Ильин, Викторин Иванович Дорогами фронтового связиста [Текст] / В.

И. Ильин // Военные приключения: сборник / сост. Ф. Ю. Рабинович. – Курган, 1994. – С. 323-330.
Часть 3
В книге своих воспоминаний «Поднятые по тревоге» генерал армии Иван Иванович Федюнинский, командовавший в то время 54-й армией, в состав которой входила и наша дивизия, уделяет станции Погостье целую главу, называя бои в районе Погостья «вторым Сталинградом». И это действительно так. Я, как рядовой командир-исполнитель, могу подтвердить это горькими фактами из того тяжкого времени.
Все, что происходило, живет в памяти, как будто было это вчера.
153 полк, которому мы всегда обеспечивали связь, с боями вышел через железную дорогу в район Погостья. Командир полка Тронинков,
капитан, возрастом почти мой одногодок. Его КП находился в землянке, врытой в железнодорожную насыпь. Над насыпью посвистывали вражеские пули. Пехота - за насыпью, на плацдарме. Связь с батальонами велась по проводам. Начальником связи полка был в то время старший лейтенант Копылов. Кроме телефонной связи, проведенной от полка до дивизии, работала еще радиостанция. До конца войны на ней работал радист Кудрин.
Управлять батальонами из блиндажа, врытого в насыпь, было трудно, и командир полка ушел от насыпи в небольшой березняк. Конечно же, и мне пришлось тянуть связь на новый КП. Но для этого надо преодолеть насыпь, и делать это никто не решается: попробуй, сунься, сразу же начинается бешеный пулеметный и винтовочный огонь.
Первый раз мы пришли к насыпи по траншее, забитой трупами.
Но через насыпь, по крутому подъему, не пошли. Сейчас я решил так: ночью, ножом от винтовки, которые мы обычно носили на поясе, я решил сделать ступеньки на насыпь, чтобы легче было преодолевать полотно и не попасться на мушку противнику. Рывок - и ты на другой стороне! И пусть над головой взвоет пулеметная очередь. Она уже не страшна, хотя человек инстинктивно вжимается в землю или прячется за трупы своих же погибших друзей или врагов ...
Шли ожесточенные бои. Наши полки не один раз подымались в атаку, но безрезультатно: враг яростно защищался. Шла борьба не на жизнь, а на смерть. Я потерял счет этим кровавым дням ... Ранен был один из моих связистов Гусев... Успел отлежаться в санбате... А бои все шли. Однажды немцы прорвались через передний край и приблизились к командному пункту полка. Капитан Тронинков организовал
контратаку. Все, кто мог держать оружие в руках, вступили в рукопашный бой. В это время командир дивизии вызвал Тронинкова к телефону. Тронинков кричал в трубку: «Отбиваемся из последних сил. Просим помощи!»
Я разрядил уже последнюю обойму своего пистолета, схватил у
одного из телефонистов винтовку, но и в ее магазине не было ни одного патрона
... А тут вдруг подскакивает к нашему командиру здоровенный фашист, нажимает на спусковой крючок своего автомата, но и в нем, оказалось, нет уже патронов.
Фашист автоматом замахивается на Тронинкова... Но я стукнул его так, что он свалился на землю. Адъютант командира полка Денисов докончил дело: пристрелил обнаглевшего вояку.
Нервное напряжение было так велико, что командир орудия командовал сам себе: «Заряжай! Прямой наводкой, беглый огонь!»
Залитые кровью окопы, траншеи, блиндажи, сотни погибших - таковы результаты боев в районе станции Погостье ... Но мы не отступили. Наоборот, полк занял свой прежний рубеж и продолжал стоять насмерть,
Ночью нас сменила свежая дивизия. Наши полки 153, 77 и 218 ушли для отдыха и пополнения в тыл.
Отдых после таких боев казался нам сказочным.
Мы получили пополнение людское из ленинградских ополченцев, изрядно ослабленных голодом, а также из сибиряков, парней крепких, хорошо подготовленных и сильных. «Эти могут начистить немцу репицу!» - посмеивались старые солдаты.
Во время отдыха я познакомился с начальниками направления связи из 77-го полка - Андреем Масалевым и из 218-го полка - Николаем Емельяновым.
Получил письмо от жены, из Кургана. Тревожное и беспокойное. Жена писала, как ее и детей эвакуировали из Ленинграда с последними эшелонами, как по дороге они подвергались налетам вражеской авиации. Спрятавшись от фашистских стервятников в кусты, люди обреченно ждали своей смерти. «Когда объявили отбой и началась
посадка в эшелон,- писала жена,- я несла на руках маленького Вадима, а Юра, держась за узелок, шагал рядом. И вдруг он чего-то испугался и побежал обратно в кусты ... Я растерялась. Мою растерянность увидела какая-то не знакомая мне девушка, догнала Юру, принесла его к уже трогающемуся составу!» Оказалось, что второй состав с женщинами и детьми подвергся еще более сильному нападению. Безвинные
детишки, женщины, старики были расстреляны фашистами. До Кургана моя жена с детьми ехала целый месяц. Хорошо, что у нее были деньги, и она на станциях, на полустанках, в крупных городах, где останавливался поезд, добывала скудное пропитание. А сейчас жена сообщала, что живет в деревне Воинково, работает в колхозе, что все пока что живы и здоровы.
Великое дело получить письмо от жены на фронте. Это и счастье, и радость, и великое успокоение сердцу!
Скоро отдых наш подошел к концу. Мы получили пополнение, выспались, заменили неисправное оружие и матчасть. И опять полки ушли на передний край, к плацдармам станции Погостье. Нас начальник направления связи не предупредил о месте нашего нахождения, и мы тоже продвинулись к Погостью. И тут вмешался наш комроты Янкельсон. Он показал по карте, где найти командные пункты полков, и одновременно предупредил, что на КП дивизии находится Иван
Иванович Федюнинский.
Стояла глухая ночь. По карте и по компасу я вышел на самый
передний край. Меня остановил командир одного из батальонов:
- Куда ты прешь, лейтенант? Ложись, иначе снимут тебя фрицы.
Мы вместе с комбатом определили по карте: указанное место, куда я вышел, соответствовало карте, но КП полка все-таки пришлось искать.
Обнаружили мы его совсем недалеко в 40-50 метрах от места нашего нахождения.
Устроились в землянке. Непосредственное место расположения командиров метрах в 100 от нашей землянки. Потому-то на КП связисты ходили, как на дежурство...
Идет время. Медленное и тревожное. Дежурный на КП Кочнев звонит ко мне и просит смену. Я посылаю связиста Цыбулькина. И опять звонок Кочнева, просит смену. Вышел на линию озабоченный Скворцов. Недалеко от блиндажа с вывернутыми карманами лежал мертвый Цыбулькин. Произошло, по нашим предположениям, следующее:
вражеские разведчики хотели утащить Цыбулькина живьем, но он оказал
сопротивление, и его убили, забрав из карманов солдатскую книжку и всякую мелочь. Разведчики немцев старались брать связистов живыми потому, что многие из них, слушая разговоры командиров, знают многое. К тому же многим связистам известен условный язык командиров. Снаряды они, например, зачастую называют «карандашами», другие боеприпасы значатся также под другими кодовыми названиями...
Несколько слов хотелось бы сказать о личном составе нашего взвода. Очень хорошо помню я своих дорогих ребят. Это ленинградец Саша
Скворцов, москвич Максимов Валя, это уралец Железкин, украинец Гусев, украинец Раченко, это наши русские парни: Межеутин, Гусев, Хмыльнин, Костромыкин, Гончаров-Пустуев, Пахомов, Черкасов, Горман, Дмитриев и др.). Жили мы дружно, понимали друг друга с полуслова. Фронтовая дружба - самая крепкая и надежная.
Таков закон жизни. Героические будни взвода в районе Погостья да и других районах навсегда будут жить в сердцах.
Бывало такое: наших связистов отзывали в другие части,
некоторые из них возвращались, некоторые уходили навсегда. В боях под Погостьем мы разделились на две группы: одни наводили связь, другие - копали малые землянки на контрольных линиях и у НП.
Под Погостьем наша дивизия провела полтора месяца. В последний день перед бегством немцы, как бы на последнем издыхании, открыли
несусветную пальбу трассирующими пулями. Но наша пехота была уже не из пугливых. Поддержали нас в тот день еще и танки. И началось наступление. Вскоре наши части заняли деревню Кокууя. Продвинулись чуть поодаль. Немцы упорно сопротивлялись и одновременно укрепляли новые защитные укрепления, так называемые «китайские стены» - засыпанные между заборами земляные валы. Но, как говорится, колесо истории вспять повернуть было уже нельзя. На защиту Отечества
поднялся народ, и изменить события фашисты были не в состоянии.
Наладили в основе своей в наших частях в то трудное время и
питание. Мы получали сухой паек, сами, в своих котелках, готовили пищу. Был у нас и хлеб, и сухари. Когда сварить суп или кашу было некогда - брали приварок с полковой кухни. Водку, по сто граммов на нос, приносил обычно старшина роты Виноградов Федя. В общем, жилось неплохо. И немца поколачивать мы тоже научились неплохо. Русский мужик, он бывает смирен только до зачина. Зачали немцы войну и расхлебываться им пришлось тяжко.
Один за другим шли дни, не похожие друг на друга, пестрые, КП дивизии остановился в густом лесу. Наводим связь следом за наступающими
полками. Снега глубокие, рыхлые, затрудняют продвижение. На КП полкa начали рыть землянку для командования. Мои связисты на линиях и при КП соорудили землянки с накатником из бревен только в один ряд. Когда работу закончили, я дал команду занести телефоны. Все забрались в землянку. Командир полка Тронинков сказал: «А я в вашу хижину не зайду: вот, через 20 минут будет готова и моя землянка!» Но, будто в ответ на возражение командира, зазвонил телефон: приглашал на переговоры дивизионный.
- Заставили все-таки лезти в эту нору! – полушутя - полусерьезно
возмущался Тронинков. Едва он успел взять трубку, как начался минный обстрел. И первая же мина ударила в то место, где две минуты назад стоял командир полка. Многие полегли замертво. Кочнев,
дежуривший у телефона, хотел выскочить к воронке, помочь раненым, но комбат предупредил:
- Сейчас нельзя! Немцы бьют по цели три раза! Вот с третьего раза, когда обстрел прекратится, иди!
Когда исправили порыв линии, Тронинков рассказал комдиву, почему замолчала наша связь.
Ночью опять случилась беда. Санитары по нашим линиям, а точнее, по нашим дорожкам около линий начали возить раненых. Потом по этим же
местам прошло пополнение, потом прошагали разведчики. Враг заметил это движение и начал обстреливать линию. Образовался новый порыв. Я решил отнести линию подальше и наткнулся на оставленный немцами блиндаж.
Внутри железная печка, заготовленные и аккуратно уложенные дрова. Все, как говорится, в порядке. И я решил оставить одного связиста в блиндаже дежурить, а сам повел связь до телефонной станции, присоединился к действующей линии и вернулся вновь в землянку, оставленную немцами. В то время, пока я наводил связь от землянки,
на линии образовался новый порыв. Комдив распекал нашего Янкельсона:
- Если через 20 минут не будет связи, расстреляю!
Комиссар дивизии Бердичевский успокаивал комдива:
- Вызовите начальника наведения связи, с него и спросите! - советовал он.
И вот мне передали приказ - явиться к командиру дивизии, срочно! Я мыслил четко и быстро: если сейчас, ночью уйти к комдиву, можно
проиграть время и не устранить новые порывы ... И я лег отдохнуть. «Будь, что будет!» Ранним утром и прибежал на КП дивизии. Зашел сначала в землянку к телефонистам. Там Янкельсон, обеспокоенный и взволнованный, наставлял меня как и что говорить комдиву. Связь работала хорошо. Все порывы к утру были устранены.
И вот я в землянке комдива. Часовой доложил о прибытии.
Комдив был в хорошем расположении духа, вчерашние вспышки его были уже в прошлом. Он мирно расспросил меня, почему не было связи и почему бывает плохая слышимость. Я объяснил все: что в те минуты, когда прервалась связь, я наводил обводные линии, и что слышимость бывает плохой из-за того, что в холодных землянках отпотевают мембраны. И вот теперь связист Жуков, дежурящий у дивизионного, держит сухие мембраны у себя за пазухой. Комдив, кажется, был
доволен беседой со мной. Он приказал адъютанту напоить меня чаем, но чаю, к сожалению, не оказалось.
- Тогда дай ему изюму! - с улыбкой приказал комдив.
И адъютант выдал мне большой спекшийся кусок изюма Я зашел
на телефонную станцию, телефонисты окружили меня
- Давайте будем пить чай! - говорю им.- Вот комдив дал изюму.
- Ловко ты отделался, товарищ лейтенант!
- Молодец!
С трудом отыскав новое место расположения КП полка, я прибыл
туда, к своим ожидавшим меня связистам.
...Через три дня дивизия предприняла новое наступление.
Стремительно заняли населенный пункт Конуую. За Конуую, вдоль бывшего переднего края, мы захватили немецкие блиндажи. В них разместились и командование, и разведчики, и саперы, и связисты.
В блиндаже командира полка я дежурил у телефона. Командир,
не обращая на меня внимания, начал обедать. Но обед не состоялся. Налетела вражеская авиация. Заколыхалась от взрывов земля. Тронинков дает команду:
- Никому не выходить из блиндажа... Kомиccap, встаньте у выхода с пистолетом. Кто побежит, стреляйте!
Все остались на местах. Бомбы взрывались по всей линии окопов и блиндажей. Одна взорвалась рядом с блиндажом командира полка. В щепки разнесло два верхних бревна над нашими головами. В открывшееся небо было видно, как самолеты вышли из пике и направились к расположению 218 полка. Там солдаты в панике разбежались кто куда. Жертв было значительно больше, чем у нас. У нас же лишь одного засыпало землей, но вскоре его откопали.
Выдержка Тронинкова не однажды спасала людей. И все за это были ему благодарны.
Как известно, противник отступил на большом участке железной
дороги Мга - Кириши. Отступил он и на Любаньском направлении. Но на небольшом участке левого берега реки Волхов он все еще оказывал дикое сопротивление. Было это в районе железнодорожного моста
в районе Киришей. Нашей 80-й было приказано наступать, сдерживая переброску частей противника в район Киришей. Дивизия двигалась быстро. Передовые подразделения сходу захватили новый плацдарм и 10 танков противника, совершенно готовых к бою заправленных и проверенных. Танкисты разбежались кто - куда. Многие попали под огненный вал дивизии.
И вот была поставлена задача - посадить на эти танки наших
танкистов с лыжным десантом на броне под командованием Комарова, в районе 153 полка перейти передний край противника и небольшую речку Мгу. Все это предполагалось сделать ближайшей ночью. Мне, как и обычно, приказали наводить связь за наступающим лыжным батальоном.
Началось движение танков. Мы вслед за танками переправились
через речку в кромешной тьме. Слышу, кто-то просит помощи товарищей. Подбегаю к пострадавшему. Оказывается, его переехал танк. Я взял его на руки, позвал санитаров. Вскоре солдат был эвакуирован в медсанбат. (Впоследствии, как выяснилось, солдат поправился, хотя помяло его изрядно). И в эти минуты с наблюдательного пункта сообщили, что на станцию прибыла еще одна большая танковая часть, что она уже разгрузилась, и танки немцев двигаются навстречу нашим.
У немцев вышел в этот день (было это где-то в конце марта) большой курьез. Вновь прибывшие танкисты ехали навстречу «своим» с открытыми люками, без принятия определенных мер предосторожности. Наши подпустили их близко. И расстреляли. Всех до одного.
Время было весеннее. На речке Мга поверх льда струилась
чистая вода. Мы получили приказание форсировать речку напрямую, по неглубокой надледной воде. Мы выполнили это задание, но с трудом выбрались на высокий и крутой противоположный берег. Вышли без потерь. Лишь одному связисту Железкину пуля рассекла палец.
По прибытии на КП мы вновь испытали на себе минометный
обстрел. Немцы били из новых своих минометов, шестиствольных. Мы называли их «коровами» или «скрипачами». Не очень-то приятны ощущения, когда попадаешь под эту самую «корову». Воронки глубокие, плотность огня предельная, человек в зоне обстрела почти всегда становится жертвой.
Наши связисты сумели спастись от огневого вала «коров», а
вот разведчики поимели жертвы, один из снарядов взорвался в их рядах. Трагедия!
... На войне, как на войне.