В МОЁМ ДОМЕ ВСЕМ МЕСТА ХВАТИТ...

Наталья Артамонова.
Лида на руках держала дочку, смотрела в окно, наблюдая, как бабушка мужа тяпала картошку. Дочке шел седьмой месяц, она очень любила мамины руки, и хотя пора было ее укладывать спать, она ни в какую. Как Лида ее опускала с рук в кровать, та сразу открывала глаза и устраивала концерт.
Лида вышла на улицу за помощью к бабушке:
— Бабуль, ну сколько можно облизывать эти грядки, в вашем возрасте вообще не надо ничего сажать. Давайте я потяпаю, а вы лучше посидите с Диной, спина у вас отдохнёт, и она, может, скорее уснет. Никак я ее не укачаю.
Анна Петровна помыла руки, умылась, взяла правнучку на руки, и меньше, чем через полчаса вышла в огород и довольным голосом сказала:
— Спит, умаялась, заснула быстро.
Лида удивилась:
— Ну почему у вас всегда получается ее укачать быстро, и почему она всегда у вас на руках не плачет, вы что ей говорите, как вы ее успокаиваете?
Анна Петровна засмеялась:
— У меня секрета нет, я просто ей шепчу молитву и мочку ушка тереблю, такая у меня привычка смолоду осталась. Иди сготовь что-нибудь к ужину, не твоя забота тяпкой махать. Костик, ты говорила, сегодня приедет. Поди, за две недели соскучилась по муженьку, а когда начнется программа «Мужское и женское», меня позови, хочется на умалишенных посмотреть. Люблю ведущих, как они разгон непутевым устраивают.
Лида принялась готовить кушать, дочка крепко спала, она, если засыпала, то надолго, а Анна Петровна пошла в цветник. Она очень любила свой сад, овощник, ей любая работа на своем участке приносило неописуемое удовлетворение.
Она разговаривала с цветами, с садом как с живым человеком.. Лида не раз откликалась на ее речь, а потом привыкла: она поняла, что бабуля ни к ней обращается, а беседует со своими подопечными.
Гостья очень любила бабушку и слушала ее воспоминания с большим удовольствием. Единственное, чего и кого не хотела вспоминать Анна Петровна, так это свое замужество, мужа.
…Вышла она замуж по любви за красивого парня, который работал шофером в совхозе. Его двоюродный брат был завгаром, постоянно закрывал глаза на то, что братец берет машину домой, на которой он мог калымить: кому сено, кому зерно привести, кому дрова, а кому и мебель.
Сначала приносил в дом деньги, большую часть отдавал матери, а жене остаток. Со временем не стал брезговать самогоном, многие рассчитывались именно бутылкой, так было проще и дешевле — сами гнали эту заразу, было не жалко.
Как полагается, появлялись на бутылку друзья, с которыми засиживался до поздней ночи. Присоединялись к компании и любители выпить женского пола.
Анна плакала, уговаривала не калымить, не брать бутылки, Виктор клялся, божился не пить, мог пару недель быть шелковым, но потом друзья, женщины, выпивки повторялись.
Разговаривала с завгаром, просила строже относиться к Виктору, но тот отвечал:
— А ты потрясись за рулём по десять часов в такую жару в кабине, чего ему не отдохнуть, да и людей надо уважать.
Анна просила свекровь поговорить с сыном, но та так ответила на просьбу, что Анна просто онемела.
— Это ты не довольная? Это тебе плохо живется? Ты пришла голь, без роду и племени, из развалюхи тебя во дворец забрали, жила со своей бабкой — копейки считали, сирота казанская, а тут муж красавец, работает день и ночь, в дом все прёт, шкаф тебе тряпьем забил, а тебе все плохо.
Анна, услышав свекровь, долго плакала, она поняла, что та ее как женщину никогда не поймет и не поддержит, а, наоборот, вдвоем они готовы ее под себя подмять.
Анна к тому времени была беременная вторым ребенком. Первому сыну Виктор был очень рад, а узнав, что снова беременная, как-то махнул рукой.
— Что, теперь каждый год как корова будешь телиться? — и засмеялся.
Анна не знала, что ей делать: или оставить ребенка, или идти на аборт.
Опять обратилась к свекрови, а та съязвила:
— Ну, если не от мужа, то аборт, а если от него, то рожай. Что-то и старший на отца-то не похож.
Анна от ее слов вся сжалась, не смогла ничего ответить, ком застрял в горле, слезы хлынули лавиной по щекам.
Муж в разгар сенокоса по-прежнему калымил, приходил ночью, иногда не приходил, практически не общались.
Анна как-то увидела в районном центре сестру директора совхоза, они рожали вместе в роддоме первенцев и сдружились, рассказала о своей жизни, которой по существу нет, а ведь замужем только четыре года, а готова убежать из этого ада, хоть на край света. Алла посоветовала поговорить с Николаем Васильевичем, то есть с директором. Он жил не в селе, поэтому многое не ведал. Анна доверилась и не раз об этом пожалела.
Директор вызвал завгара, отругал как следует, приказал ужесточить проверки насчёт пьянства шоферов, чтобы все ставили машины в гараж. А жители села, если им надо, пусть обращаются с просьбой в контору, платят деньги в кассу, машину для чего-либо он выделит.
Муж прибежал домой в ярости и избил жену до потери сознания, и если бы не соседка, то возможно бы убил.
Анну увезли в больницу, муж остался безнаказанным, братец все уладил. Из больницы Анна прямой наводкой ушла в бабушкин дом.
Печка русская дымила, пол скрипел, а в сенях вообще провалился, окна с трудом открывались, казалось, вот-вот вывалятся рамы, запах нежилого жилья, сырости, плесени, сбивал с ног, кругом дом был заросший, забор наклонился в одну сторону и, казалось, что вместе со столбами при малейшем ветре повалится на землю.
Анна подала на развод. Потеряв ребенка, она потеряла к мужу любовь, уважение и жалость.
Свекровь приходила постоянно, вроде как внука посмотреть, а на самом деле надеялась уговорить сноху вернуться к мужу, и видя непокорность Анны, злилась и кричала:
— А кто не битый, покажи пальцем, но все вместе живут, тебя убить было мало, сама голь, никто, а поперлась к директору на мужа жаловаться. Все пьют, но жены горой за своих мужиков. Помни мои слова, с голоду сдохнете.
— А я вам желаю здоровья, сил, терпения, ведь с таким извергом жить, оно вам пригодится. Никогда не приходите к нам, обходите мою развалюху стороной.
Словно стержень железный вбили в характер Анны, она сама себе хотела доказать, что справится с трудностями, что будет жить лучше, чем те, которые живут с мужьями-тиранами.
Виктор тоже Анну не оставлял в покое долгое время. Сначала стоял на коленях, плакал, божился, а видя непоколебимость жены, скрипел зубами и, как мамаша, начинал проклинать.
Однажды пьяный хотел поджечь дом жены. План был такой: поджечь, а потом разбудить Анну, а так как жить ей негде будет, то она вернётся к нему.
Но мечта его не сбылась. Он облокотился на забор, тот рухнул вместе с ним и, мечтатель сломал руку.
…Крыша дома протекала, приходилось в ливень ставить тазы и ведра, но больше всего Анну пугала зима — женщина прекрасно понимала, что белый свет не натопишь.
Сынок летом ухитрялся простыть, а что ждёт его зимой? В доме пол ледяной, печка холодная, в окна заметает снег.
Директор хлебозавода, где работала Анна пекарем сказал:
— Мы жилье не строим, но ссуду выбить под маленький процент я помогу. А вообще-то, если честно, не ремонтировать надо, а новый строить. Из гнилого пня дерево не вырастет, не жди, когда крыша съедет на голову и пол окончательно провалится. Поможем, чем можем.
Муж по-прежнему уговаривал помириться, вел себя спокойно, стал приходить с подарками, даже сыну подарил велосипед, часто приносил всякие вкусняшки, так как была возможность привести из города то, чего не было в сельмагах.
Иногда Анну брали сомнения: «А может, и зря погорячилась, может быть, повзрослел, поумнел, другие-то живут».
Свекровь стала смирной, добрее, рассудительнее, приходила и по-доброму жалела сноху:
— Мужики годами строят дом, а ты разве трехжильная? Ночами работаешь, около печи как сталевар стоишь, хозяйство большое, в одни руки все, это сейчас ты молодая, а годы промчатся быстро, запас силы на убыль пойдет. А сыну мужское плечо нужно. Ты на его плечи с малых лет непосильную ношу взваливаешь. Все с отцами живут.
В таком русле проходили ее визиты. Как-то муженёк пришел с букетом цветов и духами. Чуть ли на колени не стал. Обнимал за плечи и норовился прильнуть к губам.
У Анны все внутри сжималось, ей хотелось его оттолкнуть, ударить. Его прикосновения вызывали страх и отвращение, она не могла в себе побороть память его избиений, потерю ребенка, его оскал и тяжкое дыхание при ударах ногами, его слюни и пар из ноздрей.
Она все помнила, и это мешало ей видеть в нем человека. Как его обнимать, как спать в одной кровати и принимать его — Анна не могла представить, поэтому тянула время и, как могла, уходила от его предложений.
Она понимала, что люди они плохие, звери, когда им надо, они дорожку ковровую стелят, но стоит им поперек сказать, сразу клыки покажут, готовы разорвать, и все потому, что им незнакомо чувство любви и жалости.
Анна в один день категорически отказалась от предложения мужа вернуться к нему жить и услышала о себе такие небылицы, такие оскорбления, что лишний раз убедилась в правильности своего решения.
— Да я завтра любую бабу себе приведу, а вот ты — кому нужна с хвостом и своими проблемами. Дом построить нужен мужик и деньги, а у тебя нет ни гроша, ни мужика. Сука ты продажная, отца лишаешь своего ребенка, может, ты глаз на кого положила? Ты на себя посмотри, таранка ты сушёная, ещё прибежишь, но знай: с голоду будете пухнуть, а рубля вам не дам.
Он, уходя, так ударил дверью, что с божницы упала икона. Анна подняла святой лик, прижала к сердцу и заплакала.
С улицы прибежал сын, он видел, как отец шел, ругался и размахивал руками. Обнимая мать, малыш не по-детски рассуждал:
— Мам, ты чего плачешь? Корова не сдохла, я не заболел, ты тоже, живем мы в ладу, что плакать-то?
Анна заулыбалась, расцеловала сына:
— Да, это я так, наверное, от счастья, что у меня сын такой растет, самый умный, добрый.
Директор совхоза не уважал мужа Анны, видел в нем хитрого, лживого и эгоистичного человека, а вот Анну очень уважал. Он познакомился поближе, когда она пришла к нему на прием и ясно, четко выразила свою боль по поводу пьянство мужа. Затронула проблему всего совхоза, не забыла и его, хозяина большого совхоза упрекнуть в дозволенности такого поведения своих специалистов и подчинённых.
Он не мог забыть ее слова: «Конечно, рыба тухнет с головы, но уж очень я этот запах не переношу. Я женщина, мать, скоро второй раз стану матерью. Мне хочется хорошего отца детям, не пьяницу, чтобы не стеснялись его, не боялись, а уважали, любили. А вы вот сидите в кабинете, и вам наплевать, что из-за пьянки семьи рушатся. А вы ведь пастух большого стада, должны и корм вволю давать и кнут крепко в руках держать.
Никто так с ним не разговаривал, а тут маленькая, хрупкая, словно девчонка, подняла такую проблему на дыбы, прямо смотрела в глаза и ждала помощи, ответа.
Вспоминая ее визит и узнав, что она живёт в бабушкином старом доме, Николай Васильевич посчитал необходимым ей помочь в строительстве дома.
Выделил бригаду плотников, а также транспорт, чтобы привезти лес и другие материалы.
Больше половины денег ушло на сруб и за работу плотникам. Работала без выходных, сынок находился под присмотром соседей, а родная бабушка больше не приходила, и увидев, делала вид, что его не знает.
Бригада плотников с шести часов утра приступала к работе. Днем было очень жарко, поэтому они захватывали утренние и вечерние часы.
Анна по-прежнему работала, только теперь она брала ночные смены, днём спала несколько часов, пока отдыхали плотники.
Сын был некапризным и видел, что мама постоянно занята, к себе особого внимания не требовал.
День ганцал с детворой, а вечером мама, искупав его, уложив спать, убегала на хлебозавод.
Анна очень сильно похудела; бессонные ночи, жар от печи, работа без выходных дали о себе знать.
Директор понимал, что Анне нужны деньги, что за ночные смены больше зарплата, да и день она дома — соответственно, сын в догляде, но с другой стороны понимал, что маленькая, худенькая женщина в конце концов не робот, поэтому запретил ей работать без выходных, а предложил, если пожелает, в свой выходной день убирать его кабинет и технолога.
Анна была рада предложению, ведь каждая копейка была на счету. Она понимала, что при всей скорости к зиме дом не построят, под крышу, конечно, поставят, но отделочные работы займут немало времени.
Когда бригада уходила, то Анна каждый вечер ходила по большому дому и гладила стены:
— Родные мои, какие же вы чистые, светлые, какие просторные комнаты, а кухня! А сени! Говорит Семён,что будет шикарное крыльцо, даже не верится, что в дождик вода не будет бежать по углам и холод не будет вынуждать спать одетыми.
Анна разговаривала с домом как с хозяином, как с Богом, она так и говорила:
— Ты спаситель, а мы твои рабы. Мы будем тебя любить, тебе кланяться и почитать.
Плотники, поставив дом под крышу, сказали, что придется зиму перезимовать, а с весны до осени все сделают к новоселью.
Анна понимала, что так положено, да и денег за зиму соберет.
«Ничего, потерпим».
Однажды в магазине пьяный муж ухмыляясь сказал:
— Да, совсем ты исхудала, совсем сгорбатилась, да и понятно: бригаду ублажить сил много надо, на одном хлебе ворованном и ноги не сможешь раздвигать, а того и гляди — их протянешь.
Никто не засмеялся, только он сам, как из бочки выдавил глухой голос.
Анна смотрела на себя в зеркало и понимала, что выглядит постаревшей, исхудавшей, ведь она была совсем молодой, но, взвалив на свои плечи тяжёлую работу пекаря и строительство дома, она предполагала, что придет время, и она опустит руки.
От такой мысли, от страха не одолеть всех физических нагрузок, она плакала. И только объятия сына, его слова:
— Мамочка, я же тебе помогу!
Приводили ее в чувства, и она, крестясь перед иконой, себе приказывала: «Я все вынесу, все выдержу, со мной Бог и сын».
…Осень была очень дождливой, а зима снежной. Крыша совсем прохудилась, а пол, где стоял сервант, а рядом гардероб, — провалился, и мебель наклонилась к стене.
Посуда, которая стояла в серванте зазвенела и испугала Анну с сыном. Увидев такую картину, она ужаснулись, понимая, что ещё холоднее станет в доме.
Столбы фундамента сгнили, и пол лег на землю, образовав огромную дыру.
Она решила перейти в первую половину дома и дверь во вторую забить. Они стали ютиться с сыном на маленькой кухоньке и в небольшой передней комнате.
Придя на работу, Анна получала тепло от печи и сразу вспоминала тот холод в доме, как сын спит, укутавшись двумя одеялами. У нее начинало ныть сердце.
Когда наступила весна, бригада сразу приступила к работе. Вместе с теплом пришли надежда, радость, душевное спокойствие и уверенность в том, что к осени они справят новоселье.
И, хотя денег катастрофически не хватало, Анна понимала, что можно найти выход из положения.
Она продала телку соседке, у которой корова сдохла, излишек семенной картошки, сало, которое лежало в ящиках, тоже пошло в ход.
Конечно, это были невелики деньги, но она была рада каждой копейке. Она каждый день с сыном рисовала убранство в доме, представляли, куда поставят диван, сервант, стол, какие поклеят обои и постелят дорожки.
Их глаза излучали счастье, радость. Они ходили по новому дому, вдыхали запах леса, а Анна говорила:
— Сынок, запомни — так пахнет счастье!
Наступил тот день, когда они перешли в новый дом. Анна испекла хлеб, положила лепешку на расшитый рушник, взяла икону и, читая молитву, вошла с сыном в дом.
Святой водой освятила все уголки. Она молилась и плакала, ей не верилось, что с переходом в новый дом исчезнет холод, сырость, темнота, крысы, которые нашли убежище в их доме.
И пусть она по-прежнему работала как ломовая лошадь, душевное спокойствие в новом доме придавало силы и радости.
Многие женщины ей завидовали, видя ее счастливую, радостную, свободную от унижений и избиений. Анна отвергала все попытки ухаживания мужчин. Да и какие это были ухаживания!
Они старались поскорее задрать подол юбки, думая, что Анна столько лет без мужа рада любому мужику, но нет, Анна отвергала всех и всегда.
Она свою жизнь полностью посвятила сыну.
И вот, рассказав жене внука, как ей пришлось строить дом, как она его любит, как она с сыном по сей день вспоминает первую ночь в новом доме, поняла, что вопрос о ее переезде к ним поднимать не будет.
Внук ведь привез жену пожить с бабушкой и постепенно надавить на нее, чтобы она переехала к ним и сидела с правнучкой, иначе, если она не выйдет на работу, то потеряет должность, о которой они мечтали вдвоем.
И вот вечером внук прилетел на крыльях, весь воодушевленный, радостный, обнимая жену спросил:
— Ну что, поговорила, объяснила? Она поможет? Что ей тут одной жить?
Но услышал в ответ:
— Нет, она не поедет, ее не отпускает дом, память, да и твой папа на нас обидится, ведь мы думаем о деньгах, должностях, а не о ее душе. Она, как тот старый дом, сразу рухнет.
Муж не сразу понял, про какой такой дом говорит жена, но спорить не стал, потому что по глазам прочитал, что спорить бесполезно.
Бабушка накрывала стол и разговаривала сама с собой:
— Ох приехал бы сейчас сынок, сели бы рядышком и вспоминали бы, как нам жилось хорошо, как мы радовались новому дому, какие же мы были счастливые, жили ведь совсем не богато, но умели делать друг другу подарки, которые заключались в добром слове, поддержке, улыбке, объятиях, желании понять и помочь. Вот я скучаю по сыну, а с домом поговорю, повспоминаю, поглажу стены и успокаиваюсь. Кстати, сынок скоро приедет, говорит, душа тоскует по дому, по мне. Ну и славненько, а я всегда всем рада. В моем доме всем места хватит!