что там нередко можно наблюдать, как родители отбывают повинность. Или давят в ребенке его собственное я и воспитывают не одну дюжину комплексов. Меня в американском менталитете все устраивает. Если считать инфантилизм до гробовой доски русским менталитетом, то я старался его избегать и на родине. Друзей у нас в Нью-Йорке достаточно, все взрослые, по большей части семейные люди, почти все русские. Гаишникам тут взятки не дают, драться не с кем, деньги занимают в банке, а в аэропорт ездят на такси, поэтому мы просто общаемся с ньюйоркцами и не испытываем никакого дискомфорта на этот счет. Меня как русского никогда не оскорбляли, и я не слышал шуток, связанных с этнической принадлежностью. У всех есть своя индивидуальность, свои обычаи и привычки. Я сильно сомневаюсь, что хасидские шапки сильно смешнее салата с селедкой, свеклой и майонезом. У нас в доме один из дорменов — поляк, который рад улыбнуться и поприветствовать нас парой фраз по-русски. Я дарю ему польские конфеты. Нью-Йорк — как огромный ресторан этнической кухни, где все добровольно получают от ее особенностей удовольствие, изучают и с радостью подыгрывают друг другу. Со временем ты начинаешь ориентироваться в акцентах и даже их в шутку копировать. Это, наверно, единственное, над чем шутят, никто не обижается. Русских здесь много. Если точнее, выходцев из стран СНГ. Русский — один из официальных языков в Нью-Йорке. Это значит, что вы можете, к примеру, сдавать на русском на права, судиться или просто читать в метро надписи. Этот статус у него неспроста. Русскоязычных в Нью-Йорке около миллиона. Выделяются колоритом из них, пожалуй, только, бабушки и колдыри с Брайтона. Нью-Йорк — город с грандиозной энергетикой. Поначалу поражаешься этому драйву, мультикультурности и, безусловно, свободе. А потом привыкаешь. Но перестать открывать для себя Нью-Йорк невозможно, он просто огромен по масштабам происходящего и постоянно меняется. Пока ты переключился и исследуешь что-то одно, там, где ты был вчера, появилось что-то новое. Что происходит в голове ребят, для которых рейс Москва–Нью-Йорк — это первый полет на самолете, я себе даже представить не могу. В Нью-Йорке можно ходить каждый день на работу мимо незаметной зеленой двери в полуподвале старого дома, а потом случайно увидеть ее не до конца затворенной, а за ней, оказывается, как за камином папы Карло, крутейший бар с джазом после шести и авторскими коктейлями. Но все-таки повседневная жизнь — это не тусовка. Когда тебе нужно работать, заниматься детьми, покупать продукты, лечиться, в конце концов, то район с недорогим хорошим детским садиком становится важнее вида на Эмпайр-стейт-билдинг.

В мультикультурности и постоянной житейской толкучке есть и минусы. Однажды я решил, что не буду сам устанавливать в окна кондиционер, а попрошу так называемого хендимена. Хендимен у нас в доме — такой живенький персонаж родом из Черногории. За одно окно он запросил ни много ни мало 70 баксов, но взамен обещал быстро и аккуратно сделать матовое стекло на остаток просвета. Когда я вернулся с работы, я увидел закрашенную коричневой краской перекладину, матовое стекло оказалось неровно вырезанным куском белой пластмассы, а скреплено это все было белым герметиком, размазанным поверх пластмассы и коричневой рамы пальцем. На мой вопрос, не кажется ли ему, что выглядит его работа как-то не очень аккуратно, был получен еще более шикарный, чем вид всего этого, ответ: «А че, нормально, тут вам не Европа». Откровенно говоря, несмотря на дороговизну, качество продуктов сферы услуг в Нью-Йорке, рассчитанных на среднестатистического горожанина, очень посредственное, если не сказать низкое. Мило, очень дружелюбно, но халтура жуткая. Так что, как и в России, контакты и рекомендации — на вес золота.

Можно подумать, что мировоззрение от переезда сильно поменялось, но мое отношение к родине осталось прежним. Основное ощущение по отношению к ней — это, пожалуй, сочувствие. Так же, по моему мнению, и американцы к ней относятся, да и не только к ней. Они вообще очень и очень искренне сочувствующие и даже, я бы сказал, жертвенные ребята. Пуританское наследие очень чувствуется: в аскетичности, социальной активности и тому подобных вещах. Если это не так, то я не знаю, что движет фермером из Пенсильвании, очень нелегко добывающим свой хлеб, ехать на край земли, чтобы усыновить там больного ребенка, лечить его и воспитать полноценным членом общества. А если вы думаете, что это случай единичный, то вы заблуждаетесь. Для тех, кто пакует чемодан или только планирует, у меня не много нравоучений, потому что история у каждого своя. Но главное — учите язык. Вам придется на нем говорить. Я приехал на работу с довольно дурным английским и подтягивал его с непрофессиональным учителем по скайпу за 15 долларов в академический час. Основы она мне дала, а дальше сам. Учите английский, короче. И играйте в грин-кард-лотерею, хотя, судя по всему, в нее выигрывают только тетки из Житомира.