Она почти поверила, что грустноглазая докторша по чистой случайности всегда оказывалась в кадре рядом с отцом. Но под Новый год пришло письмо из чужого города, отправитель - Сумарокова Любовь. - Я думала, там обычная открытка, поэтому вскрыла конверт, не дождавшись отца. Даже не думала, что читать чужие письма нехорошо… А вместе с открыткой выпал тетрадный листок: «Помню твои руки и губы», «уйду от мужа», «скучаю», «твоя Любушка-Любаша» … Как не убила его, сама не понимаю. Он говорил, что любит меня и тебя, дорожит нами, что нужно всё забыть и жить дальше. Он не хотел и ничего «там» не планировал, но разлука, тоска, вечный снег. А она просто оказалась рядом… Чай в маминой чашке покрылся радужной плёнкой, она совсем забыла про него, глядела в окно пустыми глазами. Нет, не пустыми. В них не было ни слезинки, но там были десять лет мучительной, ненужной, никуда не девшейся любви. И громадного сожаления. Что в тот день она распечатала конверт и скользнула взглядом по нервным строчкам. Что не выбросила то письмо, а показала отцу. Что некрасиво, до вспухших жил на шее, кричала на него. Что категорично собрала вещи. Что пыталась заменить, растворить в себе эту любовь, сломать и искорёжить, а получилось лишь исковеркать себе жизнь… И что мне, несмышлёной «пуговке», так не хватало жёлтого чемодана «под крокодила». - Тоска и разлука, дочь, действительно страшное испытание. А гордость - глупый советчик. Да ещё любовь эта треклятая, не любовь даже, а любища. Если бы меньше любила его, махнула бы рукой на измену и жили бы дальше. Ты - при папке, я при муже… Алён, а давай сфотографируем тебя в этом платье? Так на меня в юности похожа!

Десять лет у меня не было отца. Может быть, его и дальше не будет. Всё зависит от того, кто и что ждёт меня за дверью, обитой вишнёвым дерматином. В новом девятиэтажном доме, в зелёном городке неподалёку от нашего. Адрес я взяла у мамы - ни разу она не ответила на его письма, лишь отбивала дежурную телеграмму: «Алименты получены». Внизу, на лавочке под цветущей липой, остался взволнованный до испарины Игорь Патрикеев. Я отдала ему ветровку, прикрывавшую голубое платье - ветерок зябкий. В куртке нельзя идти к заветной двери, надо в небесном крепдешиновом облачке. В нём я похожа на маму, а мне так хочется помочь ему, подсказать. Сейчас я позвоню в дверь с бронзовыми цифрами номера, и мне откроют… Если откроет женщина, похожая на доктора Любу, я скажу, что ошиблась, уйду и «больше никогда». Если он, не уйду. А если он сразу узнает меня… Нет, лучше не думать, лучше не мечтать. … На пороге стоял высокий худощавый мужчина. Секунду он смотрел, шагнул вперёд и обнял: - Алёнушка моя! Ещё через секунду схватил за руки и потянул внутрь, в квартиру, где меня чуть не сбил с ног дурашливый шоколадный пёс с неугомонным хвостом. И нигде не было женщины, похожей на доктора Любу - ни фотографий, ни-че-го. Может, её вообще никогда не было? Через пять секунд у меня был отец. Он нёсся вниз по лестнице в надежде, что у подъезда осталась наконец-то простившая его мама… У меня был отец, был улыбчивый пёс, был Игорь. Когда вернётся отец, я навсегда вручу ему маму, а он мне… Я согласна на жёлтый чемодан «под крокодила».