Истории из жизни | Вишневская

Максим стоял на остановке, вертя в руках свой потертый блокнот. Время приближалось к 6:05 утра, и он нервно выискивал маршрутку, которую явно задерживало утреннее столпотворение. Жара ещё не набрала полную силу, но воздух уже начинал дрожать. Он чувствовал, как к краям его сознания подступает обычная тревога: опять опоздает в офис, опять в спешке собрался, да и жена начальника сегодня обещала заглянуть, а значит, всё должно быть безукоризненно. Он машинально обводил пальцем угол тёмно-синей обложки блокнота и украдкой смотрел на девушку неподалёку. Она казалась усталой, но от неё веяло каким-то тихим теплом. Когда наконец показалась нужная маршрутка, Максим ощутил, как громыхающий двигатель будто увеличил громкость ровно в тот миг, когда она – высокая и улыбчивая – повернула голову в его сторону. Этот короткий взгляд, словно штрих пером на белой бумаге, запечатлелся у него в сознании. Он почувствовал нечто, что можно было назвать проблеском смелости. Только маршрутка тронулась, как дев

В тишине, прерываемой лишь мерным шёпотом дождя по стеклу, Верли услышала тихий звон бутылок в холодильнике. Шампанское легонько вибрировало, будто радостно напоминая о приближении праздника. Она улыбнулась и провела ладонью по запотевшему стеклу двери, стараясь понять, не мерещится ли ей это странное приветствие. — Всё в порядке, — тихо сказала она самой себе. — Просто ночь особенная, вот и сердце играет со слухом. Она вытащила несколько бутылок и аккуратно вытерла тонкие горлышки, чтобы не было липких пятен. Её короткие волосы, собранные в небрежный пучок, смотрелись смешно: одна свободная прядь ёрзала у лба, предательски раздражая. Верли бросила насмешливый взгляд на своё отражение в двери шкафчика и хмыкнула. Смогу и без огромной компании. Главное — разрешить себе радоваться хотя бы маленьким моментам. Она подошла к столу, где стояли запакованные подарки, и мельком ощутила укол неприятного воспоминания: в прошлые годы эти коробки вскрывали шумной толпой, а теперь… Или всё-таки не с

Антон сидел на кухонном табурете и машинально крутил в руках пустую чашку. Утренний свет падал на подоконник, колеблясь в такт осеннему ветру за окном. Ему казалось, что всё внутри похолодело, когда Катя тихо сказала: — Мне надоело так жить. Я ухожу. Он медленно поднял глаза и заметил, как дрогнули её губы. Ещё вчера она выглядела такой уставшей, будто ждала удобного момента, чтобы взорваться правдой. И вот прозвучало это слово «ухожу», скатившись, словно камень, в пустую тишину комнаты. — Что? С чего вдруг? — Антон попытался сохранить спокойствие, но голос прозвучал совсем не уверенно. Она молча отвернулась, и только самолётная линия её ключиц выдавала напряжённость: Катя боялась эту тишину чуть ли не сильнее, чем он сам. Кругом царила странная неподвижность, как будто всё живое в квартире замерло в ожидании. Антон заметил, что рука его сжимает старую куртку, которая висела на спинке стула. Привычка. Он всегда хватался за неё, когда внутри начинало клокотать. — Если ты не готов что-то

В полночь тишина прервалась лишь звоном старых часов, напоминая о том, что я снова встретила Новый год в одиночестве. Каждый удар секундной стрелки ощущался, словно маленький укол, тревожа воспоминания о прошлогоднем провале. Вроде бы нет ничего особенного в этой литографии времени, но сердце сжималось, когда я слушала звон, уходящий в пустоту. Анна сжала в руках геймпад, едва различая свои собственные мысли за гулом виртуальной перестрелки. Ей казалось, что победы в игре — всего лишь жалкая компенсация чего-то важного, что от неё ускользает: реального тепла, живой улыбки, чьего-то радостного «С Новым годом!» рядом. Волосы её были небрежно собраны в невнятный пучок, а под ногами валялась уже пустая бутылка дешёвого шампанского, купленного будто бы по инерции. Она так глубоко погрузилась в эти мысли, что не сразу заметила, как что-то завибрировало на диване. Синий свет телефона высветился в полутьме. Сначала Анна даже смутилась: кто мог звонить ей в такую ночь? Уж точно не те друзья, с

В магазин ворвался мужчина с сияющими глазами. В руках он нёс новенький унитаз, запакованный так аккуратно, словно это была хрупкая ваза. Взлетевшим голосом он успел крикнуть: — Ребята, хотите верьте, хотите нет, но теперь мои вечеринки станут по-настоящему королевскими! Покупатели засмеялись, а Илья, дежуривший у кассы, поспешно вышел из-за стойки. Мужчина тем временем хотел поймать чьё-то одобрение и даже приподнял унитаз повыше, чтобы все оценили его «трон». Но удержать ровновесие не получилось: он оступился, задел ногой тележку, и фарфор полетел на пол. Звон, треск и испуганные возгласы смешались в одном суетливом шквале. Илья зажмурился на миг*:* воспоминания о прошлом годе обожгли виски, когда разбитая сантехника чуть не лишила его работы. Грохот принес с собой то же чувство беспомощности. Теперь только бы не сорваться. Главное — улыбаться. Он посмотрел на осколки, сдерживая внутренний вздох. Краем глаза заметил, как уборщица мрачно ставит ведро и начинает подбирать осколки лопат

Я ни черта не понимал в корейском, даже когда он стал частью моего кошмара. Мне снились странные символы, они прыгали перед глазами и складывались в слова, которых я не мог прочесть. Просыпался в холодном поту, сердито повторял: «Соберись, Глеб, это всего лишь язык твоих предков». Меня с детства дразнили за то, что я кореец только по фамилии, а всё остальное — русское до мозга костей. Мне было двадцать, и однажды я решил, что пора наверстать: записался на курсы, где преподавала строгая, но невероятно харизматичная Ольга Викторовна. Она говорила по-корейски настолько быстро, что мы с одногруппниками обменивались испуганными взглядами. Как-то раз она предупредила, почти насмехаясь над всеми нами: — Кто не сдает экзамен — ждите кары небесной. У меня провал не прощается. Тогда все ещё посмеялись, но я почувствовал, как внутри просыпается мерзкое напряжение. В небольшой группе, кроме меня, были Ира, Денис и Зоя. Каждый раз мы собирались в тесном кабинете, где пахло старыми учебниками и леде

Алекс откинулся на стену возле квартиры, прикуривая сигарету. Под прищуренным взглядом он разглядывал тусклую лестничную клетку, размышляя об очередном этапе ремонта: штукатурка, шпаклёвка, перекур — его обыденный круг. И вдруг со стороны подъезда возникло шороховатое движение, будто кто-то крадётся по бетонным ступеням. Он повернул голову и увидел женский силуэт. — Помогите… — тихо произнесла женщина, прижимая сумку к груди. — У меня снова кошки пахнут! Он зажал сигарету в зубах. «Снова?» — мысленно переспросил себя, проворно обвёл глазами её лицо. Уставшие черты, выцветшее пальто, растрёпанная причёска. От женщины несло смесью аптеки и давно выветрившихся духов. Она стояла близко, почти вторгалась в его личное пространство. Он хотел было отшутиться, но почувствовал, как странное напряжение скользнуло между ними. С третьего этажа послышался голос Саши: — Эй, Алекс, ты там живой? За материалом ехать надо! Алекс отрывисто кивнул товарищу в ответ, ещё не понимая, что делать с этими «коша

Андрей сидел на старом диване, освещённом лишь жёлтым настольным светильником, и медленно листал потрёпанный альбом. Каждая страница словно отдавалась тихим шелестом в глубине его памяти. Он задержался на фотографии, где они всем классом стоят на ступенях школы: кто-то смеётся, кто-то щурится на солнце, а он, тогда пятнадцатилетний паренёк, кажется, смотрит прямо в будущее и ещё не знает, что жизнь порой сильно ломает мечты. В полутьме комнаты вспышки воспоминаний оживали с пугающей реалистичностью. Вот он в школьной столовой, громко смеётся над нелепой шуткой лучшего друга. Вот все радуются последнему звонку, полные уверенности в грядущих открытиях и свершениях. Андрей смотрел на усмешки и улыбки в альбоме, чувствуя, как внутри нарастает странное беспокойство: ведь у каждого на этом снимке была своя несбывшаяся надежда, а он сам стоял ровно посередине. – Что стало с нами со всеми? – шёпотом произнёс он, словно боясь потревожить призрачные голоса из прошлого. Возможно, мы просто разучи

Анна накручивала прядь волос на палец, смотрела на часы и старалась не выдавать дрожь в голосе. Обеденный перерыв давно превратился во внутренний экзамен, а рядом сидел Иван — её руководитель и однажды любимый человек. Он сказал, что всё выплыло наружу. «Все знают. От уборщицы до директора», — пробормотал он и отпил чая. Её сердце ухнуло, будто взлетело на бешеной карусели, но вместо страха возникло странное облегчение. Она вспомнила, как совсем недавно перед работой стояла у зеркала и пыталась себя успокоить: «Я сильная… Никто не узнает». Но узнают, конечно. Последние дни все шептались, косились, совали нос туда, куда не следует. Анна бесконечно прятала телефон, боясь показать имя отправителя, если вдруг придёт сообщение. А Иван, часто отводя взгляд, только подогревал эти глупые слухи. Она сидела сейчас напротив него в маленькой кофейне, среди чужих голосов, которые густо заполняли помещение. «Правда ведь, не всё так плохо?» — прошептала она, но Иван лишь качнул головой. Он выглядел у

Анна как раз расставляла тонкие ломтики лосося поверх ещё тёплого риса, когда в коридоре раздался нетерпеливый звонок. По привычке она проверила время на смартфоне и нахмурилась: Максим обычно приходил ровно через пятнадцать минут после её последнего сообщения, а тут прошло уже полчаса. Но это не он – у двери стоял маленький мальчик в тёмной шапочке и слишком большой куртке; глаза испуганные, а в руках однотонный рюкзачок. Она растерянно мигнула. В голове стучало: Да кто это вообще? Потом услышала знакомый голос – из-за спины мальчишки выглянул Максим. Бледный и взволнованный, он кивнул Анне — мол, всё нормально, не пугайся, просто пусти нас внутрь. Ребёнку на вид было лет пять, не больше. Он топтался на коврике и явно не понимал, что здесь происходит и почему та самая «тётя Аня», о которой ему говорили по телефону, таращится на него, будто увидела инопланетянина. Анна глубоко вздохнула и отступила вглубь прихожей. Парнишка шагнул через порог, а Анна тут же поймала себя на мысли, что в