ОН ШЕЛ УВОЛЬНЯТЬСЯ В СОТЫЙ РАЗ, НО ПО ДОРОГЕ С НИМ ПРОИЗОШЛО НЕЧТО, ИЗМЕНИВШЕЕ ВСЁ...

Иларий шёл увольняться. Снова. В его сорок лет это стало привычным ритуалом — продержаться месяц, задохнуться от человеческой хищности и сбежать. Он считал себя сломанным, бракованным, неспособным жить среди людей. Но в то утро, на пути к своему очередному поражению, он встретил того, кто был напуган ещё сильнее. Маленького котёнка, окружённого стаей собак. И спасая эту дрожащую жизнь, Иларий, сам того не зная, впервые перестал спасать самого себя.
На каждой новой работе, сначала просторные и светлые, стены офиса начинали неумолимо сближаться и давить на него. Сначала незаметно. Потом — всё сильнее. Они давили на виски, на грудь, мешали дышать. Этот эффект создавали люди. Их громкие голоса, их смех за чужой спиной, их вечная борьба за место под офисным солнцем. Для него, человека с душой без кожи, это было пыткой.
Он не был лентяем. Он был идеальным, исполнительным работником. Но он не умел «дружить против кого-то», не умел плести интриги, не умел улыбаться в лицо тому, кого презирал. И мир отвечал ему тем же. Он становился мишенью для насмешек, объектом для самоутверждения более наглых. И он ломался. Каждый раз.
В тот день он шёл на свою сотую, как ему казалось, казнь. Он проработал в этой логистической фирме ровно месяц. И снова — то же самое. Стены начали двигаться. Он уже чувствовал их холодное дыхание на своём затылке. В кармане лежало заявление. Аккуратное, выверенное, последнее.
Он свернул в тихий, старый двор, чтобы собраться с духом. И увидел эту сцену. Прямо посреди детской площадки, на земле, сидел крошечный, чёрный, взъерошенный комок ужаса. Котёнок. А вокруг него, медленно сжимая кольцо, рыча, скалясь, кружили три бродячие собаки.
Котёнок не шипел, не пытался бежать. Он оцепенел. Он просто сидел, вжав голову в плечи, и смотрел на свою неизбежную смерть.
Иларий остановился. Его собственный внутренний мир — привычный гул обид, страхов, самобичевания — вдруг замер. И в этой тишине он услышал не собачий лай, а беззвучный крик этого маленького существа.
Он увидел в нём себя. Точно так же, оцепенев от ужаса, он сидел в кольце «собак» в каждом офисе. Так же ждал, когда его разорвут.
Он не думал. Он просто шагнул вперёд. Заорал, замахал портфелем. Он, тихий, забитый Иларий, который боялся попросить у коллеги степлер, вдруг превратился в разъярённого зверя, защищающего своего детёныша. Собаки, опешив от такой наглости, отступили и, поджав хвосты, разбежались.
Он подошёл к котёнку. Тот всё так же сидел, не в силах пошевелиться. Иларий осторожно, чтобы не напугать ещё больше, опустился на колени и протянул руку.
— Ну всё, всё, тихо… свои.
Он подхватил дрожащий комочек, сунул его за пазуху и встал. Котёнок вцепился в его рубашку всеми четырьмя лапами, как будто это была последняя твёрдая земля во вселенной. Иларий чувствовал, как бешено колотится его маленькое сердце.
Он постоял так минуту. В кармане жгло заявление. Он представил, как входит в кабинет начальника, а у него из-под пиджака торчит испуганная кошачья морда. Абсурд.
Сегодня впервые за много лет его мысли были не о себе. Не о своих страданиях, не о своей боли, не о своём унижении. Все его рефлексии, весь его эгоцентризм — всё было вытеснено одной простой, ясной задачей: этот маленький, напуганный комок нужно спасти. Накормить, обогреть, успокоить.
Он развернулся и пошёл домой. Заявление осталось в кармане.
Дома он искупал котёнка, высушил, накормил молоком из пипетки. Котёнок, согревшись, уснул у него на груди, тихо мурлыча. Иларий сидел, боясь пошевелиться, и слушал это мурлыканье. Оно было таким же тихим и беззащитным, как и его собственная душа. Но оно было живым.
На следующий день он пошёл на работу. Впервые за много лет — без заявления в кармане. Он потратил почти всю свою первую полученную зарплату на ветеринара, на лоток, на корм, на игрушки. Он приходил домой — и его ждали. Не стены, не тишина. А этот маленький, благодарный комочек, который бежал ему навстречу, задрав хвост трубой.
Стены в офисе больше не двигались. Они остались на своих местах. Люди не изменились. Они всё так же смеялись, плели свои интриги. Но изменился он. Он больше не был один. У него появился тот, за кого он отвечал. Тот, кто был слабее его. И это простое чувство ответственности оказалось той самой бронёй, которой ему так не хватало. Насмешки коллег отскакивали от него, не задевая. Он был занят. Он думал о том, не закончился ли дома корм и как назвать своего нового друга.
Он назвал его Моисеем. Потому что он тоже был спасён от гибели и вывел его из пустыни его собственного одиночества.
Часто мы думаем, что для спасения нам нужен кто-то сильный, кто вытащит нас из беды. А Господь, в Своей непостижимой мудрости, иногда посылает нам того, кто ещё слабее нас. Чтобы, спасая его, мы, сами того не замечая, обрели, наконец, ту единственную опору, которая способна удержать нас в этом мире — ответственность за другую жизнь.
Автор рассказа: © Сергий Вестник