— Александр Яковлевич, более двух лет у вас не выходил сольный альбом, но сейчас вы заканчиваете работу над новой пластинкой. Какое настроение несет эта работа, лиричное или хулиганское, как «Мечта блатного поэта» и «Рубашка нараспашку»? — Ну, уж ничего хулиганского там точно не будет. Мне недавно исполнилось 63 года, в этом возрасте хулиганить как-то несерьезно. Альбом получился и лиричным, и философским, не без юмора… Я над ним работаю давно. Называться он будет «Метафизика». Каждая нота там сыграна вживую. Вы наверняка слышали песню «Одноклассники», она звучит на «Радио Шансон». Так вот проигрыш там исполняет ансамбль из шестнадцати волынщиков. Помимо этого в работе над пластинкой задействован симфонический оркестр. Мне за этот альбом не стыдно. Это не рок, не поп и не шансон в чистом виде. Это жанр — «Александр Розенбаум. Я настаиваю на этом. — Будут ли песни с нее звучать на ваших концертах в октябре в Москве? — Песни с альбома зрители, конечно, услышат . Будут и премьеры. Кстати, буквально на днях я отправил на «Радио Шансон» две композиции с этого диска — «Мы отбываем вечерней лошадью» и «Боль», они уже в эфире. Для меня главная задача — хорошо свести материал в студии и поскорее выпустить альбом. — Сейчас снова в моде виниловый носитель, коллекционеры давно мечтают, чтобы вы выпустили коллекцию своих первых записей с «Братьями Жемчужными» на виниле. Я имею в виду «Памяти Аркадия Северного» и «Ноябрь 1983 года». Можно на это надеяться? — Я и сам мечтаю выпустить виниловую пластинку. Все носители будут меняться — только винил вечен. Ничто не сравнится со звуком, который дает пластинка. Поэтому альбом, который сейчас готовится, планируется выпустить и на компакт-диске и, сделав специальный мастеринг, на виниле тоже. Это — первое. Еще у меня в планах двойной виниловый альбом с лучшими песнями (их будет примерно 30). Надеюсь, выпустить его в течение следующего года. Большинство песен буду перепевать, потому что сегодня мое видение старых вещей несколько иное, да и возможности несколько другие. А вот определять их буду не я. — Интересно, а кто же? — Пусть это сделают слушатели — напишут к вам на сайт, какие песни они хотят слышать. Даже, если среди отобранных ими песен будут какие-то нелюбимые мной, я все равно обещаю включить их в пластинку. Что касается переиздания на виниле концертов 1982–83 годов, то этого у меня в планах нет. - Буквально перед нашей встречей, я прочитал результаты исследования британских ученых, где говорится, что мозг человека достигает пика развития к 70-ти годам. Вы согласны с этим как врач? Когда легче и больше писалось песен — в молодости или сегодня? — Писалось больше, конечно, в молодости. В юности я сочинял по 2–3 песни в день. Сегодня реже. Во-первых, потому, что полвека работы с музыкой и 35 лет на сцене сильно выматывают, поэтому в свободное время предпочитаешь заниматься другими делами. Но, с точки зрения разума, мысли и всего остального, если ты не атеросклеротик, с возрастом получается все глубже, серьезнее. Это естественно. Сегодня тоже пишутся песни, но другие. Я продолжаю работать в «жанре Розенбаума». Он меняется в своей форме, структуре, в своем, так скажем, микромолекулярном строении, но остается все тем же. — Недавно у вас был день рождения. Во-первых, позвольте поздравить, во-вторых, спросить: в ранних концертах у вас было немало шуточных песен — «Раки», «Мы с мистером Венченцо порешили», было шикарное стихотворение «Купить решил магнитофон жене Степан». Но год от года песни становятся более лиричными что ли, если не сказать грустными… — Почему же? У меня сейчас выходит целая книга «шуриков» — коротких юмористических стихов, названных по аналогии с известными «гариками» Игоря Губермана (он, кстати, в курсе этого и совершенно не возражает). Великие строки Шекспира подвигли на написание шекспириады в «шуриках»: Нет повести печальней на сафари, Чем повесть о гепарде и пекари, Пекари — это хрюшка из саваны, Гепард — быстрее всех из хулиганов, Влюбился моментально, посмотрел, Догнал, обнял, поцеловал и съел Это одно из самых спокойных. Другое стихотворение звучит так: Нет повести печальнее на пересылке, Чем повесть о любви хозяина к бутылке Лет пять он в одиночку водку жрал, Пробил в полу тоннель и убежал. С юмором у меня все хорошо, но он тоже меняется. Не требуйте от меня юмора двадцатипятилетнего человека. Розенбаум в 30 и в 63 не может писать одинаково. За три десятка лет каждый нарабатывает то, что кто-то называет мудростью, кто-то жизненным опытом, кто-то грузом прожитых лет. Естественно, меняется отношение к жизни и выражается это несколько по-другому. — Ваши песни исполняют многие артисты: и Шуфутинский, и Могилевский, и Лепс. Но почему вы почти не пишете для прекрасной половины? Я помню только дуэт с Успенской… — У меня были дуэты с Ларой Долиной, и она поет мою песню, был дуэт с Тамарой Гвердцетели, и она тоже исполняет мою песню. Эдита Станиславовна Пьеха включила в репертуар композицию «Оттепель». Так что не только с Любой Успенской мы пели вдвоем. Другой вопрос, что я не пишу специально для женщин, хотя меня об этом иногда и просят. Вот Ира Аллегрова, например. Но это сложно. Да, я — профессионал, да — я художник и, наверное, мог бы «нарисовать» что-то женское, но это непросто для меня. — Менее года назад вы вновь стали дедушкой, теперь у вас 4 внука. И ваша строчка «Получай Балтийский флот от меня в подарок пару моряков» снова звучит актуально. Каково это —ощущать себя четырежды дедушкой? — Это для меня огромное счастье. Рождение — всегда счастье, а еще когда дети появляются у девочки, которая от природы не богатырского здоровья, худенькая, миниатюрная. Такая маленькая девочка родила четырех пацанов. Она — героиня, я ей очень горжусь. Она подарила мне большое счастье. — Кем бы вы хотели их видеть в будущем? Неужели, правда, моряками? — Кем они будут? Да были бы мужиками, людьми были бы. Я очень хочу, чтобы они стали настоящими гражданами, личностями. А, может быть, и моряками. Что дурного в морской профессии? Это — классно! Сегодня флот у нас на подъеме. Я имею к «партии и правительству» некоторые претензии, но я вижу и хорошие вещи в их деятельности, спасибо Владимиру Владимировичу и его команде за то, что они подняли сильно упавшее знамя людей в погонах. Поэтому в перспективе я бы желал своим внукам быть офицерами, командирами кораблей, защитниками Отечества. Это почетнейшее право человека. Ну, а может быть, они захотят стать музыкантами, инженерами, аптекарями… Конечно, я, как и любой дедушка, хочу, чтобы они были успешными, хорошо жили, достойно зарабатывали, обзавелись семьями… Но главное — чтобы они были людьми. Пусть стараются. Страна и мир сегодня дают озможности. — Александр, Яковлевич, продолжим разговор. Вы человек с юмором, но я никогда не слышал, чтобы Розенбаум оказался в смешной ситуации. Такое вообще случается или жизненный опыт надежно оберегает вас от этого? — Откровенно говоря, в таких ситуациях мне бывать практически не доводилось. Характер, наверное, такой. Поэтому меня и не пригласили в свое время в программу «Розыгрыш», зная, видимо, что я могу неадекватно отреагировать… Стараюсь не попадать в такие ситуации, но был один случай на Аляске. Мы разбили лагерь и я, очарованный красотой природы, углубился в лес. Собственно, никаких грибов собирать не шел, просто увидел один белый, второй, третий… И увлекся. Оторвался я от этого занятия тогда, когда понял, что стою у забора с надписью «Военная база. Проход на территорию строго запрещен». Весь трагизм ситуации заключался в том, что я был одет в камуфляжную форму с полными знаками различия полковника российской армии. Она сделана из специального материала, теплая, непромокаемая и очень удобная, поэтому я ее и взял с собой. Но в тот момент я понял, что нахожусь возле режимного объекта, ракетной шахты, видимо, и если бы меня там запеленговали, то ситуация вполне могла из веселой обернуться в трагическую. Я тут же представил: пока объяснишься, пока до консула дозвонятся, дня три в кутузке точно просидеть придется, да и неизвестно как американцы на все это отреагируют… В общем понял, что пора ложиться в глубокий дрейф и чуть ли не по-пластунски с ведром грибов стал отползать обратно. — А правда ли, что в вашей жизни есть такой парадокс: вы не умеете водить автомобиль, но прекрасно справляетесь со штурвалом вертолета? — Да, это правда. Но машину тоже вожу, только не имею большой практики. Когда я смог позволить себе купить автомобиль, у меня уже совершенно не было времени на нем ездить, я все время мотался по гастролям. У меня до сих пор даже прав нет. Но совсем недавно я купил небольшую машину и очень хочу все-таки освоить вождение. Так что буду сдавать на права. — У определенной категории лиц есть присказка: «Не верь, не бойся, не проси», а если бы Александра Розенбаума попросили сформулировать три главных правила настоящего мужчины, как бы они звучали? — Будь профессионалом! Не завидуй! Люби своих близких! — Что вы приобрели и что потеряли по дороге жизни? Что бы исправили? — Много чего приобрел, много чего потерял… Исправить? Ну я бы исправил пару вещей, но они касаются моего личного. Больше ничего исправлять бы не стал. Раз высший разум так распоряжается — а я верующий человек — значит, — так надо. — Были ли в вашей жизни предательства и компромиссы? — Меня, конечно, случалось, предавали. Этого я не прощаю. Компромиссы? У меня в жизни был один компромисс. Когда в 1986, кажется, году, в разгар антиалкогольной кампании, на фирме «Мелодия» готовилась моя пластинка с песней «Извозчик», то по требованию худсовета я изменил в этой песне одну строчку. Вместо: «Если меня пьяного дождешься», спел: «Если ты меня, мой друг, дождешься…» Это был единственный случай. — Вы себя молодого как оцениваете — с ностальгией, симпатией, жалостью или стыдом? — Да, прекрасный пацан был. (Смеется) Вообще, в своем роде уникальный. Я имею в виду с точки зрения творчества. Если бы ко мне сегодня пришел 23-24-летний парень с такими песнями, я бы удивился безмерно: «Как ты, мальчик, такие песни написал?» Мне до сих пор непонятно, откуда я в том возрасте мог сочинить казачий цикл, «1937 год», одесскую историю? Божье проведение, не иначе. Что касается человеческих качеств… Я был не хуже и не лучше других. Не идеальный, конечно, но не предатель, не пьяница. Любил свою семью, свою жену, старался быть хорошим товарищем, гражданином. Нормальный был человек со своими плюсами и минусами. — Вы — образец настоящего мужчины. Что, на ваш взгляд, необходимо для формирования мужчины: пройти армию, уметь драться, уметь дружить, встретить настоящую женщину? Когда сами дрались в последний раз? — Настоящий мужчина — это явно не тот, кто обладает горой мышц и умеет драться. Хорошо, конечно, уметь постоять за себя, но лучше все проблемы решать словами. Сам я уже и не помню, когда дрался. Давно. Я, знаете ли, публичный человек. И с юности помню наставления своего тренера по боксу: «Ребята, навыки свои использовать негоже. Кулаки надо пускать в ход в последнюю очередь. Сначала пробуй убедить противника, поговори с ним. Если слова не действуют — беги. Ну, а если уж ничто не помогает, тогда — да, тогда: „Бей первым, Фредди!“». (Смеется) Для меня образцом настоящего мужчины скорее послужит тощий человек в очках «минус девять», но чемпион мира по шахматам или ученый, который своим умом добился и уважения, и того, чтобы его жена, его семья жили достойно. А для кого-то образец — гора мышц, мачо, работающий в ночном клубе стриптизером… — Кстати, почему сегодня так много мужчин, особенно на эстраде, женоподобных? — К сожалению, мир сегодня такой. Не имея ничего против сексуальных меньшинств, я являюсь все-таки воинствующим гетерофилом. Кроме всего прочего, я еще и доктор. И знаю: делением размножаются только амебы и инфузории-туфельки. Все остальное — это любовь противоположных полов. И все эти рассказы о двуполых генах оставьте кому-нибудь другому, я медицинский заканчивал. Поэтому государство и церковь — убежден — должны воспитывать и нормально регулировать отношения полов, а если государство поощряет гомосексуальные отношения, то грош цена такому государству. Я благодарен нашему президенту, который понимает эту проблему и стремится оградить страну от наглой пропаганды ненормальных человеческих отношений. — Мужские комплексы — вам это знакомо? Как с ними боретесь? — Нет, слово комплексы мне не знакомо. Даже когда в двадцать четыре года я стремительно стал лысеть, то не комплексовал, не пытался зачесывать последние волосы вокруг головы, а просто пошел и подстригся покороче. — При каких условиях вы могли бы уехать из страны? — Только при двух. Первое: тотальное распространение фашизма и нацизма. И крайнего шовинизма тоже. Я этого не приемлю. И второе — это здоровье. Даже не мое, а кого-то из моих близких. Если бы вдруг так случилось, что кому-то из них по медицинским показаниям подходит, скажем, климат только Южной Африки или Японии, то я бы пошел на этот шаг. Все остальное меня не пугает. Эмбарго, санкции… Я и без фуа-гра проживу, с «Докторской» колбаской на столе. (Смеется) — Спасибо, Алекасандр Яковлевич, и до встречи на ваших концертах в Театре Российской армии. — Приходите. И не хворайте! Беседовал Максим Кравчинский #ИнтересныеСтатьи