СОБОРЫ — ЭТО ПОРТАЛЫ ПРЕОБРАЖЕНИЯ

А вы знали, что соборы — это не просто каменные громады, возведённые руками зодчих, а настоящие живые храмы Мироздания? Их закладывали не случайно и не наугад — места выбирались по тайным знаниям, там, где сходились силы Земли и Неба, где пульсировали подземные воды и открывались врата иных миров. Каждый собор — это закодированное послание, алхимическая формула, воплощённая в камне и свете. Его стены помнят дыхание богов, а витражи — это не просто украшение, а магические врата, преобразующие разрушительный свет в благодатное сияние.

Собор

— это не здание, а кристалл силы, возведённый руками посвящённых. Его фундамент ложился на пересечение невидимых энергетических линий Земли, а шпили стремились ввысь, соединяя человека с небесными потоками. Каждый камень в его кладке становился частью великой симфонии, где материя и дух переплетались в единое целое. Именно поэтому пребывание внутри собора действовало на человека так глубоко: вибрации стен настраивали его собственные ритмы, словно камень отзывался на биение сердца.
Витражи — это алхимические мембраны, пропускающие сквозь себя солнечные лучи и превращающие их в сияние иной природы. Они действуют как фильтры, очищающие свет от разрушительного огня и насыщающие его тонкими вибрациями, которые воздействуют не на глаза, а на душу. Поэтому даже самый усталый и опустошённый человек, войдя в собор, вдруг ощущал прилив тишины и света внутри себя — будто его собственное естество начинало звучать в унисон с Мирозданием.
Архитектура соборов не случайно отражает пропорции человеческого тела. Алтарь — это голова, свод — небесный купол над теменем, а лабиринт в полу — корневая чакра, путь из тьмы к свету. Таким образом, входящий в храм проходил через собственное преображение, сам становился живым порталом, зеркалом космоса. И чем дольше человек пребывал в этом пространстве, тем сильнее ощущал, что собор — это не только дом Бога, но и отражение его собственной души.
Соборы — это шифры древних посвящённых, застывшие молитвы, послания в камне и свете, которые продолжают говорить с нами и сегодня. Они зовут к пробуждению памяти, к пониманию того, что человек — это храм, а храм — это человек.
При закладке соборов специально выбирались те места, где магнитное поле Земли усиливалось за счёт потоков подземных вод и наличия глубинных пустот. Это были не случайные поля и не «места для строительства» — это были священные рощи, древние обители Богов, где ещё задолго до христианства совершались славы и требы Солнцу, Богам и Предкам. Эти точки были узлами земной энергетической сети, своеобразными «портами» связи Яви с Навью, Славью и Правью. Именно в таких местах древние жрецы возводили капища и круговые храмы, чтобы человек мог входить в резонанс с Мирозданием.
Хитрость католической церкви и затем РПЦ заключалась в том, что, придя к власти, они не уничтожали эти места, а приватизировали их, перекрывали сакральные потоки каменной кладкой и «перекраивали» древние храмы под новые догмы. Соборы, которые сегодня называют «христианскими», в своей основе стоят на местах ведических святилищ. Апсиды, ориентированные на юго-восток, фасады — на северо-запад, трансепты, образующие поперечины креста и тянущиеся с северо-востока на юго-запад, — это не придумка средневековых архитекторов. Это древний геомагнитный код, унаследованный от ведической традиции, который позже был объявлен «христианским каноном».
Ватикан тщательно скрывает этот факт. В архивах, которые недоступны простым смертным, хранятся планы и документы, подтверждающие, что «христианские» соборы строились на фундаментах более древних храмов, а местами даже поверх капищ, менгиров и дольменов. Именно поэтому при раскопках под готическими и византийскими соборами археологи находят не только ведические символы, но и геометрические узоры, соответствующие сакральной геометрии Рода.
Католическая церковь сознательно меняла назначение этих пространств: если изначально собор был порталом Преображения, где человек проходил посвящение и обретал связь с Богами, то после «реконструкции» он стал местом подавления, где человеку внушали вину и страх. Из живого храма Мироздания его превратили в каменную тюрьму для духа, где истинное знание заменили на догму, а пробуждение — на подчинение.
РПЦ пошла по тому же пути: православные соборы повторяют те же оси и геомагнитные ориентации, хотя официально объясняют это «традицией». На деле же они наследуют ту же тактику присвоения и обмана. Величественные стены и купола скрывают древний каркас знаний, вывернутый и перекроенный под нужды властителей.
Сейчас нам внушают, что соборы строились ради «христианского(иудейского) Бога», но стоит присмотреться глубже — и камень начинает говорить. Он хранит память о том, что это были ворота богов на Земле, древние места силы, где наши предки общались с Мирозданием напрямую.

Собор Парижской Богоматери (Нотр-Дам де Пари)
Официально его строительство относят к XII веку, но место, на котором он стоит, использовалось задолго до этого. Здесь находилась священная роща и капище Солнца, где жрецы совершали обряды связи с Небом и Землёй. Археологические находки под Нотр-Дамом включают алтари и каменные жертвенные плиты, связанные с солнечным культом. Но католическая церковь, приватизировав это место, выдала его за «римский период» и скрыла истинное предназначение. Ватиканские архивы подтверждают: фундамент собора закладывался на древнем святилище, а ориентация осей повторяет ведическую традицию поклонения Солнцу.
София Константинопольская (ныне Айя-София в Стамбуле)
Первоначально это было святилище Матери-Богини, Великой Софии — Премудрости. Само слово «София» уходит корнями в ведическую традицию: «Сва-Фия», то есть «Свет, проявленный в Яви». Первые христианские императоры, придя к власти, не уничтожили капище, а возвели поверх него базилику, подменив суть. Архитектура Айя-Софии отражает древние ведические принципы: купол — символ Неба, квадратный фундамент — символ Земли, а их соединение — союз миров. Но смысл был перекодирован, и ведическая мудрость была выдана за «христианскую премудрость».
Киево-Печерская Лавра
Её корни лежат не в «подвигах православных монахов», как утверждает РПЦ, а в древних пещерных святилищах, которые использовались для обрядов перехода и общения с Богами. Пещеры под лаврой — это древние капища Нави, порталы в иные миры, где жрецы проходили мистерии смерти и возрождения. Позднее церковь объявила их «монашескими келиями», скрыв настоящую функцию.
София Киевская — не православный храм, а ведический портал
То, что сегодня называют «Софийским собором» в Киеве, в действительности было построено на месте древнейшего ведического святилища, связанного с культом Солнца и Великой Премудрости. Название «София» — вовсе не «христианская мудрость Божия», как навязывает РПЦ, а прямое продолжение ведического понятия Сва-Фия, то есть «Свет, проявленный в Яви». Это знание было известно нашим предкам ещё задолго до крещения Руси.
Собор стоит на пересечении мощных геомагнитных линий, где бьют подземные воды и образуют энергетический узел. Именно такие места выбирались для священных рощ и капищ. Здесь совершались обряды восхождения души, и пространство использовалось как «портал» — вход в иные миры. Ведические жрецы знали, что ориентация собора по осям — это не «архитектурная традиция», а код соединения Земли и Неба.
Когда Владимир и его окружение приняли византийскую модель христианства, они не создавали с нуля «православный храм». Они просто наложили чужую религию на древнее ведическое ядро. И именно поэтому в Софии Киевской мы находим массу несостыковок: византийская мозаика соседствует с элементами, которые никакого отношения к христианству не имеют.
Например:
• Фрески Софии Киевской изображают сцены, где ещё нет знакомых иконографических канонов, но присутствуют символы Солнца, Луны, животных-тотемов и женских божеств. Это прямые отголоски ведической традиции.
• Центральный купол ориентирован на восход солнца в день зимнего солнцестояния. Это было ключевое время для обрядов предков, символизирующее смерть и возрождение Солнца.
• Архитектурная планировка сохраняет древние принципы сакральной геометрии: квадрат Земли и круг Неба соединяются в пропорциях собора, отражая ведическое знание о гармонии миров.
Католическая церковь и затем РПЦ объявили всё это «случайными украшениями» или «остатками варварства». Но факты говорят об обратном: София Киевская была порталом Преображения, и только потом её превратили в «символ христианизации Руси».
Сегодня тысячи туристов заходят в Софию и видят лишь фрески и мозаики, не подозревая, что стоят в месте, где наши предки входили в резонанс с Мирозданием. Это и есть главный обман: церковь приватизировала храм, изменила смысл и подменила историю. София Киевская — это доказательство того, что православие не принесло свет на Русь, а лишь завладело светом, который уже был. И это легко доказывается:
1. Ориентация собора
София Киевская стоит не произвольно, а на узле силовых линий, где пересекались подземные воды и энергетические потоки. Главный купол ориентирован на точку восхода Солнца в день зимнего солнцестояния. Для христианства это не имеет никакого значения, а вот для ведической традиции — это главный момент годового цикла: смерть старого Солнца и возрождение нового.
2. Центральный купол и символика света
Ведическая традиция знала принцип: квадрат Земли + круг Неба. София полностью отражает эту сакральную геометрию: квадратный фундамент и круглые купола. Это не «архитектурный эксперимент», а древний символ единства миров Яви, Нави, Слави и Прави.
3. Фрески и мозаики
Внутри Софии сохранились изображения, которые не имеют отношения к христианству:
• Символы Солнца и Луны, размещённые рядом с фигурами, выданными за «святых».
• Изображения животных-тотемов — львов, павлинов, оленей. Это атрибуты ведической космогонии, где каждое животное символизировало стихию или силу Рода.
• Женские фигуры с атрибутами плодородия, которые никак не вписываются в канон «Богородицы», но соответствуют образу Матери-Земли — Лады и Мокоши.
4. Лабиринт и «неслучайные» узоры
На мозаичных полах и в архитектурных нишах сохранились геометрические узоры, в том числе круговые и спиральные орнаменты. Это знаки, которые встречаются в древнеславянских святилищах и дольменах, символизирующие цикл рождения и перехода. Церковь объявила это «декором», но это — древние коды движения души.
5. Числовые пропорции
Собор построен по принципу золотого сечения и имеет кратность сакральным числам 3, 9 и 12. Эти числа лежат в основе ведической космологии:
• 3 — триединство Яви, Нави и Прави.
• 9 — число кругов и небесных уровней.
• 12 — цикл Солнца, годовой круг Сварога.
Христианская архитектура не знала этой системы. Она была просто перенята и скрыта.
6. Само название «София»
РПЦ утверждает: «София» = «Божественная Премудрость». Но корень «Сва» в древнеславянском языке означает «свет, небо», а «Фия» — «проявленное». София — это не «греческая мудрость», а Сва-Фия = Свет в Яви, то есть светлый порядок мира, проявленный в материи.
7. Археологические свидетельства
Под собором и вокруг него находят следы ведических капищ и рощ. Но официальные археологи осторожно называют это «следами дохристианских культов». То есть признают, но не говорят прямо, что София стоит на месте древнего храма Рода.
8. Перекодировка смысла
Когда Владимир-кровавый и его окружение приняли христианство, им нужно было символически уничтожить старую традицию, но они не смогли разрушить саму энергию места. Поэтому они перекодировали храм: перестроили святилище, украсили его мозаиками с византийским налётом и объявили «символом христианской Руси». Но по сути, София Киевская осталась тем же порталом, только обёрнутым в чужую оболочку.
И это главный шок для всех, кто верит в «православное чудо»: София — не христианский храм, а ведическое святилище Света в Яви, которое церковь приватизировала и переписала под себя.
Таким образом, все великие соборы и лавры Европы и Руси — это переделанные ведические святилища. Их истинное предназначение — соединять человека с энергией Мироздания, помогать ему проходить путь Преображения. Католическая церковь и РПЦ не создавали эти места, они лишь приватизировали их, наложили свой догмат и изменили внешний облик. Но камень хранит память, и тот, кто умеет читать знаки, увидит в этих соборах след древнего знания.
София Киевская — это наглядный пример того, как древний храм Преображения был перекодирован и поставлен на службу новой религии. Но даже под слоями византийских мозаик и церковных догм сама архитектура продолжает говорить. В ней всё подчинено сакральному пути, который должен был пройти человек.
Входя в собор, человек двигался с запада к востоку — из тьмы к свету. Этот путь не был случайным: он отражал не только солнечное восхождение, но и внутренний процесс преображения души. Каждый шаг по направлению к алтарю был символическим путешествием из мрака невежества к сиянию знания, из смертного бытия к безсмертию духа.
Здесь и раскрывается истинный алхимический смысл соборов. Они были построены не просто как места собрания людей, а как алхимические лаборатории в камне, где сам человек становился ретортой, сосудом для Великого Деяния. Этот процесс назывался созданием эликсира безсмертия и имел три этапа: чёрный — Негредо, белый — Альбедо и красный — Рубедо.
Первый этап — Негредо — означал распад, смерть прежнего состояния, очищение через тьму. И именно этот этап был отражён в архитектуре соборов. Северное окно на фасаде левого трансепта, одно из трёх окон-роз, никогда не освещалось солнцем. Оно всегда оставалось во мраке, символизируя начало пути, первую стадию Великого Деяния.
Это не было случайностью или «архитектурным украшением» — это был точный сакральный расчёт. Тьма в этом окне была знаком, что без прохождения испытания Негредо — внутреннего разрушения и смерти ложных оболочек — невозможно вступить в белый свет Альбедо и тем более в огненное завершение Рубедо.
Таким образом, сам собор становился кодом алхимии, а человек — её живым участником.
Негре́до — стадия смерти и разложения
Смысл этой первой ступени в том, что человек, вступающий на путь Преображения, должен умереть для прежнего себя. Речь идёт не о физической смерти, а о распаде ложных структур: гордыни, навязанных убеждений, иллюзий эго и привязанностей. Это тёмная ночь души, когда привычный мир рушится и человек оказывается в пустоте.
Символика Негредо всегда связана с чёрным цветом, тьмой, хаосом и распадом материи. В алхимии эту стадию описывали как «сгнивание», «разложение», «прах», из которого потом рождается новое. В соборах это было зашифровано на нескольких уровнях.
Северное окно-роза
Оно никогда не освещается солнечными лучами. Всегда остаётся тёмным. Это не случайность архитекторов — это осознанный символ Негредо. Человек, глядя на это окно, видел, что даже в соборе есть тьма, которую невозможно рассеять внешним светом. Её можно пройти только внутренне.
Тёмные крипты и подземелья
Многие соборы имели подземные уровни — крипты, катакомбы. Там было мрачно, сыро, там пахло землёй и разложением. Именно туда людей вводили в особых обрядах, чтобы они испытали чувство смерти, утраты и смирения. Это и было практическое Негредо.
Символика чёрного камня и пепла
В витражах и мозаиках встречались тёмные вставки, которые не выполняли декоративной функции. Они напоминали о том, что тьма — неотъемлемая часть пути. Даже алхимический символ свинца, чёрного металла, использовался как знак этой стадии.
Когда человек входил в собор, его сразу охватывало чувство, будто привычный мир остался за спиной. Свет угасал, гулкое эхо разносилось по каменным сводам, стены поднимались ввысь, нависая как нечто вечное и холодное. Всё вокруг словно говорило: «Ты здесь уже не хозяин, твоя сила — ничто». Именно так начиналось Негре́до — распад прежнего «я».
Внутри собора человек ощущал, что всё, чем он жил во внешнем мире — богатство, положение, имя — теряет значение. Перед лицом вечности всё это обращалось в пепел. В этой тишине и полумраке поднималось то, что он привык скрывать от себя: страхи, слабости, зависть, гнев, тайные желания. Собор работал как зеркало, показывающее самую уродливую тень души. И это было первое испытание — выдержать собственный мрак, не отвести глаз, не убежать.
Не случайно вход в собор был с запада — стороны заходящего солнца. Это означало смерть, уход в темноту. Северное окно-розa всегда оставалось в тени, как напоминание: на этом этапе свет ещё недоступен. Тебе предстоит пройти ночь души, окунуться в тьму, чтобы умереть для прежнего себя. В криптах и подземельях это ощущение становилось ещё сильнее: холод, сырость, запах земли и камня вызывали чувство, будто ты уже не в мире живых.
Но Негре́до не было наказанием. Это была инициация. Человек должен был понять, что смерть — это не конец, а переход, что распад нужен для рождения нового. Как зерно сгнивает в земле, чтобы прорасти, так и душа должна пройти через собственный распад, чтобы выйти на новый уровень. Это было тяжёлое, но необходимое испытание: встретить свой мрак, пережить внутреннюю смерть и согласиться на преображение.
Только после этого можно было ступить дальше — туда, где начинался свет Альбе́до, и где собор раскрывался уже иначе, наполняя пространство сиянием, которое очищало и возвышало.

Если северное окно-розa навсегда оставалось во мраке и хранило тайну смерти, то второе, южное, раскрывалось совершенно иначе. В полдень, когда солнце достигало высшей точки и его лучи становились самыми прямыми и яркими, это окно начинало купаться в свете. Стекло вспыхивало белизной, лучи пробивали пространство собора, и казалось, что сама тьма растворяется. Это был знак второго этапа Великого Деяния — Альбе́до, очищения и пробуждения.
Тот, кто прошёл через Негре́до и выдержал внутреннюю ночь, теперь оказывался в пространстве света. Белый этап означал омовение, очищение от прежних наслоений. Душа становилась прозрачной, словно вода, готовая принять новое отражение. Недаром алхимики называли Альбе́до стадией «свадьбы» — соединения духа и души в новом союзе.
Южное окно несло в себе символику полуденного солнца — того момента, когда свет побеждает тьму и являет миру свою силу. В соборе это ощущалось не как абстракция, а как живое переживание: солнечный поток проникал сквозь витражи, и человек, стоявший в этом свете, чувствовал, будто сам становится частью сияния. Камень, стекло, воздух — всё вокруг начинало дышать другой вибрацией.
Это был момент преображения: мрак отступал, душа чувствовала лёгкость, словно сбросила тяжёлую оболочку. Белый свет напоминал, что смерть была лишь переходом, что за распадом всегда следует новое рождение. Альбе́до давало человеку ощущение второй жизни, обновления, словно он заново вошёл в Мироздание, но уже очищенный и готовый к следующему шагу.
Собор вёл посвящённого через эту трансформацию. От северной тьмы к южному сиянию, от смерти к свету. И только те, кто выдерживал оба испытания, могли приблизиться к последней тайне — Рубе́до, красному завершению Великого Деяния, где рождение становится безсмертием.
Если северное окно учило человека проходить через мрак Негре́до, а южное наполняло его очищающим сиянием Альбе́до, то третье, западное, открывалось в тот момент, когда солнце клонилось к закату. Именно в это время, в часы огненного прощания дня, его лучи ударяли в огромное окно портала, и весь собор загорался красным сиянием. Это был финал алхимического пути — Рубе́до, вершина Великого Деяния.
Красный свет, переливающийся в витражах, не был просто игрой цвета. Он означал соединение всех противоположностей: тьмы и света, смерти и жизни, человека и божественного. Рубе́до символизировало достижение безсмертия, завершение трансформации, обретение философского камня внутри самого себя. Для тех, кто стоял в этом сиянии, это было не зрелище, а откровение: мир вокруг переставал быть просто камнем и стеклом, он обращался в живую ткань Мироздания, в которой сам человек занимал своё священное место.
Алхимики называли этот этап «красной свадьбой» — соединением очищенной души и высшего духа. И собор, словно великая печь, доводил процесс до конца: после распада и белого очищения человек проходил через огонь. Не внешний, не сжигающий, а внутренний, преображающий, превращающий смертное в безсмертное.
Западное окно, наполненное закатным пламенем, показывало: финал пути — это не смерть, а возгорание, когда дух становится вечным светом. Красный был не только цветом крови и огня, но и цветом завершённой жизни, превращённой в безсмертие. Так собор завершал свой алхимический цикл, проводя человека через все три стадии — от распада к очищению и от очищения к огненному преображению.
Именно поэтому готические соборы были не просто храмами, а кодами Великого Деяния, воплощённого в камне и свете. Человек, входящий в них, проходил путь алхимика, даже если не знал этого: его душа следовала за светом и становилась частью великой тайны Преображения.
В средние века центральное окно-розу называли «рота», что означало «колесо». Для современного человека это слово звучит почти буднично, но в сознании средневекового посвящённого оно было ключом к целому пласту тайных знаний. Колесо — это не просто круг, а символ времени, непрерывного вращения и цикла, без которого невозможно понять алхимию.
Алхимики считали, что процесс Великого Деяния не совершается в один миг. Для варки магистерия, философского камня, нужно было не только знание формул, но и умение подчинить себе время. «Рота» — колесо — символизировало это вращение, где каждая стадия алхимического пути имела свой срок, своё горение, свою длительность. Нельзя было перескочить из Негре́до сразу в Рубе́до, так же как нельзя заставить солнце взойти до рассвета. Колесо времени должно было пройти полный круг.
Именно поэтому роза-окно в соборе не была просто декоративным элементом. Она напоминала человеку: всё, что происходит в Мироздании, подчинено циклам. День и ночь, смерть и рождение, распад и возрождение — это вращение одного и того же колеса. Стоя перед этим окном, посвящённый понимал: его собственная жизнь — тоже часть Великого Круга, и алхимия души требует терпения, выдержки и согласия с ритмами Мироздания.
«Рота» была также зашифрованным знаком, который вёл к латинской фразе: Rota Orat Tota — колесо молится целиком. В этом заключался ещё один слой смысла: собор как колесо, человек как колесо, Мироздание как колесо — всё находится в едином обращении, в вечной молитве бытия.
Поэтому центральная роза — это не просто архитектурный шедевр, а иероглиф вечности, вписанный в камень. Через неё алхимия соединялась с космологией, а время становилось не врагом человека, а союзником, ведущим его к безсмертию. В славянской традиции символ колеса имел не меньшее, а порой и большее значение, чем в алхимии. Мы называли его Коловратом, Сварожьим кругом, колесом вечного вращения, через которое проявляется дыхание Мироздания. Коловрат обозначал ход Солнца по небесам, смену времён года, круговорот жизни и смерти. Он был не просто орнаментом, а сакральным знаком: каждая линия вела к пониманию того, что всё во Вселенной живо, всё движется по кругу, и в этом круге нет конца.
Именно этот символ мы встречаем в центральной розе готических соборов, которую в Средние века называли «рота». Католические зодчие выдавали её за «христианский орнамент», но в действительности это был прямой отголосок древнего ведического знания. Витражи, выстроенные по кругу, повторяли тот же принцип: движение света по окружности, вечное возвращение и преображение.
Для наших предков колесо было и образом самого человека. Душа воплощалась в Яви, уходила в Навь и снова возвращалась в Правь, совершая свой путь по Коловрату. Смерть не считалась концом — это был лишь очередной поворот оси. В этом смысле «рота» в соборах играла ту же роль: напоминала, что алхимия невозможна без времени, а время само по себе — это лишь круг, ведущий к новому началу.
Разница лишь в том, что в ведическом мировоззрении Коловрат был знаком силы, свободы и безсмертия, а в христианской интерпретации его превратили в «колесо судьбы», подчинившее человека церкви и её догмам. Там, где предки видели вечное солнце, католическая символика подменила образ страхом перед «последним часом».
Но если вглядеться в сами соборы, в эти витражи-роты, в игру света в их стекле, становится ясно: камень хранит первозданное. Это тот же Сварожий круг, та же память о коловратном пути, где каждый человек — часть великого вращения. И никакая церковь не в силах стереть этот код, потому что он зашифрован в самой геометрии и свете.
Даже Римский архитектор Витрувий, который действительно писал о пропорциях человеческого тела как основе для храмов, был лишь звеном в более древной цепи — наследником ведического знания, пришедшего к Европе через этрусков и гиперборейские традиции. В его «идеальном человеке» мы видим то, что знали наши предки задолго до античного мира: тело — это храм, а храм — это тело. Архитектура и человек должны быть построены по одному закону, ведь и то, и другое есть проявление одного и того же Мироздания.
Готические соборы сохранили этот код в своей конструкции. Центральная ось собора соответствует позвоночнику, идущему от входа к алтарю. Пупок, как центр человеческого тела, совпадал с центром храма — местом пересечения нефов и трансептов, а также с сакральным кругом лабиринта на полу. Этот лабиринт играл роль корневой чакры — точки, где человек начинал своё движение из мрака в свет. Дальше путь вёл к алтарю, расположившемуся в «голове» собора, то есть в той области, где у человека находится область сознания и связь с высшими сферами.
Таким образом, движение по собору было ничем иным, как прохождением человеком через собственное тело — от нижних центров к верхним, от земного к небесному, от материального к духовному. Это был не символизм, а реальная практика: шаг за шагом паломник проживал путь внутреннего восхождения.
Но самое удивительное — это витражи. Они появились внезапно в начале XII века, так же внезапно исчезли в XIII. Что это было? Ватикан и католические хронисты не дают объяснений, потому что здесь речь идёт о технологии, которую они не контролировали. Цветные витражи были алхимическим искусством, созданным по рецептам, восходящим к Гермесу Трисмегисту и ведической традиции. Их стекло обладало не только красотой — оно умело трансформировать свет. Солнечный луч, проходя через витраж, менял свою природу: ультрафиолетовое излучение, губительное для жизни, смягчалось и преображалось в целебное сияние.
Именно это сияние воздействовало на человека, проходившего путь по собору. Оно не просто освещало стены — оно входило в тело, проникало в глаза, в кожу, в дыхание. Витражи работали как энергетические фильтры, насыщая пространство храма вибрациями, которые помогали активировать центры человека. Это был сакральный инструмент ведической традиции — храм как живая лаборатория света, а человек как сосуд, проходящий преображение.
Тот, кто входил в собор, становился частью этой великой алхимии: он проходил через корневую чакру лабиринта, поднимался к центру, растворялся в сиянии витражей и завершал свой путь у алтаря, в «голове» собора, где должен был соединиться с божественным разумом.
Поэтому тело — это храм, а храм — это тело. В этом и заключается великая истина, которую церковь пыталась скрыть за догматами. Готика была последней вспышкой древнего ведического знания в Европе, пока Ватикан не наложил запрет и не уничтожил эту традицию. Появление цветных витражей в начале XII века — загадка, которая до сих пор не получила объяснения в академической науке. Они возникли внезапно, в разных частях Европы почти одновременно, и столь же внезапно исчезли в XIII веке. Казалось, словно кто-то на короткое время допустил людей к великому знанию, а затем резко перекрыл этот источник.
Эти витражи не были обычным стеклом. Их химический состав и методы окрашивания до сих пор не удалось воспроизвести даже при помощи современных технологий. Они обладали свойством, которое поражает исследователей: трансформировали солнечный свет. Опасный для живого ультрафиолет смягчался, преломлялся и возвращался внутрь собора в виде мягкого сияния, которое наполняло человека ощущением гармонии и света.
Алхимики утверждали, что секрет окрашивания связан не просто с минералами и огнём печей, а с «духом космоса» — тем самым дыханием Мироздания, которое они называли эфиром или астральным светом. Стекло, созданное по этим рецептам, становилось своего рода мембраной, проводником тонких энергий. Оно превращало храм в живой организм, где свет играл роль крови, а витражи — сосудов.
Витражи готических соборов не просто украшали окна — они были живыми кодами света. Цвета, которые мы видим на стекле, соответствовали не декоративной фантазии мастеров, а строгой системе, восходящей к ведическому знанию о строении человека и его центров силы.
Красный цвет на витражах символизировал корневую основу, связь с землёй и жизненной силой. Когда полуденное или закатное солнце зажигало красные сегменты окна, в человеке пробуждалась энергия стойкости и внутреннего огня. Это был огонь, необходимый для начала алхимии.
Оранжевый и жёлтый — цвета солнечного сплетения. Они отражали силу воли, власть над собой, способность творить и преображать. Жёлтые лучи, преломлённые через витражи, создавали эффект внутреннего солнца, которое согревало душу и дарило ощущение радости бытия.
Зелёный — цвет сердца. Витражи с зелёными узорами наполняли пространство собора мягким светом, в котором человек чувствовал покой и открывал в себе способность любить. Этот свет смягчал душу и готовил её к восхождению к высшим сферам.
Синий и голубой — это горловой центр, голос и дыхание. Голубые витражи очищали дыхание, и именно под их сиянием хоралы и песнопения звучали особенно мощно, словно пространство само отзывалось на звук.
Фиолетовый и глубокий синий — это сфера разума, интуиции, откровения. Эти цвета пробуждали внутреннее зрение, открывали человеку понимание невидимого. Под их сиянием он мог почувствовать дыхание Мироздания, услышать то, что не выражалось словами.
А белый свет — итог всего пути, соединение всех спектров. Когда солнечные лучи пробивались сквозь витражи, смешивая цвета в игре света, собор превращался в гигантский кристалл. В этот момент человек становился частью живой радуги, в которой все его центры отзывались единым хором.
Именно так витражи работали как инструмент световой инициации. Это не были просто окна — это были врата, через которые свет Мироздания входил в человека, активировал его центры и вёл его по пути Преображения.
Почему же витражи исчезли так внезапно? Ответ прост и страшен. Церковь поняла, что эти окна не подчиняются ей. Они были дверью в мир иной силы, которую невозможно было поставить под контроль. Человек, стоя под светом таких витражей, пробуждался, входил в резонанс с самим Мирозданием и становился свободным от догм. Такой человек уже не нуждался в посредниках, не слушал угрозы и проповеди — он сам ощущал Бога внутри себя.
Это было смертельно опасно для католической системы власти. И потому Ватикан сделал всё, чтобы технология витражей исчезла. Рецепты были изъяты, мастера либо исчезли безследно, либо были обвинены в ереси. Само искусство превратилось в «утраченное чудо», о котором упоминали лишь вскользь, будто о чём-то случайном и второстепенном.
Но если взглянуть внимательнее, то ясно: эти окна были последним живым дыханием ведической традиции в готической Европе. Они хранили в себе тайну света, тайну алхимии, тайну Преображения человека через световую инициацию.
Именно поэтому, когда мы смотрим сегодня на оставшиеся витражи в Шартре, Кёльне или Париже, мы видим не просто красоту. Мы видим осколки великого знания, которое Ватикан уничтожил, но которое невозможно стереть окончательно. Потому что сама память о них живёт в камне, в стекле и в нашей крови.
Алхимики утверждали, что метод окрашивания стекла, из которого создавались витражи, связан не столько с ремеслом и минералами, сколько с самим дыханием космоса. Они говорили: в стекле запечатывается не краска, а вселенский дух, энергия, которую мы сегодня назвали бы проникающей радиацией, но по сути это — живое дыхание Мироздания. Именно оно заставляло витражи светиться так, как не светится ни одно другое стекло.
Эти мастера работали не просто с печами и огнём, а с ритмом, с мерой, с тем самым «вечным колесом», о котором они оставили зашифрованные строки. «Иди, не отклоняясь по своему пути…» — это наставление не только для алхимика у печи, но и для человека в соборе. Следуй за кругом, за рота, за Коловратом, потому что в нём заключена мера времени и гармония жизни.
Алхимия учила: нельзя перегревать и нельзя остужать, нельзя рваться вверх, забывая о земле, и нельзя падать вниз, забывая о небе. Равновесие — вот путь. Так и собор говорил своим светом и архитектурой: кто слишком устремится ввысь, потеряв связь с землёй, того ждёт смерть в окне. Кто опустится в грязь и останется лишь внизу, того поглотит ярость земли. Но тот, кто идёт серединой, соблюдая ритм, доверяя колесу, тот обретёт путь надёжный и жизнь вечную.
В этих строках скрыт не только алхимический рецепт, но и сама формула человеческого пути. Собор был построен именно так, чтобы человек, входя в него, невольно проходил это равновесие: из тьмы — к свету, от земли — к небу, но не забывая, что путь держится на середине. В этом и заключалась тайна: витражи не просто играли цветами, они вели душу, а камень и свет шептали ей древние наставления, которые церковь пыталась скрыть, но не могла стереть из самого кода архитектуры.

Иди, не отклоняясь по своему пути,
За следом колеса внимательно следи,
Не соблюсти везде один нагрев стремись,
К земли не опускаясь, не устремляясь ввысь.
Кто слишком вверх поднимется, тот смерть найдет в окне,
Внизу на человека земля обрушит гнев,
А тот, кто середине, свой доверяет век,
Путь обретет надежный и не погибнет век.

Эти строки, сохранившиеся в тайных трактатах, были не просто поэтическим наставлением, но ключом к пониманию самого принципа существования готического, а на самом деле Гиперборейско-Тартарийского собора-генератора. Архитекторы-посвящённые знали: здание есть живая алхимическая реторта, в которой человек, проходя сквозь пространство и свет, претерпевает внутреннюю трансформацию.
Собор становился не только домом преображения, но и местом Великого деяния, где камень, стекло и луч солнца соединялись в единый ритм космоса.
Витражи, словно дыхание Мироздания, пропускали свет через себя и возвращали его преображённым — мягким, окрашенным в мистические оттенки, которые воздействовали не только на зрение, но и на душу.
«Иди, не отклоняясь по своему пути»
Это указание на главный закон: путь задан, идущий должен держаться оси. В соборе этот путь начинался у западного входа и вёл строго к алтарю. Человек двигался от тьмы к свету, и весь храм был построен так, чтобы невозможно было уйти в сторону — пространство направляло и держало. В ведической традиции это означало идти по Коловрату, по кругу судьбы, не сходя в сторону соблазнов и заблуждений.
«За следом колеса внимательно следи»
Речь идёт о рота, о колесе-розе. Вращение света через окна собора показывало течение времени, а человеку напоминало: смотри на Коловрат, живи в его ритме. Алхимики знали, что только внимательное следование циклам позволяет совершить Великое Деяние. Так и в жизни: тот, кто отрывается от колеса, теряет связь с ритмом Мироздания.
«Не соблюсти везде один нагрев стремись»
Здесь говорится о мере, о равновесии. В алхимии нагрев — это символ внутреннего огня, страсти, воли. Его нужно держать ровно, не перегореть, но и не остынуть. Собор помогал в этом: его холодный камень умерял чрезмерный пыл, а солнечные лучи витражей вносили тепло в нужный момент. Ведическая мудрость здесь проста: держи середину, и тогда твой огонь будет вечным, а не мимолётным.
«К земли не опускаясь, не устремляясь ввысь»
Это предупреждение против крайностей. Кто живёт только земным, уходит в грязь, и земля обрушивает на него гнев. Кто же рвётся в небесное, забывая про тело и корни, тот теряет равновесие и сгорает в собственном пламени. Собор же учил соединению: ноги на земле, голова к небу, но сердце — в середине, где сходятся оба потока.
«Кто слишком вверх поднимется, тот смерть найдёт в окне»
Это намёк на тех, кто стремится к «чистому духу», отвергая тело. Для таких северное тёмное окно было напоминанием: свет не придёт к тебе, если ты отверг материю. Излишняя гордыня духа ведёт к падению.
«Внизу на человека земля обрушит гнев»
Это о противоположном — о тех, кто живёт лишь плотью, земными страстями, жадностью, похотью. Земля в таком случае становится судией и обрушивает на такого человека хвори, напасти,недуги (болезни), несчастья и смерть.
«А тот, кто середине, свой доверяет век»
Середина — это ключ. Это равновесие между верхом и низом, духом и телом, небом и землёй. Собор воплощал эту середину: его пропорции были выстроены так, чтобы человек в центре чувствовал гармонию обоих потоков.
«Путь обретёт надёжный и не погибнет век»
Только тот, кто идёт серединой, обретает подлинное безсмертие. Для алхимика это означало завершить Magnum Opus, для ведического жреца — пройти Коловрат и вернуться к Родным Богам. Для человека в соборе — это был символ вечной жизни, не обещание церкви, а реальность самого Мироздания, в котором смерть — лишь переход.
Так сознание человека входило в резонанс с высшими сферами, пробуждая скрытые центры и подготавливая его к встрече с тайной вечности.
И именно поэтому соборы стали воротами между мирами: входящий в них обретал путь из тьмы к свету, от грубой материи к очищенной духовности, от человеческого к божественному.
И, может быть, именно поэтому, переступая порог собора, человек невольно чувствует — стены эти дышат чем-то бОльшим, чем камень и стекло. Они словно зовут вспомнить забытое, услышать скрытую мелодию, которая звучит в глубине самой души.
Это не просто архитектура — это послание, зашифрованное в свете, символах и пропорциях, обращённое к тем, кто готов пробудиться.
Но соборы — лишь оболочка. Внешний знак, тень великой истины. Настоящая тайна хранится в наследии предков, в ведическом знании, которое не раз пытались стереть, но которое вновь и вновь воскресает — в символах, в преданиях, в слове. И именно слово стало последним убежищем истины. Там, где витраж открывал путь к свету, книга открывает путь к пониманию. И если собор лишь намекает, то книги раскрывают. Они не просто повествуют — они ведут, открывают дверь, за которой ждёт то, что никогда не подвластно ни власти, ни догмам. Таковы наши книги: «Песнь Богов» и «Путь Преображения. Веды от Чернобога». Они не информируют — они призывают. Они словно ждут того, кто готов услышать их зов.
И если ты чувствуешь, что в тебе откликнулась эта беззвучная мелодия, знай: книги — это не текст и не страницы. Это ключи, которые открывают двери там, где собор даёт лишь отблеск. За ними начинается твоя собственная встреча с вечностью.