Портрет Е.Г. Нечволодовой. Конец 1830-х гг. Неизвестный художник. Фото из интернет
В тридцатых годах, когда Царские Колодцы служили центральным пунктом Лезгинской линии, в доме Нечволодовых перебывало множество разнообразных личностей, и все они навсегда сохранили о ней самые светлые воспоминания. Но и позже, когда Нечволодов жил в Царских Колодцах уже отставным кавказским ветераном, под крышей его белого домика собирались все, кого только ни забрасывала судьба в Царские Колодцы.
Среди них был и известный поэт М.П.Розенгейм, служивший на Кавказе в 19-й артиллерийской бригаде. Сблизившись там с семьей Нечволодовых, он никогда не забывал радушного приема и нравственной поддержки, которые нашел в их доме.
Через сорок лет после своего отъезда с Кавказа он послал Екатерине Григорьевне только что вышедшее издание своих сочинений и посвященное ей стихотворение:
Пословица – везде плод мудрости народной, В них выразился весь народный смысл и дух. И этот дух, всегда правдивый и свободный, Гласит, что старый друг надежней новых двух. Вот в этом качестве – ну, ежели не друга, То все ж старинного знакомого – отнять Решился я у вас минуты две досуга, И в вашей памяти немного приподнять Давно минувших лет далекие преданья О, может быть, давно забытой старине; И, пробуждая в вас о ней воспоминанье, Напомнить вам немного обо мне. Все это старая история, конечно; Но я его люблю до сей поры сердечно Былое время то, когда лихой судьбой Заброшенный на юг, изгнанник молодой, По дальнем севере душою я томился, Попав на Царские Колодцы, на Кавказ, Где в скором времени наверно бы взбесился Со злости и тоски, когда б не встретил вас, Когда б не встретил в вашем доме Радушья самого сердечного привет – Об этом истинно участливом приеме Я память берегу от юношеских лет. Да, помню я ваш дом, радушьем знаменитый, Для всех изгнанников приветливо открытый, С его прекрасною хозяйкой молодой! С его хозяином, Суворовским служакой, Живою хроникой о тех великих днях, Отважным Платова соратником, рубакой, Покрытым ранами в бесчисленных боях. Почтенный старина, подобно Цинцинату, Отчизне отслужив, не лег он отдыхать, А саблю променяв на заступ и лопату, Усердно принялся над садом хлопотать.
Но какими бы сердечным не были ее отношения ко всем людям, все же особым расположением Екатерины Григорьевны пользовались всегда ее верные друзья – Нижегородцы. Она любила их как свою семью, не отделяя себя от них.
Когда полк ушел в Дагестан, она издали с той же любовью следила за военными успехами полка, гордилась ими, плакала от радости, когда приходили сообщения о выдающихся подвигах того или другого Нижегородца. Умер Нечволодов, окончилась Кавказская война, переменилась сама жизнь на Кавказе, а Екатерина Григорьевна по-прежнему с заботой следила если не за битвами, то за смотрами и ученьями, на которых появлялся родной ей полк. Одно имя «Нижегородец» мгновенно раскрывало и дверь дома, и сердце хозяйки даже тогда, когда она достигла преклонных лет.
А для Нижегородских драгун Екатерина Григорьевна была сначала балованной дочерью, потом доброй сестрой, с которой каждый по-братски делил горе и радости, потом любящей матерью, и наконец на долгие годы всепрощающей любимой бабушкой.
Молодое поколение Нижегородцев, даже ее не знавшее, платило ей, тем не менее, самым «сердечным расположением». О старых Нижегородцах нечего и говорить; они так душевно уважали Екатерину Григорьевну, что никто из них никогда не забывал навестить старушку, если проезжал через Царские Колодцы, пока она была жива, и поклониться ее могиле, когда ее не стало – до какого бы высокого поста не дошел он по службе.
В последние годы Екатерина Григорьевна жила все в том же собственном доме уже согнутой старушкой, но дом ее, как и прежде, был полон гостями. Все любили и уважали эту благородную личность с ее высокими понятиями о чести офицера и ставящую военную доблесть выше всего – она кланялась в пояс всякому, даже незнакомому человеку, если видела на нем Георгиевский крест.
Драгунские полки, поочередно занимавшие после Кавказской войны Царские Колодцы, окружали ее заботой и внимательностью. Никто из них не забывал поздравить ее 27 ноября с полковым праздником Нижегородцев – днем, всегда свято чествуемом в ее доме наряду с дорогими семейными праздниками. В этот день Екатерина Григорьевна принимала поздравления и получала поздравительные телеграммы, как будто это торжество относилось к ней лично. Даже проходя на учения мимо ее садика, драгуны каждый раз приветствовали старушку: трубачи играли Нижегородский марш – и обычай этот как-то незаметно, сам собой, установился во всех полках, квартировавших в Царских Колодцах.
Умерла Екатерина Григорьевна в 1887 году, не дожив несколько дней до родного ей полкового праздника. Похоронили ее драгуны-Тверцы, положив рядом с мужем в приготовленную ей самой задолго до смерти могилу.
Екатерина Григорьевна была живым памятником той исторической эпохи, что пришлась на ее жизнь, живым архивом, откуда можно было почерпнуть драгоценные сведения о многих событиях и лицах – она обладала прекрасной памятью, любила вспоминать старые годы, и ее рассказы были полны интересных деталей и ее собственных наблюдений. Но, как обычно, этого не было сделано вовремя, и все свои рассказы и воспоминания Екатерина Григорьевна унесла с собой в могилу.
Прошли годы, потом десятилетия, исчезли уже надгробные плиты на могилах Нечволодовых, но в истории полка «поэтический образ» Екатерины Григорьевны сохранился для будущих поколений, и характеристика ее, сделанная Розенгеймом – это только частичное выражение того, чем была обязана внутренняя полковая жизнь Нижегородцев этой женщине, выросшей на той же полковой почве, и такой обаятельной и симпатичной даже в тех немногих чертах, которые дошли до потомства.
Нет комментариев