Журнал не о платьях

Окончание. Начало здесь⤵️ Осень 1888 года выдалась необычайно теплая – в Вене второй раз зацвели каштаны. Личный фиакрщик принца привозил Мэри к нему во дворец Шёнбрунн – они гуляли по парку, слушали венские песни и говорили. О смерти – тоже. Вообще в этом коротком романе разговоров по душам было больше, чем чего-либо еще. Принц рассказывал Вечера о своих планах, о невыносимости придворной жизни и роли наследника, об интригах, о неудавшемся браке и маленькой дочери, которую очень любил. Она принимала все близко к сердцу, целыми днями потом обдумывая то, что он ей сказал. «Его что-то мучает... он в жутком положении... Стефания превращает его жизнь в ад... Рудольф несчастен! Ах, если б я все время могла быть с ним! Я никогда его не оставлю, если он окажется в беде», -- говорила баронесса Марии Лариш, которая, как и раньше, то и дело помогала влюбленным встречаться. Мэри – одна из немногих – Рудольфа понимала, а его идеи ей не казались бредом сумасшедшего. Скоро украденных, коротких сви

Нам пишет историк Дарья Вильке из Вены На обручальном кольце, которое австрийский принц Рудольф подарил своей возлюбленной Марии Вечера, было выгравировано: «Соединенные любовью -- до самой смерти». Не пройдет и года, как в императорской резиденции Майерлинг их найдут мертвыми. И вот уже более 130 лет потомки яростно спорят о том, что же это было: самоубийство отчаявшихся влюбленных -- или циничный жест ради спасения чести императорского дома? Черная пятница Габсбургской монархии тянулась бесконечно. В этот холодный январский день так и не рассвело – тело кронпринца Рудольфа, застрелившегося ранним утром, по скользким безлюдным дорогам, в колеблющемся свете факелов, переправили в Вену, чтобы похоронить в Склепе капуцинов. Сыпало снежной крупой, заметая все пути, будто небо в одночасье прокляло Австрию навсегда. В охотничьем замке Майерлинг страшно выли собаки привратника. Из дверей показались трое – двое мужчин поддерживали под руки молодую женщину, одетую в темно-зеленый костюм для

«У белой женщины черный ребенок, у нее черный ребенок…» Фильм «Цирк», 1937 год. В роли американской циркачки Марион Диксон - Любовь Орлова. В роли «черного ребенка» - Джеймс Паттерсон. Мы жили с ним в одном доме на Кутузовском проспекте. Иногда даже стояли в одних очередях в гастрономе «Украина». Помню его в одном и том же пальто много лет. Седой, какой-то пепельный грустноглазый мулат с авоськой в руках, в войлочных ботинках «прощай, молодость». Иногда я встречал его на набережной Тараса Шевченко, прогуливающимся с черным стареньким пуделем. Мне кажется, Паттерсону всегда было холодно. Конечно, в нем уже тогда никто не смог бы опознать хорошенького темнокожего мальчика, вокруг которого была закручена интрига одного из главных советских фильмов. Пару раз я встречал во дворе его маму, некогда знаменитого дизайнера Московского дома моделей, художницу по костюмам Веру Аралову. Какая-то была там тайна. Высокая женщина аристократической внешности и ее темнокожий немолодой сын. И

Магия имен. Звук знакомых имен. Вижу на афише, которая на сцене, фамилию «Любич». Сразу вспоминаю «Ниночку» с Гретой Гарбо. Там же читаю «Рерберг», а в памяти всплывают незабываемые кадры «Зеркала» и «Дворянского гнезда», снятые Георгием Ивановичем. И тут же Земфира Рамазанова, великая наша современница. Композитор. Все их имена собраны на одной афише неведомого фильма с участием Марго Леско. Она же Рената Литвинова. Она же «Звезда нашего периода». Так когда-то назывался спектакль в МХТ. Сегодня в Париже он идет под названием «Священное чудовище». Привет Жану Кокто. И всем тем великим, чьи черно-белые портреты развешены в фойе театра Hebertot, - Жанне Моро, Марии Казарес, Мишелю Буке, Жану Маре, Жану Рошфору… Перечисляю тех, кого узнал, пока мы с участниками клуба «Зима» стояли и ждали появления Ренаты после спектакля. Но портретов там больше, много больше. И вообще этот красно-бархатный театр Hebertot - кладезь легенд, историй, мелодраматических сюжетов. Они тоже, как им

ЭТОТ ТЕКСТ НАПИСАЛА АННА МАЛЫШЕВА, ученица 9-го класса, ныне писательница и автор детективов "НИКУДА НЕ ДЕТЬСЯ ОТ САНИ ВАСИЛЬЕВА" Я, нервно поглядывая на часы, надевая на себя длинное платье, странные туфли на тоненьком каблучке, весеннюю шляпку с тряпичными фиалками, хватаю в руки выходную сумочку, наплечную накидку и бегу к двери. И вдруг мне становится страшно. "Боже мой , -думаю я,- неужели я смогу выйти на улицу в таком виде совсем одна? Ни за что!" Я возвращаюсь в комнату, хватаю телефонную трубку, набираю номер... "Саня? Сань, я не могу!" Саня торопится, нервничает, но сразу понимает в чем дело. "Хорошо, мы заедем за тобой". И через полчаса я присоединяюсь к шумной компании, и мы отправляемся по Москве. Мы входим в троллейбус. Лица у нас серьезные, изредка кто-нибудь хихикнет, и сразу же вновь принимает степенный вид. Накидки, цилиндры, шляпки с вуалями, кружевные зонтики - все это бросалось в глаза. Наше шествие вызывало у прохожих удивление, растерянность, иногда испуг, но н

Окончание интервью Майи Чаплыгиной с писательницей Лидией Либединской. Начало здесь⤵️ -- Знаю, у вас есть фо­то­гра­фия, на ко­то­рой вы вме­сте с Ма­ри­ной Цве­та­е­вой. И это ее по­с­лед­ний сни­мок. -- С Цве­та­е­вой ме­ня по­з­на­ко­мил Але­к­сей Кру­че­ных. Од­на­ж­ды -- 18 ию­ня 1941 го­да -- по­зво­нил мне и ска­зал: "Едем в Ку­с­ко­во, ку­пи два ба­то­на хле­ба и две бу­тыл­ки ке­фи­ра. Да, по­з­на­ко­мишь­ся с Цве­та­е­вой и ее сы­ном". При встре­че Цве­та­е­ва про­тя­ну­ла мне ру­ку. Ру­ко­по­жа­тие бы­ло очень энер­ги­ч­ное. То­г­да я от­ме­ти­ла, что лю­ди, ко­то­рые так по­жи­ма­ют ру­ку, на­вер­ня­ка от­но­сят­ся к жиз­ни по-до­б­ро­му и не уме­ют при­тво­рять­ся. В тот день мы дол­го гу­ля­ли по пар­ку. Цве­та­е­вой бы­ло око­ло пя­ти­де­ся­ти. При этом шла она лег­ко, уп­ру­го. На ней бы­ли ре­зи­но­вые туф­ли без каб­лу­ков. И от это­го воз­ни­ка­ло ощу­ще­ние, что она очень про­ч­но сту­па­ет по зе­м­ле. То­г­да же мы и сфо­то­гра­фи­ро­ва­лись. По­с­ле про­гул­ки за

Она никогда не назвала его по имени. Всегда «Он», крайне редко выдавливала из себя «Григорович» - только для непосвященных. Но таковых рядом было немного. И в общем все знали, что речь идет о человеке, чье имя в присутствии Майи Плисецкой произносить не стоит, чтобы не вызывать приступ раздражения и даже гнева. Помню, как мы с Майей Михайловной сидели в буфете Большого, и Григорович прошел мимо, не поздоровавшись, сделав вид, что ее не видит. И никого не видит. Метеор. Плисецкая кинула лукавый взгляд на меня: «Ну что, мой критик, участь ваша решена. Теперь и вы в расстрельном списке». Было это в 1981 году. Только недавно отгремело дело «Дивертсмента» - прекрасной книги Вадима Гаевского, из-за которой был снят с должности редактора издательства «Искусство» Сергей Никулин, а оставшийся на складе тираж пошел под нож. Такие были времена, такие нравы. Если кто вдруг подзабыл. И все из-за того, что тишайший, интеллигентнейший Вадим Моисеевич Гаевский первым позволил себе усомнитьс

Когда ей было 80, она охотно давала интервью. Журналистка писала о ней: Воз­рас­та не скры­ва­ет. Убе­ж­де­на, что по это­му по­во­ду пе­ре­жи­ва­ют толь­ко жен­щи­ны не­ото­ва­рен­ные. То есть че­го-то в жиз­ни не­до­б­рав­шие -- люб­ви, на­при­мер. Про се­бя уве­рен­но го­во­рит: "В мо­ей жиз­ни все­го это­го бы­ло мно­го!" Она бы­ла же­ной од­но­го из ос­но­во­по­ло­ж­ни­ков со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры Юрия Ли­бе­дин­ско­го. Ста­ла по­ис­ти­не му­зой для Ми­ха­и­ла Свет­ло­ва... На ее соб­ст­вен­ном сче­ту 14 книг -- о жиз­ни Гер­це­на, Бло­ка, де­ка­б­ри­стов, а са­мая из­ве­ст­ная -- ав­то­био­гра­фи­че­с­кая "Зе­ле­ная лам­па". Она встре­ча­лась с Ма­ри­ной Цве­та­е­вой и Ан­ной Ах­ма­то­вой, об­ща­лась с Фа­и­ной Ра­нев­ской, дру­жи­ла с Зи­но­ви­ем Гер­д­том. Гри­го­рий Го­рин звал ее бо­же­ст­вен­ной. Нын­че она те­ща по­э­та и, упо­ми­ная в раз­го­во­ре свою дочь Та­ту, го­во­рит о ней не ина­че, как в тре­ть­ем ли­це -- же­на Иго­ря Гу­бер­ма­на. В де­ви­че­ст­ве она но­с

Имя балерины Матильды Кшесинской у всех на устах из-за скандального фильма про ее любовь к императору. Какой же она была, эта женщина, вокруг которой четверть века вращался российский императорский двор, не говоря уже о русском балете? Чему может нас научить ее бурная жизнь? Матильда родилась в балетной семье. Ее отца выписали из Польши как знаменитого исполнителя мазурки. В России он женился на богатой вдове, артистке кордебалета с пятью детьми, в браке у них родились еще две дочери – Юлия и Матильда, и сын Иосиф. Все трое стали артистами балета. Наибольших высот достигла папина любимица Матильда, или, как ее называли друзья, Малечка. Императорский «цветник» Если сейчас принято искать престижных любовниц среди моделей, то в конце XIX – начале XX века в российских высших сферах было принято брать любовниц, а порою и жен, из «балетных актрис». Внешняя привлекательность во все времена являлась для балета фактором профессиональной пригодности. Неверно будет расценивать училище как «гарем

Пишет журналист и литератор Сергей Николаевич Десять лет прошло. Помню, как звякнул SMS у меня в телефоне: «Умерла Плисецкая. Напишите некролог». Лика Кремер, выпускающий редактор сайта СНОБ, знала, что мы с Майей Михайловной знакомы и что я точно отказываться не стану. Первая мысль: это фейк. Надо позвонить в Мюнхен. Потом я открыл Google и оттуда на меня посыпались ее портреты и скорбные слова о том, что на 90-м году жизни скончалась великая балерина… Плисецкая никогда не скрывала свой возраст, не темнила, когда и где родилась, не путала дат. Раньше летоисчисление шло у нее по сезонам и премьерам: в том году станцевала Кармен, в этом - Анну, три года спустя - Болеро… Потом отсчет шел по ее юбилейным гала - 50 лет на сцене, семидесятилетие на старой сцене Большого театра, восьмидесятилетие - в Кремлевском дворце. И каждый ее юбилейный концерт - как подготовка к Трафальгарской битве. Дома на Тверской все места для приглашенных расписывались заранее. Кто будет сидеть, с кем и где.