Рассказы для души и от души🤗

Когда я закрываю глаза и медленно отпускаю мысли в прошлое, они всегда уводят меня в наш тихий посёлок. Там и сейчас сирень цветёт над покосившимися заборами, а река молча катит свои тёплые воды к огромному небу. Там прошло моё счастливое детство — с длинными летними вечерами на пороге, жаркими танцами комаров, запахом свежей выпечки и, конечно, настоящей, пусть и короткой, первой любовью. Вот я — девочка с растрёпанной косой, босоногая, в облипших мокрых шортах, бегу с Андреем к реке, прыгаю с обрывистого берега и слышу, как где-то за спиной бабушки на лавочке вздыхают: «Ну, молодёжь…». Андрей… Мой друг детства. Лучший из всех мальчишек посёлка, вечно с ссадиной на коленке, с белозубой улыбкой и с какой-то вечной внутренней теплотой. В старших классах между нами появилась шаткая тропинка от привычки к друг другу — к любви. Всё случилось просто и правильно, как бывает только в хороших фильмах. Казалось, что вместе теперь всегда: ночи у костра, сбор яблок — мы с мешками, он смеётся,

Можно ли рассказать чужую боль словами? Не знаю… Но, может, вы услышите — пусть между строк. Еще недавно мне казалось: счастье — это просто. Вон оно, на ладони. Достаточно только потерпеть, переждать… или, может, поработать чуть дольше. Я так дико любила свою работу: эти бумаги, эти совещания, этот гул жизни офисной. Но все равно — чего-то всегда не хватало. Не хватало кого-то маленького, родного, кто б держал за палец своей пухлой ручкой. Дочь у меня появилась поздно — в 38. Нет, вы не понимаете… это было ЧУДО, настоящее, выстраданное, почти невозможное. Говорят: дети — смысл жизни. Для меня дочь стала ВСЕМ. Не сразу — я растаяла постепенно: все эти ночные кормления, бессонные ночи, мамины тревоги… но я была готова. Даже счастлива быть уставшей. А Егор… ну что Егор? Муж, взрослый, хороший, работящий, подруги завидовали. Только вот домой он все реже возвращался с улыбкой. — Ты поздно, — бормотала я, встречая его у порога, укачивая нашу Варюшу. — Работы много, Оль… Всё ради вас — чтоб

Сын уехал. Нет, он не уехал «куда-то по делам» — с этой фразой я еще лет семь назад смирилась, когда он стал студентом и бегал через день то на пары, то на свидания, то к друзьям. Сейчас всё по-взрослому: в аэропорту я обняла его настолько крепко, насколько позволило моё тело, всё еще помнящее, как держать младенца — и отпустила. В руки чужой страны, а главное — во взрослую жизнь. Знакомо, наверное, большинству: сердце клокочет, улыбаться должна, а волосы у виска предательски седеют. Сын уже не маленький... А мне вдруг очень-очень пусто. В тот же вечер дома — тишина звонче будильника. Мой муж Андрей, инженер с двадцатилетним стажем, как всегда нырнул в чертежи, почту и цифры — верный, предсказуемый как молоток. На кухне раскинулись мои вечные кулинарные казематы: пирожки из холодильника, пыльные наборы специй «на всякий случай», кастрюлька борща, который никто уже не ест, — всё это вдруг смотрело на меня с невиданной жалостью. Заниматься было нечем. Никто не приходил из шко

Вот скажите: вы когда-нибудь пытались выехать всей семьёй к бабушке на другой конец страны… на машине? Нет? Повезло вам! А мы попробовали — и теперь смело можем сдавать экзамен на экстремальное выживание. Егор, мой муж, брякнул в начале весны: — Поехали летом к твоей маме. Машину недавно ремонтировал, хоть воздухом подышим, — и загадочно щурился, будто предлагал бесплатный круиз на Мальдивы. Я хихикнула: — А Вероника что скажет? — Хочу к бабе Вале! — тут же прокричала наша шестилетняя красавица, увешанная широкими косичками и шоколадом на подбородке. В общем... зачехлили чемоданы (у Вероники был отдельный для невидимых друзей и семейства плюшевых собачек), погрузили в багажник коллекцию чашек на все вкусы, термосы, запасник бутербродов, пластырей, мечтаний и… поехали. Дорога звала, впереди — лето, луга, мамина выпечка и запах речной воды под окнами старой деревни. Ах, как же наивно мы считали, что главное — завести мотор… Дороги нам, как водится, пожелали удачи... и сразу же начали исп

Ведь правду говорят: боль утраты — не та боль, к которой можно привыкнуть. Она не ноет, не отступает, не приживается. Она в воздухе — ты продолжаешь жить дальше, постоянно, то вдыхая, то выдыхая его. Этого нигде не напишут, это понимаешь только тогда, когда теряешь. Наверное, так устроена жизнь. Я — Елена. 65 лет. Уже почти год, как нет рядом моего Александра. Мы прожили вместе сорок один год и сейчас, будто бы я вся осталась там, в старых датах календаря... Иногда мне кажется, что потерянный голос мужа вот-вот отзовётся из тишины: «Ты опять чайник на плите забыла, Лена!» — а в доме так тихо, что слышно, как часы соскакивают с минуты на минуту. В тот день я искала в шкафу летние платки — зима уже выстирала из души все краски, хотелось хоть в чём-то ожить. Открыв ящик, я вдруг наткнулась на старую коробку, до краёв набитую письмами, пожелтевшими открытками, фотографиями на тонкой глянцевой бумаге. Как ни странно, рука не дрогнула, не отложила коробку на потом. Я поставила чайник, включ

Погода в тот день стояла такая, что даже старые кошки лениво таращились в окна, не решаясь покинуть свои подоконники. Бабье лето ещё пыталось удержаться — кусочек солнца на сером небе, тёплый ветерок, шорох листвы под ногами. Надежда с утра затеяла генеральную уборку — решила наконец разобрать буфет: тот самый, ещё маминым рукоделием украшенный, с потёртыми дверцами и резным стеклом, в который никто годами не заглядывал. — Тоже мне, Архив нации, — проворчала она себе под нос, откидывая дверцу. На нижней полке, среди старых открыток, ненужных хрустальных салатников и аккуратно сложенных салфеток, вдруг нашлась толстая книга в потёртом переплёте. Запах знакомый — чуть горьковатый, как у бабушкиных сундуков. Надежда собиралась уже положить её в мешок для макулатуры, но книжка раскрылась сама — и прямо между страниц выпал светло-бежевый конверт с её именем. Почерк неровный, но родной до боли. «Для Надежды». Ноги даже как-то задрожали. Надежда медленно села прямо на пол, уронив тряпку. В

Мне было шестнадцать, когда я впервые заметила Никиту. Он жил в нашем районе, учился в той же школе, только старше меня — на два года. И каким-то неожиданным образом, он оказался в нашей компании, я всегда смотрела на него издалека. В компании, где всё крутилось вокруг него, он был настоящим центром притяжения — все смеялись над его шутками, даже взрослые, кажется, уважали. Как будто он с рождения был таким: раскованным, громким и добрым, настоящий лидер… Я, не сказать, что скромная, но далеко не лидер, я Наташа, Туся, Таша. Друзья меня обожали, уважали, а некоторые даже любили.🤭 Спустя два года, после появления в нашей компании Никиты, а он уже, кстати , учился в университете, но заочно, мне исполнилось восемнадцать лет. Ну и к чертовой матери школьную робость. Отношения с Никитой вспыхнули неожиданно, но бурно. И никакая романтическая комедия не сравнится с тем, что было у нас: ночные разговоры, когда телефон горячий от ладони; отчаянные прогулки в рассветном парке; неви

начало Дома был скандал, слёзы, упрёки. Я тогда впервые почувствовала — с младшей справиться уже невозможно. Она не видела в жизни сложностей, а где-то, может, даже была на меня зла — слишком уж многое ей прощалось. — Мам, а может, ты во всём виновата, а? — как-то сказала она злым голосом. Я только плечами пожала: — Ну что теперь поделать? Всё уже не изменить… Тем временем Надя, окончив колледж, нашла работу в кафе — с утра до вечера жарила котлеты, раскладывала салаты, чистила кафе перед закрытием. Денег хватало лишь на еду и одежду — неизвестно откуда брались силы искать что-то новое, но Надя поступила на вечерний, сама платила за учёбу, экономила на всём... Я почти не интересовалась её успехами: — Как дела, Надя? — Всё хорошо, мама. Варя тогда жила дома — беременная, обиженная на мир. Надя в этом хаосе будто исчезла. Только звонки иногда: — Мама, я поступила на вечерний! — Молодец. Держись там. Теперь думаю: каким же тяжёлым грузом была для неё эта фраза — «Держись там».

Всё ли было в моей жизни предрешено, или можно было повернуть иначе?.. Если бы я могла себе такое представить — я бы не поверила. Иногда я задаюсь вопросом: что определяет любовь между матерью и ребёнком — годы, совместные радости, внешность, память о прошлом? Или… вот это «моё» внутри...? Меня зовут Анна. Мне шестьдесят один, и мне есть что вспомнить. Но почему-то вспоминаешь не хорошее, а то, что болит — хоть прошло уже много лет. Болят не ноги, а душа ноет. Хочу всё рассказать честно, будто исповедуюсь тем, кто поймёт меня — может быть, женщинам вроде меня… - Мама, а почему я Надя, а сестра — Варя? — много лет назад спросила у меня старшая, совсем ещё маленькая Надежда. - Потому что ты — моя Надежда… а сестричка твоя — Варвара, потому что такая кроха-варварка, всё рушит вокруг, — как-то ответила я, сама не понимая, что в шутке — правда. Мы жили тогда на втором этаже старенькой «хрущёвки»-голубятни, с низким потолком и крошечной кухонькой, похожей на вагон поезда. Топили