Это было время бурного расцвета фотографии. В конце 1850-х – начале 1860-х годов в Петербурге и Москве «светописные заведения», по словам современников, «вырастали чуть ли не ежедневно, как грибы». А к середине 1860-х увлечение фотографией в России охватило такое количество людей, что один из художественных критиков того времени определил это явление как «непомерное размножение фотографов». Как тут не вспомнить современное: «Заводы стоят, одни фотографы в стране!»

«Фотоблоггеры» XIX века Повальная мода на фотографирование не прошла мимо 32-летнего графа Льва Толстого, только-только начавшего отращивать свою знаменитую бороду. Всматриваясь в его напряженное лицо, давайте представим себе, чего стоило человеку позапрошлого века сделать такое «селфи».

«Набор фотографа» второй половины XIX века Для начала нужно было определиться с объектом съемки и навести резкость в фотокамере. Делалось это так: в камеру - деревянный ящик на треноге - с обратной стороны вставлялось матовое стекло. Накрывшись черным пледом, фотограф смотрел на изображение на стекле – перевернутое вверх ногами отражение, прошедшее через объектив. Чтобы настроить резкость, он вращал объектив камеры рукой, высунув её из-под пледа. Затем фотограф вынимал матовое стекло и шёл в тёмную комнату, освещенную лишь красным фонарём. Там он брал гладко отполированную стеклянную пластину и заливал её крепким - в прямом смысле слова – светочувствительным раствором йодистого калия и серебра, замешанным на эфире. Мокрую пластину незамедлительно надо было поместить в светонепроницаемый деревянный планшет – кассету. После этого можно было выйти из тёмной комнаты и вставить кассету в фотоаппарат на то место, где до этого помещалось матовое стекло. Вот теперь можно было делать снимок!

В фотоателье XIX века: приспособление для фиксации головы Светочувствительность фотопластин была невелика, и время съемки занимало от нескольких до нескольких десятков секунд! Всё это время тот, кого фотографировали, должен был сидеть или стоять, замерев и не моргая. После этого фотограф, достав кассету из фотокамеры, возвращался в тёмную комнату, извлекал из кассеты пластину, заливал её проявляющим раствором и ждал появления изображения: получилось ли что-нибудь? И только в случае удачи можно было, с помощью еще одного набора химикатов , «отпечатать» изображение с пластины на бумаге. Зато потом, высушив готовую «карточку», человек мог вставить её в картонную рамку - «паспарту» - и подарить другу с гордой надписью: «Сам себя снял. Граф Л. Н. Толстой».                                                                                                         Писатель увлекался не только фотографией (см. выше), но и звукозаписью. Однажды знаменитый русский этнограф Ю. И. Блок, являвшийся одновременно доверенным лицом фирмы Томаса Эдисона, пригласил Льва Николаевича Толстого к себе на квартиру – протестировать новый американский фонограф. Аппарат так понравился писателю, что он тут же выразил желание записать свой голос. После нескольких репетиций он наговорил на трех фоноваликах свой рассказ «Кающийся грешник». А вскоре у Льва Николаевича появился свой собственный фонограф — подарок великому русскому писателю от прославленного американского изобретателя Томаса Эдисона:

На фото: Томас Эдисон и его фонограф В Ясной Поляне Лев Толстой воодушевлённо принялся осваивать фонограф. Он начитывал аппарату свои рассказы и мысли, и даже записывал звуковые письма друзьям! Нет сомнений в том, что, если бы Лев Николаевич жил сегодня, он был бы страстным поклонником новейших гаджетов и популярным блогером, а его аккаунты в соцсетях наситывали бы миллионы подписчиков. А мы сегодня послушаем, что говорил Лев Толстой об упадке современного ему искусства. Записано больше ста лет назад, но звучит актуально:

«Искусство есть вернейший признак упадка цивилизации. Когда есть идеалы, то во имя этих идеалов производятся произведения искусства. Когда же их нет, как теперь у нас, нет произведений искусства. Есть игра словами, игра звуками, игра образами.»