Эту песню Александр Яковлевич Розенбаум исполнит в конце своего выступления. А пока зал Русского драматического театра имени М.Ю. Лермонтова полон. Публика зал заполняет собою, Пульс где-то в левом плече. Я снаряжаю гитару к бою, Близится время “Ч”. Задолго до времени “Ч”. На сцене музыканты и он — врач, артист, поэт, певец. Черный костюм, белая рубашка с распахнутым воротом, очки, гитара наперевес. — Спасибо за аншлаг. Это большая честь для артиста. И вот “мы отбываем вечерней лошадью” в мир Розенбаума. Музыка, песни, пронизанные искренней любовью Александра Яковлевича к родному городу. “Налетела грусть”, и мы идем с ним “в пухе тополей землей невской”. Путешествуем во времени с тех пор, пока “мечты были завернуты в фантики”, до отчаянного “не хочу стареть, не хочу”. На сцене не просто артист — интеллигент. Настолько правильная речь, точные образы, неожиданные сравнения. Ленинградец — и этим все сказано. Потомственный врач, музыкант (по классу фортепиано и скрипки), гитарист-самоучка, виртуозно владеющий 12-стрункой, сделавший выбор в пользу музыки. Лиговка, улица Марата, кот Бегемот, Воланд… Кажется, он скучает по Питеру даже во время гастролей. После каждой из песен зрители устраивают овации. Цветы… Запомнилась пожилая женщина с розами и старой грампластинкой артиста, на которой Александр Яковлевич оставил автограф. И бережно помог поклоннице спуститься со сцены. После антракта — рубашка, светлые джинсы и гитара. Во время концерта артист молодеет. Заряжается энергией зала, отдавая себя зрителям. Александр Розенбаум поет, читает стихи, отражающие его гражданскую позицию. Я вышел на тропу войны, Врага известно имя — зависть. Калечит души, мысли травит, Переиначивает сны. Он не приемлет этого чувства, считая, что белой зависти не бывает. — Я, к счастью, лишен этого чувства. У меня даже времени нет завидовать, — говорит он и, сделав паузу продолжает: — Но все-таки я завидую самому себе в одном моменте. Благодаря профессии мне посчастливилось узнать очень многих замечательных людей. И не побоюсь этого слова: великих. Знал и знаю. Многих сейчас нет. Многие живут. И дай бог им здоровья. Я имею в виду своих старших товарищей. С одним из них я два дня назад разговаривал — случилось несчастье: попал в больницу. Общался… Все ничего... Дай бог ему долгие годы жизни. И читает стих, посвященный актеру Валентину Гафту: — Ты очень напоминаешь мне дуб. Могучий. Сломать невозможно. Такие гиганты не могут в ряду Стоять. Им это ужасно сложно… Но больше всего ты похож на себя! Актер мой, мой друг и мой Автор. Вся сцена в цветах. И фанфары трубят В честь сердца любезного Гафта. Давайте пожелаем ему скорейшего выздоровления и возвращения в строй. Мы его очень любим. Следующее стихотворение — это не посвящение, как может показаться, а ощущение. Это ощущение от многочисленных интервью, которые я слышал в последние годы по поводу этого человека. И в первую очередь от просмотра кинофильма “Спасибо, что живой”. Я не критик. Я не собираюсь оценивать художественные достоинства и недостатки этого произведения. Но я зритель. Такой же, как и все остальные. Заинтересованный зритель. Потому что Владимир Семенович — одно из двух явлений, которые нам послал Господь. Нам послали два волшебных чуда. Это “Битлз” и Высоцкий (аплодисменты). По его творчеству, жизни можно написать тысячи сценариев. Тысячи! А все разговоры в этом кино о чем? Неужели больше не о чем было рассказать, как вот только об этом. У меня нет слов. А он ведь защитить себя не может. Почему я еще человек заинтересованный? Я — доктор, и всю эту историю знаю, как специалист. Нехорошо так о больных людях, тем более о таких, которые столько после себя оставили. Молодежь, надо смотреть правде в глаза, Владимира Семеновича слушает плохо. Плохо! Хотя он сегодня не менее современен, чем тогда. И молодые люди, не зная и не слушая его песен, что возьмут для себя из увиденного? Ничего, кроме желтопузничества и скандальности, которая сегодня почему-то так нужна творческой интеллигенции и средствам массовой информации. Когда я посмотрел это кино, у меня кроме чувства стыда ничего не было. Хоть я и не имею к нему никакого отношения, но мне стыдно. Стыдно за ситуацию. Количество прожитых лет отнюдь неважно, Коль ты сумел рвануть свою струну... Он прилетел из Космоса однажды... Болид, воспламенивший всю страну, — читает Розенбаум не так давно написанный стих, посвященный поэту и актеру Владимиру Высоцкому. — Планеты плыли по своим орбитам. Вальяжно. Значимо. Довольные вполне... А он горел, как свечка... “ЯКом” сбитым В заранее проигранной войне. Жар пламени был так всепроникающ! Сжигались души. Плавились сердца. И каялся над телом брата Каин... Просил прощенья Павлик у отца... И замолкали сладкие сирены, Услышав хрип его издалека, И уходили клоуны с арены, Размазывая слезы по щекам. Божественный огонь его искусства Чудесным был на всем своем пути... Там, где всю жизнь властвовала Пустошь, Вдруг начинали яблони цвести... У слабых духом расправлялись плечи, Слепые начинали видеть Свет! Он не был Богом... Он был им отмечен. В своем великом звании — Поэт. Слепые начинали видеть Свет! …Известные песни, например, “Вальс-бостон”, зал поет вместе с автором. Но всегда поймет балкон То, что душу рвет артист. На галерке вечный стон, Удивительный там свист. Оглушительный там свист. Этот “Фиолетовый каприз” зажигает, наполняя зал свистом. Озорным, залихватским, оглушительным. А самую ожидаемую лирическую песню — о любви, верности и измене — “Гоп-стоп” зрители исполняют практически самостоятельно. Концерт окончен. Зал стоя благодарит артиста, звучит: “Браво, бис!” Еще трижды Александр Яковлевич возьмет в руки гитару. И каждый раз будет благодарить за аплодисменты поклонами. — Публика для артиста — самое важное, и наши поклоны вам — это не какая-то там дежурная история, — объясняет он. — Поклоны — выражение искренней благодарности публике, которая дает артисту возможность жить. Знаете, награды, звания, рейтинги… Это все хорошо и мило, но никакого отношения они не имеют к публике. Она для артиста главное, а не награды, которых может быть полный ящик. Если в зале народу — кот наплакал, что тогда все они стоят? Артист без публики существовать не может, поэтому я вот эту зелень сегодняшнюю не очень понимаю. Я, говорят, подарю вам свое искусство. “Звезда в шоке” (аплодисменты). Не надо ничего дарить, надо отдавать себя людям, как это делают хорошие каменщики, хирурги... Это твоя профессия, это твоя принадлежность к трудящемуся классу. Просто тебе Господь дал чуть побольше. Мы живем для публики и за счет публики. Когда я говорю: “за счет” — кто-то думает о материальном. Никто не отменял уважительного отношения к честно заработанным денежным знакам. Но это четвертая, пятая, шестая позиция. Завтра людям на работу, а я не вижу, чтобы хоть кто-то дернулся в гардероб. Вот за счет этого и ради этого мы живем. Спасибо вам большое. …И вот он, завершающий выход: — Предохранитель — вниз до упора, Очередь — от живота. Я обожаю расстреливать город! Та-та-та, та-та-та, Та-та-та, та-та-та-та. Наш город расстрелян. Такое вот сравнение. И, думаем, готов к новой встрече. Как и Александр Розенбаум. Ему, похоже, нравятся наш город и наша публика. Любовь НОВИКОВА, Александр ДУБРОВИН #ИнтересныеСтатьи