УРБАНИСТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЕРЕВАНА: МЫСЛИ О НЕМЫСЛИМОМ

Е. Г. Маргарян
Российско-Армянский университет, Армения

Эта статья – приглашение к дискуссии. Статья является не просто декларацией идейной позиции автора, но и воззванием направить все ресурсы на превращение наших городов в жизнеутверждающую среду обитания людей. В основе авторской доминанты лежит осознание необходимости методологической разработки путей решения этой проблемы, как в глобальном, так и конкретном локальном контексте. Выбор темы статьи обусловлен не просто сугубо академическим интересом, а обеспокоенностью судьбами Еревана, его будущим. Одну из своих задач автор видит в привлечении интереса к урбанистике и городу как феномену во временном и пространственном измерениях. Другой не менее важной задачей является выявление закономерностей развития современного города, стремление понять в полном объёме как работают механизмы саморегуляции и самозащиты города, где заканчиваются ресурсы и возможности иммунитета, после чего должно произойти непременное вмешательство извне, снизу или сверху, дабы остановить саморазрушение города. Конечной же целью является выявление урбанистических проблем Еревана, поиск методов и механизмов их решения. В статье использовались микроисторический, макросоциологический, дескриптивный и компаративистский методы, а также антропологический метод урбанистического исследования. Были выделены три типа городов: 1) города, возникшие спонтанно, без единого плана и концепции; 2) города, возникшие волевым решением харизматичного лидера, путём синойкирования, либо в результате коллективного творчества пассионариев, но обязательно по продуманному плану и с мессианскими целями в перспективе развития; 3) города смешанного типа, возникшие в результате стихийной застройки или спонтанного слияния посёлков; развитие таких городов со временем принимает более осмысленные формы, сочетающие в себе элементы «нахалстроя» и «генплана». Рассматриваются современные урбанистические проблемы Еревана и то, как они решались (или не решались) муниципальными властями и руководством страны. Описываются спонтанно протекающие процессы джентризации и субурбии. Основным результатом исследования является предложение создать вокруг Еревана урбанистическую зону, состоящую из небольшого числа пециализированных, прежде всего мелкобуржуазных городов и посёлков. Создание такой зоны решит целый ряд урбанистических, экологических, антропологических, демографических и социетальных проблем, поможет республике преодолеть кризис, дать ответ на вызовы 2020 г.

Урбанистика

За последние годы, из-за своей широкой распространённости, тема урбанистики стала чуть ли не банальной практически во всех странах, где имеются крупные города с проблемами, порождёнными индустриальной и постиндустриальной эпохами. Урбанистикой в наши дни, хотя бы походя, не занимается разве что ленивый. Исследования по урбанистике проводятся в академических кругах [Gehl, Svarre 2013] и на любительском уровне. Особенно активно, хотя и очень поверхностно, проблемами урбанистики занимаются журналисты и экологи. Городские власти заказывают урбанистам аналитические исследования и рекомендательные проекты, публикуются статьи и солидные монографии, и лишь в Армении академическое сообщество, o sancta simplicitas!, продолжает дистанцироваться от этой малопонятной и неудобной тематики, словно её не существует. Данная статья является попыткой привлечь интерес академического сообщества и всех, кому не безразличны судьбы городов Армении и в первую очередь Еревана, к обсуждению глобальных урбанистических задач и конечно центральной темы данной статьи, связанной с современными вызовами армянским городам и городской жизни.

Урбанистика – наука относительно новая, в одинаковой степени прикладная и теоретическая. Она занимается вопросами функционирования и развития различных городских систем (инфраструктура, транспортная логистика, коммуникации, здравоохранение, обслуживание, спорт, образование, культура, распространение информации и мн. др.), их взаимодействия между собой и с жителями города. Иначе говоря, урбанистика – это наука о городской жизни и функционировании городского пространства, материального и духовного, и конечно наука о том, как человек влияет на город, а город на человека [Gehl 1987; Gehl, Gemzøe 2000]. Главным объектом исследования урбанистики как науки является человек, а ключевой задачей – исследование взаимодействия между самими людьми, а также людьми и предметами в городском пространстве. Если обобщить сказанное, то предметом исследования урбанистики является Человек и Город.

Город целиком и полностью есть порождение человеческой деятельности, направленной на изменение окружающей среды и создание новой, более комфортной и осмысленной среды обитания. После одомашнивания животных и изобретения техники ирригационного земледелия все крупнейшие достижения человечества в основном были связаны с жизнью в городе. Главное достижение человека – цивилизация, является порождением именно городского образа жизни (от лат. civilis — городской, гражданский, государственный, публичный), решительно противопоставленного жизни сельской и кочевой, бродяжной.

Типология городов с точки зрения генезиса

По происхождению города можно разделить на три категории: 1) города, возникшие спонтанно, без единого плана и концепции; 2) города, возникшие волевым решением харизматичного лидера, путём синойкирования, либо в результате коллективного творчества пассионариев, но обязательно по продуманному плану и с мессианскими целями в перспективе развития; 3) города смешанного типа, возникшие в результате стихийной застройки или спонтанного слияния посёлков; развитие таких городов, со временем принимает более осмысленные формы, сочетающие в себе элементы «нахалстроя» и «генплана».

К первой категории стоит отнести такие города как Любек, Антверпен, Рига,
Тифлис, Александрополь-Гюмри и средневековый Нижний Новгород. Ко второй следует отнести практически все эллинистические города и в первую очередь Александрию Египетскую, а также С. Петербург, Вашингтон, Астану (Акмолинск, Целиноград). В большинстве своём – это имперские города, но не обязательно монархические или авторитарные, среди имперских городов встречается немало городов республиканского типа, например Вашингтон – абсолютно имперский город и одновременно абсолютно республиканский (не монархический).

К городам смешанного типа следует отнести Нижний Новгород Нового времени, особенно после включения в него Макарьевской ярмарки, перенесённой в Нижний с противоположного берега Оки. В пореформенный период Нижний превратился в главный торговый центр России. К городам смешанного типа следует отнести Рим и Москву, оба города изначально строились без определённого плана, но превратившись в имперские города, изменили свой габитус. Рим радикально поменял свой облик после Великого пожара (Magnum Incendium Romae), согласно традиции устроенного Нероном, чтобы на месте сгоревшего республиканского ветхого Рима (построенного из необожжённого кирпича и дерева)6 возвести новую, достойную величия Империи столицу из травертина и мрамора.

Именно тогда гордый Рим стал приобретать свой неповторимый имперский облик, который изумлял современников, а его развалины и в наши дни поражают воображение туристов.

Что касается Москвы, она и после пожара 1812 г. не особо изменила свой облик. Хотя в XIX в. в Москве и появилось множество модных дворянских особняков, а в пореформенный период – огромных, кичливых купеческих домов, тем не менее, хаотичность застройки продолжала оставаться характерной чертой городского ландшафта до тех пор, пока Москва не стала столицей СССР. Лишь в сталинскую эпоху Москва пережила воистину урбанистическую революцию, преобразившись в имперскую столицу с осмысленной инфраструктурой и современной рациональной логистикой.

В основу практически всех имперских городов положена идея рационализма,
санитарии и удобства. Не случайно большинство таких городов было построено харизматиками, вдохновлёнными просветительскими идеями своих современников (Александр Великий [Маргарян 2021, 81–88], Пётр I, Томас Джефферсон).

Смена исторической парадигмы влечёт за собой смену столицы. Александрия Египетская стала «повивальной бабкой» эллинизма. Перенос столицы Римской империи в Византии, переименованный в Константинополь, породил восточное христианство и рождение тысячелетней Византии. Пётр Первый перёнес столицу из боярской Москвы в «Северную Пальмиру», дабы дистанцироваться от старой татарско-византийской Руси, превратить Россию в империю и сделать её частью западной цивилизации. Перенос большевиками столицы из Петрограда в Москву в 1918 г. символизировал самоизоляцию России от западного мира и её переориентацию на Восток. Москва стала символом новой эры, грядущего нового мира, поэтому старую уютную, местами неопрятную Москву по большей части снесли, а затем заново отстроили.

Отличительными чертами имперских городов всегда были функционализм,
торжественность и космополитичность. Не случайно именно в имперских городах Нового времени доминирующим становится стиль ампир (фр. style Empire – «имперский стиль») [Власов 2004, 219–229], который каждый раз, слегка мутируя, возрождался в новом обличье, в новой стране под именем очередного харизматика (наполеоновский, муссолиниевский, германский национал-социалистский, сталинский, маоистский [О китайском ампире см.: Козыренко 2020, 1–17; Козыренко 2021, 266–269] и пр.).

Однако имперские города не обладали той теплотой и уютом, которые были и остаются характерной чертой средневековых городов – Таллина или Львова... или, как это сегодня странно не прозвучит, Москвы. В XIX в. жители имперского Петербурга (за исключением разве что бунтаря и сноба Чацкого)9 любили проводить лето в Москве из-за её особого очарования10. После прямых, стремительных питерских проспектов, закованных в гранит, и сверкающих как палуба линкора набережных, строгого классического стиля в архитектуре, чопорной публики, вальяжно «делающей по Невскому променаж», Белокаменная со своими кривыми улочками, нахохлившимися петухами, бдительно несущими вахту перед своим двором, босоногими мальчишками с цыпками, плешивыми, прячущимися в тени собаками, назойливыми мухами и с утра успевшим там и здесь «подлечиться» городовым выглядела как-то особенно располагающе, по-домашнему. Но особенно уютными были московские дворики с заросшими по краям кустами крыжовника, палисадники, заставленные стройными штабелями дров, с непременным уютным крылечком и начищенным до блеска медным гегемоном-самоваром, возвышающимся на колченогом столе и окружённом, словно свитой, венскими стульями.

Москва обладала особым колоритом и особой притягательностью, здесь на Грибном базаре или Иоанне Предтече можно было услышать самый залихватский и пронзительный свист ямщиков и самую изощрённую площадную брань чернорабочих [Гиляровский 2008, 13–15] . Здесь в «Славянском базаре», «Стрельне» и в новом «Яре», что на Петербургском шоссе, шампанское лилось рекой и изводила душу цыганская семиструнная. Здесь обедали не только дородные купчины, но и представители московской богемы – дядя Гиляй [Гиляровский 2008, 179–307], Илья Репин, Александр Куприн, Савва Морозов, Антон Чехов и др., любил здесь покутить и Григорий Распутин. В Москве человек каждой специальности имел свой трактир по душе и по карману [Гиляровский 2006, 187–204]. В Москве звонили колокола и совершались крестные ходы, заканчивающиеся угарными попойками. В самую пору вспомнить классика:

Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы, как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!

Пожалуй, ещё большей живописностью и притягательностью обладал довоенный Тифлис, со своим неповторимым колоритом и неповторимыми запахами.

Чем только не пах старый Тифлис. Погреба и подвалы исходили запахом кахетинского вина, вперемешку с терпким запахом керосина и мышиного помёта, а пресловутые «итальянские» дворики пахли неопрятным запахом сырых, тёмных чуланов, смердевших как зев дракона царя Аэта. Едва войдя в такой дворик, уже с порога можно было ощутить запах ветхости, остро-сладких специй, уксуса, сушёного тархуна, орегано и выплеснутой на брусчатку мыльной воды из лохани. Из распахнутых окон распространялся аппетитный запах чакапули или чахохбили, вперемешку с угарным запахом керосинок, помнящих ещё легендарного царя Мириани. Улицы Тифлиса навечно пропахли запахом горячих семечек, которые здесь же, на раскалённой сковородке, прячась от раскалённого солнца под черным
зонтом, поджаривала какая-нибудь вдовушка с пегими волосами, в бессменном чёрном жакете и чулках, не снимаемых даже в летний зной. И конечно завсегдашний спутник Тифлиса – запах «хлеба Шоты», доносящийся из «пурных» на каждом углу улицы.

Любителей помпезных имперских городов привлекает их величие, масштабность и возможности, которые открывает Большой город перед всяким амбициозным человеком. Имперские города перемалывают пережитки трайбализма и клановых форм бытия, вдохновляют темпом жизни, доступностью современных гаджетов и всевозможных технологических «приблуд», облегчающих жизнь и повышающих самооценку их потребителей. И конечно имперские города распахивают перед амбициозными и энергичными провинциалами двери социальных лифтов, позволяющих взлететь на верхние этажи современной «Вавилонской башни». Ведь только в имперском городе можно возвести (в стиле неоампир) Empire State Building, и только в нём гигантские гориллы влюбляются в изящных как Дюймовочка блондинок и, упёршись головой в небесный купол, погибают ради них в неравном бою с барражирующими вокруг башни заступниками империи – четырёхкрылыми херувимами (боевыми бипланами).

Каждый из этих типов городов по-своему привлекателен и имеет своих пропонентов и оппонентов, споры между которыми древни как мир и носят отнюдь не спекулятивный характер. А ведь и вправду, где лучше жить человеку? В городе без прошлого? Что предпочесть, проект, начерченный на чистом листе, без груза средневековых предрассудков и ограничений, смело смотрящий в завтрашний день или город с традициями, хранящий связь времён, город, устремлённый… в прошлое? Возможно, каждой стране нужны столицы обоих типов.

Двустоличье

Ответ на вопрос о том, какой из обозначенных типов городов предпочтительней, можно найти в Японии и… Казахстане. С 794 г. столицей Японии был город Хэйан-кё13 (ныне Киото), остававшийся резиденцией властей более тысячи лет, до 1868 г., когда император Муцухито перенёс столицу в городок Эдо, переименовав его в Токио. Так политико-административный центр Японии превратился в полноценную столицу, а Киото остался культурной столицей. Резиденцией императоров и императорского двора стал Императорский дворец Токио. Однако и сегодня японцы считают, что их страна имеет две столицы: стража и блюстителя древних традиций – Киото и, словно сошедшего с иллюстрации фантастического романа, город будущего Токио.

Казахстан являет совсем недавнюю историю двустоличья – параллельного сосуществования двух значимых городов: Алматы (Верный, Алма-Ата) и Нур Султана (Акмолинск, Целиноград, Астана). Нур-Султан, построенный по типу и подобию урартских или эллинистических городов (характерными особенностями которых были синойкия и планирование города с чистого листа, а также некая мессианская парадигма), есть материализованная воля правителя-харизматика.

На смену русскому городу Верный-Алма-Ата пришёл обдуваемый всеми ветрами Великой степи казахский город Нур-Султан, отстроенный с учётом новейших трендов современной архитектуры, знаковым строением в котором стали Хан Шатыр и Международная Тюркская академия. Принято считать, что Казахстан – одна из немногих постсоветских республик, где не произошло ни одной революции. Едва ли это так… Казахстан пережил, пожалуй, самую радикальную на постсоветском пространстве урбанистическую революцию, которая привела к обновлению страны, разогнала застоявшуюся кровь по жилам этого постсоветского тяжеловеса. Возможно поэтому здесь не происходило революций политических, обновление произошло сверху, революционная энергия казахского социума была перенаправлена на градостроительство и решение экологических проблем. Экологические и социальные проблемы решались… урбанистическими методами. Кроме того, Н. Назарбаеву удалось решить «русский вопрос». «Русские» всё ещё остаются в Алма-Ате и др. казахстанских городах во многих отношениях преобладающим этносом, зато новая столица оказалась заселенной преимущественно лояльными властям казахами. Таким образом Н. Назарбаеву практически удалось выкорчевать «совок» и превратить почти русскую губернию в подлинное национальное государство (ханство). Эти обстоятельства подняли рейтинг Назарбаева, и позволили ему так долго продержаться у власти, с почётом уйти на покой (сохранив за собой основные рычаги управления страной), и это несмотря на то, что коррупции, кумовства, кланового беспредела и др. проблем в Казахстане было и остаётся не меньше, чем в других постсоветских странах. (Хотя не следует забывать и другую важную причину стабильности власти в Казахстане – это газ, давший возможность профинансировать урбанистические и др. проекты, связанные с развитием страны). Но, так или иначе, пример Казахстана в чем-то можно считать образцовым, особенно в вопросе двустоличья: в республике продолжает существовать «совковый» город Алма-Ата и национальный город Нур-Султан – главный «постсоветский Дубай».

А как обстоят дела у нас?

В Армении долгое время носителями этих двустоличных коннотаций были, с одной стороны, древний город Эребуни-Ереван, с другой – относительно молодой Гюмри (Александрополь, Ленинакан), обусловленный выгодным географическим положением и экономическим ростом Закавказья в пореформенный период. Гюмри долгое время был и сейчас отчасти остаётся самым патриотичным и одновременно наиболее увязанным с Россией (конечно после Степанакерта) армянским городом, с расквартированными в нём российскими военными подразделениями и обслуживающими их инфраструктурами. Что касается Еревана, то в Новейшее время (хоть и на небольшом осколке исторической родины) он стал подлинно национальным городом, символом возрождённой Армении. Построенный из особых, текстурных пород камней, Ереван, по плану выдающегося градостроителя А. Таманяна, соединил в себе древние традиции армянской архитектуры с логистикой, инфраструктурой и комфортом городов первой половины ХХ в. Мартирос Сарьян и Александр Таманян по сути создали современный визуальный образ Армении. Сарьян сильной, уверенной рукой нарисовал Армению, а Таманян начертил Ереван. Начертил и построил его без единой помарки, материализовав свои и сарьяновские образы в живом камне (ил. 1, 2). Ереван стал гордостью всех армян и до сих пор обладает необыкновенной притягательной силой для всех, кто когда-либо жил или бывал в нём.

«Нахалстрой»

Однако на излёте советской эпохи и в последующие три десятка лет, город растерял многие преимущества и выпал из контекста истории. Город, построенный по единому, математически выверенному плану, где каждая архитектурная деталь, каждый завиток орнамента имели смысл и были легитимированы тысячелетиями, в 2000-е захлестнула волна «самостроя», уродливой гримасой исказившего лицо города.

Если большинство старых городов переходило от бессистемной, хаотичной застройки, основанной на захвате городского пространства городским патрициатом, нуворишами или бандитскими кланами, к системному планированию и модернизации, то в Ереване эти процессы протекали от обратного. Таманяновский проект Еревана оказался замазан грязными кляксами «нахалстроя» – жестяными киосками и бензоколонками, фешенебельными палаццо в стиле китч, отражающими внутренний мир и эстетические запросы армянского олигархата.

Даже крыши домов («марсанды», по образному выражению лидера страны, узаконившего этот беспредел) в центре Еревана были захвачены, санитарная зона вырублена и забетонирована.

Был даже принят закон, подстегнувший хаотичную застройку города, разрешавший (конечно, за определённую мзду) узаконивать «незаконные (извиняюсь за тавтологию) строения». Известный российский блогер Илья Харламов назвал Ереван (который ему кстати очень понравился): «Город, который никто не любит». Власти и обыватели, словно наперегонки, уродовали лицо нашей столицы. И лишь городская молодёжь боролась с беспредельщиной и волчьими законами.

Все попытки старых и новых властей воспрепятствовать этому натыкались на махровую коррупцию и сопротивление новоиспечённых владельцев города. Неслучайно в народе получила распространение поговорка: «Настоящий новый армянин должен посадить дерево, воспитать сына и пристроить к своей квартире в центре Еревана дом или надстроить мансарду». Возможно, это действительная национальная черта? Вспоминается бородатый анекдот от «армянского радио»:

– Почему в московских гостиницах армянам не сдают апартаменты больше чем
на три дня?
– Потому что на четвёртый или пятый день они могут застеклить балкон.

Некоторые, при попустительстве муниципальных властей, умудряются своими пристройками перекрыть пешеходный тротуар, или сузить подъезд к зданию так, что во двор сегодня не может въехать не только пожарная машина, но и карета скорой помощи. И всё же в народе укрепилось мнение, что главными врагами города были и остаются городские чиновники. В том, что произошло с Ереваном, нам некого винить, кроме самих себя. Не враги сотворили это с нами. Мы сами…

Город по-прежнему очень красив, когда его обозреваешь с верхней террасы Каскада или когда смотришь кадры, снятые дронами с высоты птичьего полёта. В современной урбанистике имеется соответствующий термин, введённый датчанином Яном Гейлом – Birdshit architecture [Гершман 2014]. Он описывает застройку, которая хорошо смотрится с высоты, но при близком рассмотрении оказывается не столь привлекательной и вдобавок малопригодной для нормальной жизни. Именно так можно охарактеризовать современное состояние Еревана после того, как градостроительная политика муниципальных властей перестала соответствовать стратегическому плану Таманяна. Поскольку изменения происходили постепенно, жители города не сразу заметили изменений в облике города и не сразу осознали, насколько дискомфортно стало в нём жить. Зато те, кто после долгого перерыва недавно побывали в городе, отмечают колоссальные изменения, как в лучшую, так и в худшую сторону. Местами город стал «глянцевым», в нём много роскошных магазинов, так называемых «бутиков», ресторанов, клубов, гостиниц, не везде новоармянская кичливая роскошь гармонично вписывается в облик города; но все в один голос утверждают, что в Ереване стало неудобно (почти что невозможно) ходить и неудобно ездить, ни на легковом, ни на общественном транспорте, почти нет велосипедных дорожек. И нечем дышать…

Дело в том, что спроектированная выдающимся градостроителем Александром Таманяном обновлённая столица новой Армении не планировалась как мегаполис. На знаменитом «генплане» Таманяна нет промышленных объектов, нет Нового Арабкира, Нового Зейтуна, Нового Ареша и других «градостроительных новшеств», не предусматривалось строительство спальных районов, порождающих «маятниковую миграцию»18. «Армянский Динократ» предполагал заселить Ереван 300 тысячами человек, с перспективой роста до 600 тысяч жителей. Это должен был быть засаженный платанами (чинары) размеров уютный город, политико-административный и культурный центр, заселённый белыми воротничками, студенчеством, профессурой и работниками искусства, коммунальными работниками, сотрудниками правоохранительных органов и т. п. В 30–50-е гг. прошлого века так оно и было, гуляя по улице можно было встретить Аветика Исаакяна, Дереника Демирчяна, можно было заглянуть на огонёк к хлебосольному Мартиросу Сарьяну или запросто пригласить в ресторан «Арарат» Рачия Нерсесяна, как позднее, уже в моё время, приглашали его сына – Левона [Степанян, Симян 2012, 10–11]. Ереван был дышащим оптимизмом, свободным и уютным городом.

Ситуация стала резко меняться с началом индустриализации Арм. ССР и особенно Еревана. Появились пролетарские районы типа «Третьего участка» (ныне район Шенгавит), где позднее был воздвигнут памятник Рабочему скульптора Ара Арутюняна [Цельтнер 1983] (официальное название «Слава труду»). Между «центровой» («гвардейцы») и окраинной («кярты», «лимита») молодёжью начались нешуточные битвы, по сравнению с которыми сегодняшние сражения между футбольными фанатами «Зенита» и «Спартака» могут показаться девичьими посиделками. Первопричиной этих кровопролитных сражений являлась классовая ненависть со стороны пролетарской молодёжи к «пижонам», привилегированному сословию советской номенклатуры. Ереванская молодёжная «элита» платила «быдлу», «плебсу» высокомерным презрением. Любопытно, что и те, и другие позиционировали себя носителями истинных городских ценностей, только одни считали себя «современными, стильными городскими парнями», не дающими «лимите» проникнуть в Центр, а другие взяли на себя роль защитников ценностной системы средневекового города, носителей кодекса тифлисского карачохели Пепо и острого на язык кинто Дарчо или Александрапольского эснафакаменотеса Мкртыча и колоритного шутника и балагура Полоза Мукуча.

Однако Ереван и другие города продолжали разрастаться за счёт хлынувшей в 60-е годы сельской молодёжи, получившей хрущёвские паспорта и работу на городских заводах и предприятиях. В 70-е годы развернулась межреспубликанская «битва за города-миллионники», с метрополитеном и другими «приблудами» гипергородов. Каждый республиканский Первый секретарь КП стремился перещеголять соседа темпами роста столицы и «ремонтом» её фасада. «Городамиллионники» имели более высокий статус и им выделяли больше ресурсов, чем малым и средним городам. Выделяли квоты на большее количество дефицитных товаров (минские телевизоры, чешская обувь, дамские колготки из ГДР, югославское нижнее белье для женщин, аргентинская говядина, венгерские куры и болгарский зелёный горошек и т п.), выделялось больше средств на возведение престижных объектов (стадионов, «Домов молодёжи», садово-парковых комплексов) и конечно на строительство метрополитена. В результате город так расползся, что «врос» в главное городское кладбище, которое в свою очередь разрослось навстречу городу.

Таманяновско-сарьяновский уютный платановый городок, построенный из розового туфа и населённый репатриировавшейся творческой интеллигенцией и студентами, взращёнными на этно-джазе маэстро Артемия Айвазяна и шансоне элегантного Жака Дуваляна, превратился в загазованный Вавилон республиканского значения. Застройка Еревана уже в советскую эпоху совершалась за счёт общественного пространства, но в конце 1990-х и особенно в 2000-е гг. из-за коррумпированности властей и быстро формирующегося олигархического класса она приняла разнузданные формы.

В 1990-е годы «усыхание» города началось с окраин. От города были «отцеплены» индустриальные районы, со временем превратившиеся в трущобы. Население этих мёртвых зон либо эмигрировало, либо постепенно подтягивалось к центру. Властями города не было осуществлено ни одной попытки редевелопмента, использования промышленных территорий, имеющих потенциал повторного использования. В современной урбанистике этот феномен называется Brownfield [Батухтин 2021]. Как правило, заброшенные участки промзоны используются для создания на их территории торговых молов, луна-парков, динолендов, музеев, дискотек, спортивных «качалок», клубов по интересам, а также авангардных театральных подмостков, арт-галерей или современных музеев раритетных артефактов. Но нередко такие заброшенные промышленные участки находят применение и для элементарных хозяйственных нужд. Их превращают в индустриальные парки, которые используют как ангары, карго, хранилища химикатов и удобрений и пр. Принято различать два типа индустриальных парков – greenfield и brownfield. Первый тип создаётся на новом, ранее незастроенном земельном участке. Чаще всего подобный парк не имеет готовой инфраструктуры и «обрастает» ею по мере необходимости. Второй тип организуется на ранее существовавших производственных площадках (очень часто это бывшие заводы и фабрики, цеха или даже портовые доки).

В Армении парки типа brownfield практически не встречаются. Во-первых, госчиновники никогда не были заинтересованы в их создании. Легче было от имени города самим себе продать за бесценок предварительно разорённое (часто целенаправленно разорённое) мероприятие, чтобы потом «распилить» его и в разы дороже продать за рубеж на металлолом. Вразнос пускалось всё – от станков, труб и рельсов до проводки и паркета. Вторая причина отсутствия парков brownfield не менее существенна: дело в том, что в Армении расходы резидента в зоне greenfield, как правило, меньше, чем в «старой промзоне» с изношенными сетями и отсутствием необходимых мощностных показателей (ил. 12). Часто бывает трудно приспособить существующую конфигурацию парка под нужды резидента, а реконструкция обходится дороже строительства «с нуля», особенно в Ереване, где цены на землю ещё недавно были неестественно низкими.

В то же время среди ереванцев преобладает стойкая уверенность в том, что в современную постиндустриальную эпоху нет резона возрождать индустриальные районы Еревана, и прежде всего по экологическим причинам. Но есть и причины системного характера: продукция большинства фабрик и предприятий, даже если бы они сохранились до наших дней, давно уже не актуальна и потому неконкурентоспособна. Времена, когда индустрия базировалась в столицах, давно миновали. Мы живём в постиндустриальную эпоху, и промышленные гиганты имеет смысл сохранять вокруг городов типа Челябинска, но не Еревана (хотя наверняка жители Челябинска не согласятся с первой частью моей сентенции).

Неразрешимой урбанистической проблемой Еревана наших дней стала удушающе плотная застройка, которая не даёт возможности осуществлять планирование и развитие городской инфраструктуры в долгосрочной и даже ближайшей перспективе. Муниципальные власти постоянно вынуждены работать в режиме «чрезвычайной ситуации» (размещают на улицах новые, дорогие мусоросборники, заменяют изношенные лифты, переселяют жителей из аварийных домов, в авральном режиме строят кольцевые и радиальные дороги, закупают оптимальные для нашего города транспортные средства и пр.), однако это не может стать панацеей от ключевых урбанистических недугов19. Ни одна власть не сможет обеспечить Еревану качественный скачок развития в условиях населенности и гипертрофированной плотности застройки центра. Взвинченные горожане постоянно устраивают акции протеста из-за растущих перед их домами, словно грибы после дождя, элитных высоток. Застройщики игнорируют призывы властей строить многоквартирные высотки на окраинах или в городах-спутниках, поскольку их не удастся продать по завышенной цене. Не помогают и принимаемые законы. Поэтому Центр Еревана всё больше начинает напоминать муравейник.

Другой негативной особенностью современного Еревана стало то, что столица Армении, некогда по своему облику (и составу населения) бывшая самой национальной среди столиц советских республик, сегодня оказалась самым совковым городом (по «совковости» уступая разве что Минску, Кишинёву, Алма-Ате и Бишкеку). Мы живём в советском городе, с постоянной оглядкой на день вчерашний. Страна, которой нет уже 30 лет, продолжает отбрасывать тень на Ереван. Старшее поколение это не ощущает, либо ощущает смутно, некоторые его представители не желают расставаться с пережитками «совка» ни в своей голове, ни в городе. Но рождённые или сформировавшиеся как личность в постсоветскую эпоху молодые люди чувствуют себя так, словно их и вправду подмели в совок, вместе с осколками разбитого прошлого. Осколки, даже от самого роскошного в прошлом сервиза, бесполезны.

Картину можно дополнить не узко урбанистической проблемой – гипертрофированным доминированием Еревана над остальными районами республики. Даже в самом Ереване бросается в глаза неравномерное развитие районов. Всё это негативно отражается на демографической, экономической и политической ситуации в республике, приводит к различным перекосам и недовольству окраин, постоянно проявляемому во время выборов20. Гипертрофированное развитие центра в ущерб окраинам отнюдь не укрепляет ядро, оно лишь ослабляет периметр нашей и без того уязвимой, не имеющей глубину обороны республики.

Сакраментальное: Что делать?

Конечно хочется, по традиции последних тридцати лет, ничего не делать. Оставить всё как есть и не суетиться, или ещё раз попытаться решить наболевшие проблемы косметическими методами: закупить новые автобусы и микроавтобусы, заварить трубы мусоропроводов в высотках, отремонтировать все лифты и заменить на некоторых отрезках сгнившие трубы на новые, силиконовые, создать более эффективную патрульную службу, ужесточить наказания за нарушение правил дорожного движения. Но рано или поздно мы должны будем задать себе вопрос: даже если действовать энергично и настойчиво в заданном направлении, способны ли все эти меры дать желаемый результат, а именно, реконструировать и модернизировать наш мегаполис, сохранив его как единое целое? Или рассредоточение неизбежно? Может, лучше вложиться в новый проект, чем пытаться переделать старый?

При этом речь идёт не о строительстве нового мегаполиса типа Астаны или Уханя – родины коронавируса. Для этого в Армении нет ресурсов, да и нецелесообразно это. Нет смысла перебираться из одного перенаселённого мегаполиса в другой, более перенаселённый. Предпочтительней передислоцировать резиденцию политической власти в уютный городок поселкового типа (дав ему какое-нибудь историческое название, например Новый Аршакаван, главное, чтобы город не повторил судьбу этого царского посада) или просто назвать его Новый город – Ն ո ր աք աղ աք , куда неизбежно начнут стягиваться амбициозные люди. В дальнейшем можно будет построить ещё два-три современных посёлка с иной направленностью (об этом будет сказано чуть ниже).

История Армении полна примеров, легитимирующих перенос столицы в более удобное место. Достаточно упомянуть, что за историю Армении столица переносилась раз десять. Однако легитимации через славное прошлое недостаточно, нужна смелость и поддержка широких слоёв населения страны сегодня. Невозможно в наши дни осуществить строительство нового города, подобно Петру Великому, «сволочив» чухонцев для строительства Санкт-Петербурга. Необходимо будет провести плебисцит, которому будет предшествовать долгая и кропотливая разъяснительная работа. В плебисците должны принять участие не только ереванцы, но и жители провинции, а также диаспора, именно провинциалы и диаспора могут поддержать идею переноса столицы, впрочем как и некоторая часть ереванцев. Для привлечения ереванцев придётся применять методы тактического урбанизма.

Сама по себе эта идея не нова и не оригинальна, но сейчас она актуальна, как никогда прежде. Отважившись на смелый, немного безумный шаг по переносу политического центра, придётся решать ряд важнейших задач концептуального характера и бессчётное число технических, ситуативных проблем.

При осуществлении этого проекта придётся, в первую очередь, преодолевать сопротивление чиновников и некоторых политических партий и группировок, но иначе невозможно осуществить синойкию, нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. Перенос столицы неизбежно откроет новые перспективы – широкий поток инвестиций, увеличение рабочих мест, экономический подъём, новые возможности для молодых и просто не зацикленных на прошлом пассионариев, верящих в свои силы и будущее страны. Возникнут условия для ускоренного развития тех территорий, где будет создан новый политико-административный центр.

Одновременно перегруженный Ереван будет разгружен, но не благодаря утечке населения за кордон, а благодаря переезду в уютную Новую резиденцию властей. Конкуренция между старыми и новыми городами определённо сыграет положительную роль в развитии самих городов и республики в целом. Задыхающийся Ереван вновь начнёт глубоко и ровно дышать. Строительство новой современной политической столицы – «Неаполиса»-Ն ո ր աք աղ աք , должно стать национальной идеей для всех армян.

«Процесс пошёл» (М. С. Горбачёв)

На самом деле процесс рассредоточения столичного населения уже начался, но происходит он по принципу джентрификации, т. е. снизу, неконтролируемо и спонтанно. Уже полтора десятка лет из города или, по крайней мере, его центра происходит утекание части населения с доходами выше среднего. Эта прослойка, причём довольно значительная, вначале облюбовала районы Давидашен, затем Дзорахпюр, Джервеж, Багреванд, Зовуни, Канакераван, квартал Ваагни и дальше по Арташатской трассе и др. Здесь ведётся безостановочное строительство. В результате джентрификации начали складываться новые центры тяжести практически за чертой города, которые отвлекают на себя опредёленную часть успешного населения Еревана. В кварталах «джентри», получивших недавно специальное название – «субурбия», отличная инфраструктура, имеется своя служба безопасности, свои электрики, водопроводчики и др. «монтёры», гостям есть где поставить машину, есть где купить холодное пиво и мороженое. В то же время здесь нет промышленных объектов, супермаркетов, бензоколонок, казино и баров, больших и шумных объектов общепита, что особенно привлекает молодых носителей мелкобуржуазных семейных ценностей. Эти кварталы озеленены и не загазованы, посторонние туда не заглядывают. Государство, особенно муниципальные власти, не вмешиваются в жизнь этих «инсул» (от лат. «остров»), так как их законопослушные обитатели не доставляют государству никаких проблем. В этих оазисах с самой качественной мобильной связью и интернетом, бесперебойной подачей воды и лучшими в городе электрическими трансформаторами обитают преимущественно молодые «айтишники» с семьями, бизнесмены, банковские служащие, художники, юристы, врачи и профессура. Все коммунальные проблемы, требующие затрат, решаются вскладчину, с помощью аутсорсинговых служб (служба безопасности, уборка мусора, профилактика магистралей и пр.). К муниципальным властям они обращаются только в случае крайней необходимости и то, как правило, за разрешением. Эти посёлки автономны и слабо связаны со старыми традициями государственного управления и общественной жизни. В них действует модель управления Top-Down и Bottom-Up, в которых инициатива исходит от органов власти и от жителей города в равной мере. Аналогичную картину являют высотные и двухэтажные инсулы вдоль Разданского ущелья.

Стремление армянских джентри обосноваться вдоль Разданского ущелья объясняется прежде всего экологическими причинами. Город находится в котловине. Смог, особенно в зимнее время, оседает в городе и не выветривается до весны, дышать становится нечем. В то время как в предгорных и горных районах Армении большую часть года солнечная погода, над Ереваном нависает свинцовый туман, из-за чего летом город раскаляется, а зимой бывает нешуточный холод. Летом температура поднимается выше ещё совсем недавней средней нормы и в Ереване, именно в загазованном Ереване, становится нестерпимо жарко, и это не менее весомая причина, заставляющая людей бежать из раскалённого города. А в Разданском ущелье воздух всегда свежий и прохладный, воздушные потоки, тянущиеся с Севана, служат преградой на пути смога и пекла из центра города. Поэтому все субурбии возникают на правобережье Раздана.

В чём причины феномена джентризации пригородов Еревана и его близких
окрестностей? Ещё недавно жизнь в городе, особенно в центре, была обусловлена тенденцией непрерывной коагуляции человечества. Город давал возможность для самореализации и приобщения к благам цивилизации [Бродель 1986, 541–546].

Однако современные технологии инфокоммуникаций предоставляют такую возможность, вне привязки к единому топосу. Жизнь в центре перестаёт быть актуальной. Торговля, на протяжении тысяч лет служившая центром городского притяжения, порождавшая и питавшая города, словно мать – дитя, практически одномоментно переместилась в виртуальное пространство, что в свою очередь привело к преобразованию городской инфраструктуры. Чтобы заплатить за коммунальные услуги или подарить любимой на юбилейную дату цветы, нет нужды выходить из дома, ехать на противоположный конец города, выстаивать очереди и, убив день, несолоно хлебавши, вернуться домой в дурном расположении духа.

Не только высокое качество жизни, но и доступ к потокам информации, отныне также не зависят от близости к библиотекам и газетным киоскам, музеям и лекториям. Формула успеха обусловлена степенью приобщённости к современным инфотехнологиям и способностям оперативно реагировать на новые тренды стремительно меняющегося современного мира. Если к этому добавить высокие запросы современного человека на чистую экологию и качественные продукты, то станут очевидными причины изменения стереотипов поведения горожанина и исхода из городов молодых семей. Сбываются пророчества Жан-Жака Руссо, предсказавшего исшествие из города, ставшего воплощением Содома (современной порочной цивилизации), ближе к чистой, целомудренной природе. Лишь здесь, по его мнению, возможны незамутнённые человеческие отношения. Поселившиеся в субурбанистической зоне «Новейшие Эмили»
и «Новейшие Элоизы», по сути, становятся зачинателями новейшего постиндустриального мира.

Феномен субурбанизации, выразившийся в бегстве на окраины Еревана, либо за черту города, подстегнула пандемия коронавируса и фобии, вроде той, что COVID-19 – это не конец биологических напастей: возможны новые пандемии, не менее пернициозные для человека и животных. Желание оказаться подальше от гущи людей, на фоне массовой ипохондрии и тревожности, выглядит объяснимым и вполне оправданным.

Переход на «удалёнку» для многих работников умственного труда сделал жизнь в пригородах более привлекательной. До пандемии житель пригорода вынужден был в день по 1,5–2 часа тратить на дорогу до работы и обратно, или для решения банальной бюрократической проблемы. Приходилось «торчать» в пробках и заторах, «выгорая» за день, так что по возвращении домой только и оставалось сил, чтобы устроить «ночной дожор», впопыхах запоститься в Facebook-е, нырнуть в пижаму, плюхнуться перед телевизором, взять пульт, начать просмотр последних новостей и на «Новостях о культуре и спорте» заснуть перед экраном, чтобы на следующий день повторить это заново. В этих условиях жизнь в центре имела определённые преимущества. Теперь же на «дистанционке» оказалось возможным экономить деньги и время на дорогу, сидя дома, в уютном кабинете перед монитором, в мягких тапочках и фланелевых брюках, сохранять силы на просмотр в конце дня фильма или прочтения книжки, уже два года пылящейся на полке, общение с семьёй и друзьями (в некоторых случаях также на исследовательскую работу, подготовку презентаций для лекций и пр.). Профессиональное общение осуществляется с помощью достигшей небывалого размаха виртуальной eventиндустрии.

Правда, удалённая работа или работа с гибридным расписанием доступны не всем, по мнению экспертов, лишь 40% от общего числа занятых. Даже если эти цифры не преувеличены и отражают реальное положение дел, всё равно остаётся 60% населения, которые не имеют возможности спрятаться дома во время пандемии (фермеры, строители, дальнобойщики, водители, работники коммунальных служб, медики, силовики, официанты, повара, пожарники и работники чрезвычайной службы). Пандемия более выпукло подчеркнула разрыв между белыми воротничками и остальными.

Пандемия продемонстрировала преимущества личного транспорта, особенно велосипедов и скутеров, перед общественным транспортом и даже перед такси. В разы возросла онлайн доставка. Таким образом, пандемия объективно способствовала децентрализации экономики и городского населения во всём мире, и Ереван не составил исключения. Кроме того, пандемия местами обозначила, а местами сделала явными новые тренды развития современного социума, и не считаться с этим нельзя. Сейчас, когда пандемия медленно отступает, человечество пытается вернуться к прежней жизни. Но жить как раньше, до пандемии, а в нашем случае и до 44-дневной войны, мы уже не будем. Слишком динамично развивается мир и нам придётся либо, ковыляя и прихрамывая, поспевать за ним, либо окончательно выпасть из контекста истории, как всегда придумывая фантастические теории заговора и обвиняя в наших бедах других.

А кто сегодня остаётся жить в центре города? Как уже говорилось, успешные и в первую очередь семейные ереванцы концентрируются в «инсулах» на окраинах или непосредственно за чертой города, в спальных районах традиционно обитает малоимущая часть населения, а в центре в основном задерживаются прорвавшиеся в центр представители «нового армянства» (разбогатевшего в 90-е на «распиле» приватизированного госимущества), новая госноменклатура и «старая элита», состоящая из детей старого советского истеблишмента, унаследовавшая от ближайших родственников апартаменты в «сталинских» или «хрущёвских» домах.

Этот «умирающий класс умирающей империи» [Антонян 2012, 208], постаревшая «золотая молодёжь» времён «золотого века» партноменклатуры доживает свой век в привычной обстановке и не желает, да и не может ничего изменить ни в своей жизни (об этом мы поговорим в одной из следующих публикаций), ни тем более в жизни страны. Ведь перемены ей не по карману, но ещё больше мешает «тонкая, рефлексирующая душевная организация», отвлекающая от активной деятельности. Положение усугубляется дороговизной и ростом налогов на недвижимость в центре города. Жить в центре по-прежнему comme il faut, но накладно и не комфортно. Определённая часть жителей Центра испытывают постоянные фрустрации из-за того, что окружающие не разделяют их завышенной самооценки и как прежде не считают авантажным классом, хотя их семьи и кланы некогда действительно входили в число сливок ереванского общества.

Какая польза от стихийной децентрализации и джентризации?

Они смягчают последствия перенаселения центра. Поэтому государство должно оседлать волну субурбанизации и джентризации окраин, простимулировать эти тренды, чтобы сформировать вокруг Еревана пояс умных и экологически чистых городов-спутников, удобных для жизни в ХХI в. и способных рассредоточить избыточное население Еревана. Это особенно актуально в условиях грядущих экологических перемен, связанных с глобальным потеплением. В условиях нагревания атмосферы и грядущего мирового «водного стресса» лучше всего перебираться в предгорья, поближе к водным источникам, например, в окрестности Гарни или Дзорахпюра. Именно там, пожалуй, стоит основать новый «умный город», единственное неудобство – это скользящие оползни в районе Вохчаберда. Это вопрос вопросов, и ответ на него должны дать специалисты. В Армении немало оползневых массивов, и это обстоятельство нельзя не учитывать. Так же, как надо брать в расчёт необходимость удобной транспортной связи нового административного центра с Ереваном, доступность к ней других районов Армении, близость к Араратской долине – главной житнице страны, и непременная отдалённость от границы (насколько это вообще возможно в условиях Армении).

Если не мегаполис, то что?

Конечно, прежде чем совершить этот ответственный шаг по переносу резиденции власти, нужно все обдумать, провести научные изыскания, пригласить иностранных специалистов, протащить этот проект через горнило всенародного обсуждения, решение парламента и конституционного суда (так как оппозиция непременно выступит против этой инициативы, хотя ещё пять лет назад вопрос строительства нового города в Араратской долине активно обсуждался в верхах), обозначить приоритетные направления развития будущей столицы. Возможно, оптимальный проект новой столицы должен включать несколько крупных посёлков (ավ ան ), с перспективой их экстенсивного развития.

Наиболее вероятный сценарий урбанистического развития «Армении пост2020» предполагает возникновение небольшой агломерации городов, состоящей в первую очередь из расположенного неподалеку от Еревана городка, где будет сосредоточено большинство властных структур (традиционно резиденция власти в древней и средневековой Армении располагалась не в самой столице, а в некотором отдалении, иногда в дне пути от неё). В политической столице должны быть расположены все три ветви государственной власти – законодательной, исполнительной и судебной. Параллельно необходимо построить академгородок, куда будут перенесены академические центры и университеты с кампусами и соответствующей инфраструктурой. Во всём мире университетские города и академические центры всегда находились далеко за пределами столицы, вдали от политической суеты. Почему Армения должна составлять исключение? Индустриальный (или торгово-промышленный) город, возможно, целесообразно будет перенести в Абовян, Чаренцаван или Бюрегаван, агротехнический посёлок – в Араратскую долину, например, в Армавир, спортивный городок – в Гарни. Вагаршапат-Эчмиадзин должен оставаться духовным центром, а Ереван – культурной и туристической столицей Армении. Ведь вторых таких шедевров зодчества, как Площадь республики, здание Оперы и балета, здание ЖД вокзала с охраняющим его Давидом Сасунским, Каскад и СКК едва ли удастся где-нибудь ещё возвести. И не нужно…

Достаточно, если кипучая политическая жизнь республики, раскалённые страсти калейдоскопично меняющихся политических деятелей и оппозиционеров разных мастей переместятся подальше от Еревана и ереванцев, порядком подуставших от зависшей между небом и землёй мятущейся «фронды мегафонных принцев», своими собраниями и шествиями парализующих и без того застопоренную жизнь в городе. Оптимальным решением будет оставить в Ереване резиденцию президента с его аппаратом и обязательно внешнеполитические ведомства, ведь посольства и консульства также пожелают остаться в Ереване. Вообще «саморазгрузка» города должна проходить постепенно и поэтапно и регулироваться работой специальной комиссии. Форсирование процессов только навредит, как и любая другая крайность.

Переезд части населения в специализированные городки агломерации повлечёт за собой значительное сокращение маятниковой миграции – массовых регулярных поездок населения из спального района в центр и обратно. Замечено, что из-за маятниковых миграций территория-источник маятниковых мигрантов на определённый период времени практически «вымирает».

После «разгрузки» города его можно будет «перезагрузить»: расширить тротуары, проложить велосипедные дорожки, «копенгагенизировать» некоторые центральные улицы, подобно тому, как это уже сделано на Северном проспекте. Рассредоточение ресурсов должно происходить по принципу ризомы. Демонтаж большого Центра, на смену которому придёт определённое количество малых центров оптимальных размеров, должен предусматривать санитарные зоны между ними – зелёные насаждения и искусственные водоёмы, определяющие микроклимат городов, что особенно актуально в эпоху глобального потепления. В санитарных зонах должно располагаться общественное пространство, так называемое «третье место» – открытое и незастроенное городское пространство, одинаково доступное для всех жителей и гостей города (common place) [См.: Хархордин 2009, 49–50; Gehl, Gemzøe 2004].

Как должны быть устроены новые города?

Города должны быть равноправны и равнозначны, в агломерации не должно
быть явных доминантов, хотя Ереван ещё долго будет сохранять естественный статус города-лидера. Города должны быть «умными» (smart) и удобными, с парковками, электрическими зарядниками для автомобилей, широкими улицами и широкими тротуарами, велодорожками и дворовыми детскими и спортивными площадками. В центре города должен находиться непременный водоём (пруд, озерцо), вокруг которого должны быть парк или аллеи. Значение этого объекта должно выходить за рамки только экологической ниши. В Армении необходимо строить как можно больше водосборников (не широких, но глубоких), чтобы вода с гор не утекала в Аракс и Каспийское море, а собиралось в городах или возле них. В этой зоне нужно запретить строить или устанавливать что-либо кроме навесов от дождя, туалетов, аллей, скамеек и мусорных баков. Мороженое, соки и бутерброды нужно разрешить продавать только с колёс. Не допускать строительства стационарных киосков и палаток, шашлычных и кафешек и, конечно, особняков госчиновников.

Строительство небольшого современного города-резиденции сегодня для Армении – жизненная необходимость. Новый властный центр должен стать, прежде всего мозговым центром, оснащённым самыми продвинутыми интеллектуальными технологиями и имеющим самый высокий уровень кибербезопасности. Современная Армения проигрывает в прокси-войне из-за того, что при наличии интеллектуальной и креативной молодёжи и отдельных представителей интеллигенции, в Армении нет «умной» и креативной элиты. Лишь немногие начинают осознавать, что высокие технологии и кибербезопасность являются если не единственными, то главными условиями выживания в современном мире. Современные протоколы кибербезопасности – вещь недешёвая, но экономить на ней нельзя, последствия могут оказаться катастрофическими.

Превратить Ереван в «умный город» лично мне не представляется возможным. Он – дитя своей эпохи и несёт на себе печать нескольких сменившихся парадигм. Не только устаревшая инфраструктура, но и многие из жителей столицы не готовы к перезагрузке в соответствии с требованиями новой эпохи. Однако и новые города нужно строить «умными» в соответствии не с сегодняшними стандартами, а ориентированными на день завтрашний.

И, конечно, важнейшим вопросом остаётся экология. Наши города давно превратились в острова повышенной температуры. Асфальт поглощает большую часть солнечного света, способствуя образованию тепловых потоков, перегревая воздух в черте города. Стекло и металлические крыши отражают солнечные лучи, приводя к появлению так называемых тепловых островов и повышая температуру внутри помещений в результате парникового эффекта. Кондиционеры, выбрасывая горячий воздух из помещений на улицы, также усиливают эффект теплового острова, неудобство общественного транспорта вынуждает горожан чаще необходимого пользоваться личными автомобилями, которые загрязняют воздух и являются дополнительной нагрузкой на экосистему города. Вместо жестяных крыш предпочтительней иметь крыши с черепичной или хотя бы покрытой не поглощающей тепло изоляционной кровлей, такие крыши меньше раскаляются и не создают эффекта теплового острова. На Востоке продолжают применять традиционные плоские крыши, на которых удобно устанавливать солнечные батареи и резервуары с технической водой.

Жители Еревана и других городов Араратской долины в своих домах летом
«поджариваются», как караси на сковородке. Используемые на постсоветском пространстве стройматериалы малопригодны для строительства домов в условиях сильной жары. Их продолжают применять в силу инерции и из-за дешевизны. Железобетонные конструкции быстро раскаляются и хранят тепло из-за металлической арматуры внутри бетонных панелей и блоков. Зимой же арматуры внутри панелей быстро остывают, и дом превращается в холодильник, особенно квартиры, расположенные с торца.

Эту проблему нужно решать традиционными и новейшими техническими методами. Дома должны быть сейсмоустойчивыми, построены из современных легких, теплоизоляционных материалов или из традиционного армянского туфа. Чтобы приспособиться к быстро меняющемуся климату, не нужно изобретать велосипед. Но было бы весьма полезно обратиться к опыту восточных городов, в том числе Вавилона, Александрии, Тушпы-Вана, Тигранакерта или Алма-Аты советского периода. Известно, что классические восточные города занимали значительную территорию. Однако население в них было рассредоточено по большим и малым посёлкам, между которыми были сады и огороды.

При строительстве нужно использовать элементы архитектуры Ближнего Востока, например машрабию – узорную деревянную решётку, закрывающую балкон или эркер (выступающее за плоскость фасада окно верхних этажей). Машрабия способствует притоку свежего воздуха и защищает от прямых солнечных лучей. Она встречается во многих ближневосточных регионах. На многих зданиях в Персидском заливе также можно видеть бадгиры – ветровые башни, служащие для естественной вентиляции помещений. В нижней части бадгира, что в переводе означает «ветролов», имеются створки, которые закрывают и открывают в зависимости от направления ветра. Аналогичный принцип применяется в современных системах охлаждения воздуха. Для максимального затенения и содействия воздухообмену следует использовать и другие структурные элементы зданий, в том числе башни, крытые галереи (клуатры) и купола, позволяющие увеличить объём воздуха внутри помещения и снизить нагрев от солнца. Цель подобных конструкций – путём создания разности температур способствовать возникновению сквозняка с целью охлаждения помещений, причём независимо от силы ветра на улице [См.: Амин Аль-Хабайбех 2019].

Одновременно муниципальные власти должны стимулировать насаждение
вьюнов-многолетников, ползучих растений, способных обвить фасад и пристройки. Опыт показывает, что летом они понижают температуру на 2–3 градуса. На улицах летом необходимо использовать водяные распылители и возродить традиции уличных фонтанчиков для питья (цайтахпюр).

Вместе с тем, необходимо запретить строительство непрозрачных заборов и ограждений перед фасадом здания, положить конец строительству «китайских стен» вокруг особняков олигархов, госчиновников и криминальных авторитетов. Город должен быть умным, здоровым и безопасным, и в нём, по образному выражению Гейла, должно хотеться жить [Gehl 2010; Гейл 2012].

Но в Ереване нет мест, где можно Ходить и Стоять, что отмечают практически все туристы из США, Европы и России. Передвижение в Ереване крайне затруднено, не только на четырёх- и двухколёсном транспорте, но и пешком. Поэтому новые «мелкобуржуазные»30 города должны иметь места, где можно Ходить (с коляской или придерживая за руку ребёнка) и Стоять, где можно припарковаться и, конечно, Посидеть в тенечке на скамейке или в открытой «кафешке» выпить ледяного кофе-глясе или напёрсток густого горячего кофе по-восточному. Но об этом можно не беспокоиться, культура открытых, à la manière française, расположенных практически на прохожей части улицы кафе в нас укоренилась достаточно глубоко, и отказываться от неё никто не собирается. Ереван и Гюмри должны оставаться культурными центрами и Меккой для туристов, остальные же посёлки агломерации должны быть для людей, которые в них живут. Городской ландшафт, архитектура, дизайн должны быть заострены на постоянное повышение качества жизни. Этот процесс займёт много времени, возможно, не одно десятилетие, но начинать нужно уже сейчас. Социетальный эффект от переноса столицы не менее важен, нежели экономический и экологический. Перенос столицы приведёт к деэлитизации социума, точнее, на смену исключительно тонкой прослойке современной конформистской и паразитической квазиэлиты, сосредоточившей в своих руках все ресурсы и самой сосредоточившейся в Малом центре, придут рассредоточенные малые элиты, ответственные за доверенные им малые участки RES PUBLICA и готовые отвечать
за них.

Заключение

Человечество пережило несколько витков урбанизации, которые с опредёленными интервалами, подобно приливам и отливам, следовали друг за другом. За взлётом урбанизма обычно следовал спад и начинались периоды деурбанизации. Последний виток урбанизации стал порождением индустриальной цивилизации, пик которой пришёлся на вторую половину Х1Х – вторую половину ХХ вв. Начало постиндустриальной эры естественным образом совпало с деурбанизацией и субурбанизацией больших городов и мегаполисов. На определённом этапе во многих странах эти явления, особенно процесс субурбанизации, стал отслеживаться и использоваться государственными и общественными институтами. Начавшись стихийно, субурбанизация со временем приняла организованный и направленный характер, что проявлялось в поддержке переселенческих тенденций жителей мегаполиса за черту города, иногда в отдалённые, но созданные для жизни города и посёлки вдали от мегаполисов. Это помогло многим странам «разгрузить» города и сбить социальный и политический накал. В Армении субурбанизация до сих пор протекает стихийно и неорганизованно, хотя в наших условиях государству имеет смысл взять эти процессы под контроль и использовать для создания вокруг Еревана нескольких (хотя бы двух-трёх) мелкобуржуазных городов и посёлков и заселения их успешными молодыми семьями, куда будут перенесены вначале политико-административный центр страны, а позднее, в другие посёлки будут переведены промышленность, а также спорт, наука и образование. Благодаря этому Ереван разгрузится, а стихийное разрастание города за счёт центра будет остановлено. Так в Армении будет создана атмосфера для возрождения и укрепления экономического, военного и политического потенциала.

Город – субстанция материальная (и одновременно духовная), его легко представить и в него легче поверить, нежели в умозрительную идею возрождения нации. Строительство New-Имярек (назвать его можно по-разному) может стать той идеей, вокруг которой сплотятся все армяне и их друзья, – национальной идеей. Этот город может стать нашим пропуском в будущее. Ереван же навсегда останется городом нашей мечты...

P. S. Единственное, чего следует опасаться, – это геттоизации Еревана. Во многих странах одной из причин ускоренной деурбанизации стала геттоизация заброшенных промышленных районов. Так, Париж оказался заселён выходцами из стран Магриба, Юго-Восточной Азии и Восточной Европы31, пригороды Лондона – выходцами из Индии, Пакистана и Африки. По мере того, как мигранты из гетто подтягивались в центр, мелкобуржуазная часть городского сообщества покидала столицы и обосновывалась в провинциальных городках или особых закрытых кварталах, куда доступ чужакам закрыт. А сам Париж был отдан на откуп госчиновникам, муниципальным работникам, музейщикам, туристам, мигрантам и силовикам. После переноса столицы Казахстана в Нур-Султан геттоизация поразила и «русскую», «совковую» Алма-Ату. Хочется, чтобы Еревану удалось избежать подобной участи. Для этого у Еревана есть все предпосылки, нужно только ими воспользоваться.