Предыдущая публикация
ЖИВОПИСЬ
НИКА ГОЛЬЦ —
ПРИСЯГНУВШАЯ МУЗЕ
Ника Георгиевна Гольц (1925-2012)
За каторжный труд иллюстратора художники берутся ради заработка – в девяти случаях из десяти. Ника Гольц – не исключение. «В книгу я пошла для заработка, а потом это стало моим,» - говорила сама Ника Георгиевна. В Советском Союзе за иллюстрирование детских книг крупные государственные издательства (а других и не было!) платили весьма приличные гонорары. Единственное, что требовалось тогда от иллюстратора – соответствовать… общепринятому стилю, не проявлять ни в коем случае ни малейшего инакомыслия в рисунке, оставаясь везде, во всех деталях реалистом (ну, или хотя бы стремиться к максимальной схожести с натурой, даже если иллюстратор работает над сказкой). Идеология!..
За каторжный труд иллюстратора художники берутся ради заработка – в девяти случаях из десяти. Ника Гольц – не исключение. «В книгу я пошла для заработка, а потом это стало моим,» - говорила сама Ника Георгиевна. В Советском Союзе за иллюстрирование детских книг крупные государственные издательства (а других и не было!) платили весьма приличные гонорары. Единственное, что требовалось тогда от иллюстратора – соответствовать… общепринятому стилю, не проявлять ни в коем случае ни малейшего инакомыслия в рисунке, оставаясь везде, во всех деталях реалистом (ну, или хотя бы стремиться к максимальной схожести с натурой, даже если иллюстратор работает над сказкой). Идеология!..
Ника Гольц. Иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена "Оле-Лукойе". 1999
В таких жёстких рамках разгуляться творческой фантазии художника трудно: знаешь наперёд, что не дадут сделать своё, запретят, забракуют на ближайшем худсовете, не издадут. Создать свой индивидуальный стиль в таких условиях, когда требуется как раз стилевое однообразие– подвиг! А ведь наличие своего стиля – это как раз главная ценность любого художника (совершенно не важно, в какой технике он работает при этом). И потрясает тот факт, что стиль у Ники Гольц как раз был: её работы сразу опознаваемы из сотни других. И вот эти уникальные рисунки, выдающиеся из общей массы иллюстраций, принимали в издательствах!
Нечеловеческое трудолюбие, самоотдача и требовательность к качеству собственных иллюстраций – вот те основные качества, которые сопровождали Нику Георгиевну всю её долгую жизнь. Каждый свой день она отдавала творчеству: рисунок, рисунок и ещё раз рисунок - с чашки утреннего кофе до четырёх-пяти часов дня. «Время на обед было тратить жалко!» - признавалась она. Это потому, что уходит самая ценная часть дня для художника – световая, а при электрическом освещении работать акварелью не так хорошо, как при естественном. Но и по окончании рабочей части дня все мысли остаются с нарисованными за день персонажами: что-то где-то надо завтра утром изменить, исправить, дополнить…
В таких жёстких рамках разгуляться творческой фантазии художника трудно: знаешь наперёд, что не дадут сделать своё, запретят, забракуют на ближайшем худсовете, не издадут. Создать свой индивидуальный стиль в таких условиях, когда требуется как раз стилевое однообразие– подвиг! А ведь наличие своего стиля – это как раз главная ценность любого художника (совершенно не важно, в какой технике он работает при этом). И потрясает тот факт, что стиль у Ники Гольц как раз был: её работы сразу опознаваемы из сотни других. И вот эти уникальные рисунки, выдающиеся из общей массы иллюстраций, принимали в издательствах!
Нечеловеческое трудолюбие, самоотдача и требовательность к качеству собственных иллюстраций – вот те основные качества, которые сопровождали Нику Георгиевну всю её долгую жизнь. Каждый свой день она отдавала творчеству: рисунок, рисунок и ещё раз рисунок - с чашки утреннего кофе до четырёх-пяти часов дня. «Время на обед было тратить жалко!» - признавалась она. Это потому, что уходит самая ценная часть дня для художника – световая, а при электрическом освещении работать акварелью не так хорошо, как при естественном. Но и по окончании рабочей части дня все мысли остаются с нарисованными за день персонажами: что-то где-то надо завтра утром изменить, исправить, дополнить…
Гольц Ника Георгиевна (1925–2012) иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена «Гадкий утенок» 1990
Ника Георгиевна была очень самокритична (и без этой самокритики настоящий художник не растёт профессионально!): даже после выхода книг с её иллюстрациями, после выставок её работ ей часто хотелось вмешаться в тот или иной рисунок – перекроить целиком, или дополнить, или изменить какие-то мелкие детали («А вот здесь всё вообще надо было по-другому сделать!»). И это при том, что рисунок кажется зрителю безупречным!
В этом каторжном труде – поиске некой совершенной линии, создав которую уже можно будет уйти на заслуженный покой - прошла вся жизнь. Этому же поиску была отдана и жизнь отца Ники Георгиевны – Георгия Павловича Гольца, известного советского архитектора. Но мне кажется, что найти эту линию (цвет, звук), успокоиться, удовлетвориться достигнутым, остановиться ни один по-настоящему творческий человек никогда не сможет. И всегда его будет преследовать сожаление: как мало я сделал за всю жизнь!..
Рисовать Ника начала дома, под влиянием папы. «Папа был главным и первым учителем. Он рисовал для меня. Я рисовала рядом с ним. Папа поощрял моё рисование.» Георгий Павлович любил работать дома. Вся их небольшая квартирка из двух комнат (спальня и столовая-кабинет) в деревянном одноэтажном доме с мезонином по Мансуровскому переулку (не сохранился, дом 7, квартира 1) была завалена папиными чертежами, рисунками, проектами. Работать в Мансуровский переулок приходила вся папина архитектурная бригада; папу посещал знаменитый Жолтовский (они работали совместно над какими-то проектами). Маленькую Нику никогда не прогоняли, чертили и обсуждали проекты при ней. И вот эта творческая и одновременно по-настоящему рабочая атмосфера родительского дома не могла не отразиться на интересах Ники.
Ника Георгиевна была очень самокритична (и без этой самокритики настоящий художник не растёт профессионально!): даже после выхода книг с её иллюстрациями, после выставок её работ ей часто хотелось вмешаться в тот или иной рисунок – перекроить целиком, или дополнить, или изменить какие-то мелкие детали («А вот здесь всё вообще надо было по-другому сделать!»). И это при том, что рисунок кажется зрителю безупречным!
В этом каторжном труде – поиске некой совершенной линии, создав которую уже можно будет уйти на заслуженный покой - прошла вся жизнь. Этому же поиску была отдана и жизнь отца Ники Георгиевны – Георгия Павловича Гольца, известного советского архитектора. Но мне кажется, что найти эту линию (цвет, звук), успокоиться, удовлетвориться достигнутым, остановиться ни один по-настоящему творческий человек никогда не сможет. И всегда его будет преследовать сожаление: как мало я сделал за всю жизнь!..
Рисовать Ника начала дома, под влиянием папы. «Папа был главным и первым учителем. Он рисовал для меня. Я рисовала рядом с ним. Папа поощрял моё рисование.» Георгий Павлович любил работать дома. Вся их небольшая квартирка из двух комнат (спальня и столовая-кабинет) в деревянном одноэтажном доме с мезонином по Мансуровскому переулку (не сохранился, дом 7, квартира 1) была завалена папиными чертежами, рисунками, проектами. Работать в Мансуровский переулок приходила вся папина архитектурная бригада; папу посещал знаменитый Жолтовский (они работали совместно над какими-то проектами). Маленькую Нику никогда не прогоняли, чертили и обсуждали проекты при ней. И вот эта творческая и одновременно по-настоящему рабочая атмосфера родительского дома не могла не отразиться на интересах Ники.
Ника Гольц. Иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена «Стойкий оловянный солдатик». 1989.
Помимо высокого профессионализма папины коллеги (а папа – в первую очередь!) были «людьми исключительными, неимоверно талантливыми». Можно представить себе, насколько достойными были эти люди во всех отношениях, насколько развитыми духовно, насколько начитанными, какого уровня разговоры велись…
И, конечно, когда Ника Георгиевна называла своего отца учителем, это не означало, что он буквально стоял над ней и говорил, что и как правильно рисовать. Нет! Учила Нику и прививала ей любовь к работе сама атмосфера родительского дома. Атмосфера – лучший воспитатель! В случае с Никой ещё и прекрасные корни как со стороны отца, так и матери. Можно сказать, что, родившись именно в этой семье, судьба маленькой Ники была естественным образом предопределена.
Во время работы папа включал маленький радиоприёмник: ему нравилось работать под классическую музыку. Он сам играл на виолончели, его родная сестра Катя – тётя Ники – на фортепьяно (Катя жила в том же доме в Мансуровском в соседней квартире; этот дом до 1917 года был собственностью матери Георгия и Екатерины). Не отставала и мама Ники, Галина Николаевна Щеглова: она писала стихи, в молодости обучалась в частной танцевальной студии, играла в небольшом «местном» молодёжном театре здесь же, в Мансуровском (группа молодёжи просто снимала какое-то помещение, так было принято; в Мансуровском 3 в 1914 году так же «на птичьих правах» репетировали в съёмной комнате молодые актёры тогда ещё неизвестной студии Вахтангова). Кстати, там родители Ники и познакомились: мама - актриса, папа – театральный художник, декоратор спектаклей (Георгий Павлович всегда оставался архитектором, никогда не предавал своей основной профессии, но театр был его отдушиной, его постоянной любовью, как и классическая музыка, графика).
Помимо высокого профессионализма папины коллеги (а папа – в первую очередь!) были «людьми исключительными, неимоверно талантливыми». Можно представить себе, насколько достойными были эти люди во всех отношениях, насколько развитыми духовно, насколько начитанными, какого уровня разговоры велись…
И, конечно, когда Ника Георгиевна называла своего отца учителем, это не означало, что он буквально стоял над ней и говорил, что и как правильно рисовать. Нет! Учила Нику и прививала ей любовь к работе сама атмосфера родительского дома. Атмосфера – лучший воспитатель! В случае с Никой ещё и прекрасные корни как со стороны отца, так и матери. Можно сказать, что, родившись именно в этой семье, судьба маленькой Ники была естественным образом предопределена.
Во время работы папа включал маленький радиоприёмник: ему нравилось работать под классическую музыку. Он сам играл на виолончели, его родная сестра Катя – тётя Ники – на фортепьяно (Катя жила в том же доме в Мансуровском в соседней квартире; этот дом до 1917 года был собственностью матери Георгия и Екатерины). Не отставала и мама Ники, Галина Николаевна Щеглова: она писала стихи, в молодости обучалась в частной танцевальной студии, играла в небольшом «местном» молодёжном театре здесь же, в Мансуровском (группа молодёжи просто снимала какое-то помещение, так было принято; в Мансуровском 3 в 1914 году так же «на птичьих правах» репетировали в съёмной комнате молодые актёры тогда ещё неизвестной студии Вахтангова). Кстати, там родители Ники и познакомились: мама - актриса, папа – театральный художник, декоратор спектаклей (Георгий Павлович всегда оставался архитектором, никогда не предавал своей основной профессии, но театр был его отдушиной, его постоянной любовью, как и классическая музыка, графика).
Ника Георгиевна Гольц, иллюстрация к сказке Х.К.Андерсена
"Снежная королева".
После рождения единственной дочери маме пришлось совершенно оставить всё своё творчество – ради семьи. «Такая типичная женская судьба,» - говорила о ней Ника Георгиевна.
Может быть, именно по этой причине Ника не создала собственной семьи – хотелось отдаться полностью любимому делу, не отвлекаться на быт. Ника знала, что работа – главное в жизни её отца, что семья, пусть очень любимая, но… как бы на втором плане. «Папа всегда служил искусству!» Служение искусству – это полная самоотдача и самозабвение, на которые способен далеко не каждый творческий человек. Многим сейчас кажется, что это удел юродивых, «ушибленных» людей, с явными психическими отклонениями, неадекватных… Нет, Георгий Павлович был абсолютно полноценным, прекрасно образованным, разносторонне развитым, энергичным и общительным человеком. Просто… архитектура была его любовью и призванием всю жизнь, его неугасимым интересом.
В этом смысле Ника пошла по стопам отца – её преданность рисунку и иллюстрации стали пожизненными. Самая близкая подруга Ники, Таня Лившиц, живописец, была из той же породы людей: полная самоотдача любимому делу.
Семья заранее была принесена в жертву.
А может быть, причина банальна: после такого удивительного папы очень трудно психологически впустить в свою жизнь другого мужчину, мужа. Невольно сравниваешь, невольно примеряешь будущего кандидата к персоне отца. Кандидат неизбежно проигрывает, увы. Хороший отец – чересчур высокая планка.
Жизнь Никиного отца сложилась трагически. Дело здесь не только в том, что он погиб в самом расцвете своего таланта (его сбила машина на Садовом кольце; ему было 53 года): он всю жизнь искал некую новую совершенную архитектурную форму, которая могла бы буквально «успокоить его глаз», которая была бы одновременно и актуальной, и классической, но этим поискам не суждено было дойти до победного финала.
Тем не менее ему присвоили звание академика архитектуры, после его гибели мама Ники получала весьма солидную государственную пенсию за мужа.
"Снежная королева".
После рождения единственной дочери маме пришлось совершенно оставить всё своё творчество – ради семьи. «Такая типичная женская судьба,» - говорила о ней Ника Георгиевна.
Может быть, именно по этой причине Ника не создала собственной семьи – хотелось отдаться полностью любимому делу, не отвлекаться на быт. Ника знала, что работа – главное в жизни её отца, что семья, пусть очень любимая, но… как бы на втором плане. «Папа всегда служил искусству!» Служение искусству – это полная самоотдача и самозабвение, на которые способен далеко не каждый творческий человек. Многим сейчас кажется, что это удел юродивых, «ушибленных» людей, с явными психическими отклонениями, неадекватных… Нет, Георгий Павлович был абсолютно полноценным, прекрасно образованным, разносторонне развитым, энергичным и общительным человеком. Просто… архитектура была его любовью и призванием всю жизнь, его неугасимым интересом.
В этом смысле Ника пошла по стопам отца – её преданность рисунку и иллюстрации стали пожизненными. Самая близкая подруга Ники, Таня Лившиц, живописец, была из той же породы людей: полная самоотдача любимому делу.
Семья заранее была принесена в жертву.
А может быть, причина банальна: после такого удивительного папы очень трудно психологически впустить в свою жизнь другого мужчину, мужа. Невольно сравниваешь, невольно примеряешь будущего кандидата к персоне отца. Кандидат неизбежно проигрывает, увы. Хороший отец – чересчур высокая планка.
Жизнь Никиного отца сложилась трагически. Дело здесь не только в том, что он погиб в самом расцвете своего таланта (его сбила машина на Садовом кольце; ему было 53 года): он всю жизнь искал некую новую совершенную архитектурную форму, которая могла бы буквально «успокоить его глаз», которая была бы одновременно и актуальной, и классической, но этим поискам не суждено было дойти до победного финала.
Тем не менее ему присвоили звание академика архитектуры, после его гибели мама Ники получала весьма солидную государственную пенсию за мужа.
Ника Гольц. Иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена «Свинопас». 1991.
Ника считала, что папа был человеком театра… А может быть, если служишь искусству, то… не разделяешь его «на виды и отрасли»; если уж присягнул карандашу и бумаге, то будь верен во всём и везде своим богам. Универсальный талант – редкость, но, может быть, Георгий Павлович Гольц и есть тот самый редкий случай, когда человек мог изобразить на бумаге всё (и всё – удачно): политическую карикатуру, городской пейзаж, театральный костюм, памятный монумент? Главное – уметь хорошо рисовать…
Ника считала, что папа был человеком театра… А может быть, если служишь искусству, то… не разделяешь его «на виды и отрасли»; если уж присягнул карандашу и бумаге, то будь верен во всём и везде своим богам. Универсальный талант – редкость, но, может быть, Георгий Павлович Гольц и есть тот самый редкий случай, когда человек мог изобразить на бумаге всё (и всё – удачно): политическую карикатуру, городской пейзаж, театральный костюм, памятный монумент? Главное – уметь хорошо рисовать…
Ника Гольц. «Маленький принц»
Первые школьные годы Ники прошли в обычной общеобразовательной школе в Обыденском переулке, недалеко от её родительского дома (эта школа выросла из гимназии Эмилия Репешинского, располагавшейся здесь до революции).
В 1939 (38?) году в Москве открыли первую среднеобразовательную художественную школу (МСШХ) для одарённых детей - уникальное учебное заведение, существующее в изменённом виде по сей день – со специальными классами рисунка, живописи и лепки. Дали объявление по всесоюзному радио, разослали письма во все рисовальные студии СССР: при школе сразу же предполагалось общежитие-интернат для тех детей, которые приедут в Москву учиться издалека. Первым адресом школы была Каляевская улица; впоследствии школа неоднократно переезжала. Поступить же в школу можно было только на конкурсной основе.
Нику приняли.
Первые школьные годы Ники прошли в обычной общеобразовательной школе в Обыденском переулке, недалеко от её родительского дома (эта школа выросла из гимназии Эмилия Репешинского, располагавшейся здесь до революции).
В 1939 (38?) году в Москве открыли первую среднеобразовательную художественную школу (МСШХ) для одарённых детей - уникальное учебное заведение, существующее в изменённом виде по сей день – со специальными классами рисунка, живописи и лепки. Дали объявление по всесоюзному радио, разослали письма во все рисовальные студии СССР: при школе сразу же предполагалось общежитие-интернат для тех детей, которые приедут в Москву учиться издалека. Первым адресом школы была Каляевская улица; впоследствии школа неоднократно переезжала. Поступить же в школу можно было только на конкурсной основе.
Нику приняли.
Ника Гольц «Черная курица или подземные жители»
Чуть раньше Ники в школу поступили её ровесницы Таня Лившиц, Роша Натапова, Клара Власова… Все четверо станут подругами и коллегами на всю жизнь, особенно близкой будет Таня. Последние 30 лет Ника и Таня будут работать вместе в одной мастерской, вместе путешествовать по Европе, иметь общих друзей, вместе выставляться. Ника переживёт Таню всего на два года, но после её смерти уже не встанет – откажут ноги.
В июне 1941 года директору школы Н.А.Карренбергу удалось оперативно эвакуировать школу в Башкирию. Эшелон с учениками шёл на восток практически наугад: в некоторых городах школе отказывали в размещении, но главное, что детей увозили дальше от войны.
В итоге принять учащихся согласилось русскоязычное старообрядческое село Воскресенское, которое стало для ребят домом на ближайшие три года. Ника прожила в Воскресенском немного меньше остальных детей: папина Академия архитектуры была эвакуирована в Чимкент; папа приехал за Никой в Башкирию; в Чимкенте Ника заканчивала обычную общеобразовательную школу. Ей было на тот момент 17 лет.
Кстати, в Чимкенте папа рисовал акварелью прекрасные воздушные пейзажи города. А какие у Георгия Павловича были замечательные рисунки в простом и цветном карандашах! И это помимо его рабочих чертежей зданий.
Ника знала: как только она сможет вернуться в Москву – она тут же подаст документы в Суриковский институт. Не примут – пойдёт работать в зоопарк, а через год будет опять поступать в Суриковский.
Чуть раньше Ники в школу поступили её ровесницы Таня Лившиц, Роша Натапова, Клара Власова… Все четверо станут подругами и коллегами на всю жизнь, особенно близкой будет Таня. Последние 30 лет Ника и Таня будут работать вместе в одной мастерской, вместе путешествовать по Европе, иметь общих друзей, вместе выставляться. Ника переживёт Таню всего на два года, но после её смерти уже не встанет – откажут ноги.
В июне 1941 года директору школы Н.А.Карренбергу удалось оперативно эвакуировать школу в Башкирию. Эшелон с учениками шёл на восток практически наугад: в некоторых городах школе отказывали в размещении, но главное, что детей увозили дальше от войны.
В итоге принять учащихся согласилось русскоязычное старообрядческое село Воскресенское, которое стало для ребят домом на ближайшие три года. Ника прожила в Воскресенском немного меньше остальных детей: папина Академия архитектуры была эвакуирована в Чимкент; папа приехал за Никой в Башкирию; в Чимкенте Ника заканчивала обычную общеобразовательную школу. Ей было на тот момент 17 лет.
Кстати, в Чимкенте папа рисовал акварелью прекрасные воздушные пейзажи города. А какие у Георгия Павловича были замечательные рисунки в простом и цветном карандашах! И это помимо его рабочих чертежей зданий.
Ника знала: как только она сможет вернуться в Москву – она тут же подаст документы в Суриковский институт. Не примут – пойдёт работать в зоопарк, а через год будет опять поступать в Суриковский.
Ника Гольц. Иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена «Снежная королева».
Обстоятельства сложились так, что Нику приняли сразу, с первого раза, а её одноклассники, вернувшиеся из эвакуации годом позже, были зачислены в тот же Суриковский без экзаменов. Это был своеобразный бонус от руководства Института (а может быть, специальный указ Правительства) – некая моральная компенсация за все трудности эвакуации, которые легли на плечи подростков.
Кстати, Ника поступила на монументальное отделение Института: мне кажется, она предполагала в будущем работать вместе с папой (украшать своими панно фасады и интерьеры спроектированных папой зданий). Монументалист – особое направление. Ты художник, но должен отлично знать и чувствовать архитектуру, потому что твоё поле деятельности – не холст, не бумага, а стена.
Обстоятельства сложились так, что Нику приняли сразу, с первого раза, а её одноклассники, вернувшиеся из эвакуации годом позже, были зачислены в тот же Суриковский без экзаменов. Это был своеобразный бонус от руководства Института (а может быть, специальный указ Правительства) – некая моральная компенсация за все трудности эвакуации, которые легли на плечи подростков.
Кстати, Ника поступила на монументальное отделение Института: мне кажется, она предполагала в будущем работать вместе с папой (украшать своими панно фасады и интерьеры спроектированных папой зданий). Монументалист – особое направление. Ты художник, но должен отлично знать и чувствовать архитектуру, потому что твоё поле деятельности – не холст, не бумага, а стена.
Ника Гольц. Иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена «Девочка со спичками».
В Суриковском Ника попала в мастерскую к Николаю Михайловичу Чернышёву (1885-1973), которого она боготворили как педагога и как человека. О Чернышёве надо писать отдельную книгу: ученик Валентина Серова, автор исследований по русским фрескам, мозаичист. К сожалению, из-за идеологических разногласий с руководством Института Чернышёв покинул стены данного учебного заведения. В последствии его в принципе лишили права преподавать в ВУЗах. Но Ника успела «взять» от талантливого педагога всё возможное. Под его руководством Ника готовила себя к масштабной деятельности (Ника – такая хрупкая, щуплая, «дохленькая», как она сама о себе говорила – от рождения): масштабные панно на стенах зданий.
Увы, Нике удалось реализовать одно единственное своё панно – детский музыкальный театр Наталии Сац в Москве (там ею была расписана одна большая стена общей площадью 100 кв.метров, куда были вставлены два панно по эскизам папы). Это было уже после смерти папы… Не в память ли о нём была выполнена эта работа? В память о папиной любви к Театру…
После смерти папы двадцатилетняя Ника стала главой семьи. Мама была совершенно разбита папиной гибелью, особенно после того, как стало понятно – это был не несчастный случай, а заказное убийство. Георгия Павловича просто убрали как неугодного. Он в то время руководил архитектурной мастерской Моссовета, молодые архитекторы очень прислушивались к мнению Георгия Павловича. И это при том, что вступать в партию он отказывался…
Надо было содержать себя, маму, московскую квартиру, дачу под Истрой в посёлке НИЛ («Наука», «Литература», «Искусство»), которую папа начал строить по собственному проекту ещё в 1938 году…
Я вот сейчас подумала: почему Ника не захотела брать заказы на монументальную живопись согласно своему основному образованию? Ведь это оплачивалось гораздо лучше, чем иллюстрация. Может быть, смерть папы так изменила её отношение к профессии? Было больно касаться всего того, что составляло папину жизнь?
А может быть, её, Нику, как дочь Георгия Павловича Гольца, не очень-то «хотели брать в компанию»?.. Это был конец сороковых-начало пятидесятых…
В Суриковском Ника попала в мастерскую к Николаю Михайловичу Чернышёву (1885-1973), которого она боготворили как педагога и как человека. О Чернышёве надо писать отдельную книгу: ученик Валентина Серова, автор исследований по русским фрескам, мозаичист. К сожалению, из-за идеологических разногласий с руководством Института Чернышёв покинул стены данного учебного заведения. В последствии его в принципе лишили права преподавать в ВУЗах. Но Ника успела «взять» от талантливого педагога всё возможное. Под его руководством Ника готовила себя к масштабной деятельности (Ника – такая хрупкая, щуплая, «дохленькая», как она сама о себе говорила – от рождения): масштабные панно на стенах зданий.
Увы, Нике удалось реализовать одно единственное своё панно – детский музыкальный театр Наталии Сац в Москве (там ею была расписана одна большая стена общей площадью 100 кв.метров, куда были вставлены два панно по эскизам папы). Это было уже после смерти папы… Не в память ли о нём была выполнена эта работа? В память о папиной любви к Театру…
После смерти папы двадцатилетняя Ника стала главой семьи. Мама была совершенно разбита папиной гибелью, особенно после того, как стало понятно – это был не несчастный случай, а заказное убийство. Георгия Павловича просто убрали как неугодного. Он в то время руководил архитектурной мастерской Моссовета, молодые архитекторы очень прислушивались к мнению Георгия Павловича. И это при том, что вступать в партию он отказывался…
Надо было содержать себя, маму, московскую квартиру, дачу под Истрой в посёлке НИЛ («Наука», «Литература», «Искусство»), которую папа начал строить по собственному проекту ещё в 1938 году…
Я вот сейчас подумала: почему Ника не захотела брать заказы на монументальную живопись согласно своему основному образованию? Ведь это оплачивалось гораздо лучше, чем иллюстрация. Может быть, смерть папы так изменила её отношение к профессии? Было больно касаться всего того, что составляло папину жизнь?
А может быть, её, Нику, как дочь Георгия Павловича Гольца, не очень-то «хотели брать в компанию»?.. Это был конец сороковых-начало пятидесятых…
Иллюстрация к сказке Г.-Х. Андерсена «Принцесса на горошине».
Иллюстрирование детской литературы – вот куда она спрячется от всех бед и сомнений.
Но сначала будут открытки по сказкам Андерсена и детские журналы (как же прямо-таки стандартен был и остаётся этот путь для многих художников, ищущих халтуры ради хоть какого-то куска хлеба и хоть капельки репутации!).
Вообще эта сказочная тема окажется неисчерпаемой для Ники. К Андерсену она будет возвращаться всю жизнь. Её первая тонюсенькая книга, первый заказ в Детгизе – «Стойкий оловянный солдатик», - которому она была бесконечно рада, вышла отдельной книжечкой небольшого формата в 1956 году. Этот первый заказ был большой победой для Ники. Ей было на тот момент 31 год. Её мастерство ещё только «набирало обороты»; рука Ники, хоть и рука Мастера, ещё не так узнаваема в этой её первой книжной графике. Гольц – ещё не Гольц!
Иллюстрирование детской литературы – вот куда она спрячется от всех бед и сомнений.
Но сначала будут открытки по сказкам Андерсена и детские журналы (как же прямо-таки стандартен был и остаётся этот путь для многих художников, ищущих халтуры ради хоть какого-то куска хлеба и хоть капельки репутации!).
Вообще эта сказочная тема окажется неисчерпаемой для Ники. К Андерсену она будет возвращаться всю жизнь. Её первая тонюсенькая книга, первый заказ в Детгизе – «Стойкий оловянный солдатик», - которому она была бесконечно рада, вышла отдельной книжечкой небольшого формата в 1956 году. Этот первый заказ был большой победой для Ники. Ей было на тот момент 31 год. Её мастерство ещё только «набирало обороты»; рука Ники, хоть и рука Мастера, ещё не так узнаваема в этой её первой книжной графике. Гольц – ещё не Гольц!
Ника Гольц. Иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена "Оле-Лукойе". 1999
Заказы от Детгиза Ника Георгиевна вскоре стала получать регулярно. Но не на все предложения она отвечала согласием: если она знала, что по выбранному руководством произведению уже существуют безупречные – по её мнению – иллюстрации другого художника, то она отклоняла заказ. «Чужие хорошие иллюстрации меня сбивали!» По-моему, это понятная реакция профессионального иллюстратора: конечно, можно создавать героев заново, но, если ты чувствуешь, что кто-то до тебя их уже создал и создал гениально – лучше, наверное, не пытаться «переплюнуть» коллег, а иметь уважение к чужому труду.
Я, например, не совсем понимаю, как можно создать образ нового Буратино или нового Незнайки? А вот Баба Яга или Царевна Лягушка вполне стерпят новые модификации.
Как сегодня не хватает этого понимания и уважения к уже созданным образам героев старых детских книг, выдержавших испытание временем! В погоне за заработком иллюстраторы плодят великое множество бездарных и даже отвратительных новых работ, которые не только не приносят эстетического удовлетворения зрителю, но даже отталкивают от хорошо знакомой книги.
У Ники Георгиевны одним из любимейших произведений стала сказка Антония Погорельского «Чёрная курица». До неё данное произведение уже иллюстрировалось, но в данном случае, видимо, она почувствовала, что её иллюстрации смогут быть не менее интересными. К одним и тем же событиям сказки она создавала по нескольку вариантов иллюстраций – искала идеальное «положение дел», не могла довольствоваться найденной композицией. Однако для зрительского глаза все они кажутся безупречными.
Заказы от Детгиза Ника Георгиевна вскоре стала получать регулярно. Но не на все предложения она отвечала согласием: если она знала, что по выбранному руководством произведению уже существуют безупречные – по её мнению – иллюстрации другого художника, то она отклоняла заказ. «Чужие хорошие иллюстрации меня сбивали!» По-моему, это понятная реакция профессионального иллюстратора: конечно, можно создавать героев заново, но, если ты чувствуешь, что кто-то до тебя их уже создал и создал гениально – лучше, наверное, не пытаться «переплюнуть» коллег, а иметь уважение к чужому труду.
Я, например, не совсем понимаю, как можно создать образ нового Буратино или нового Незнайки? А вот Баба Яга или Царевна Лягушка вполне стерпят новые модификации.
Как сегодня не хватает этого понимания и уважения к уже созданным образам героев старых детских книг, выдержавших испытание временем! В погоне за заработком иллюстраторы плодят великое множество бездарных и даже отвратительных новых работ, которые не только не приносят эстетического удовлетворения зрителю, но даже отталкивают от хорошо знакомой книги.
У Ники Георгиевны одним из любимейших произведений стала сказка Антония Погорельского «Чёрная курица». До неё данное произведение уже иллюстрировалось, но в данном случае, видимо, она почувствовала, что её иллюстрации смогут быть не менее интересными. К одним и тем же событиям сказки она создавала по нескольку вариантов иллюстраций – искала идеальное «положение дел», не могла довольствоваться найденной композицией. Однако для зрительского глаза все они кажутся безупречными.
Иллюстрация к сказке Г.Х. Андерсена «Гадкий утенок» 1990
Очень много у Ники Георгиевны работ по произведениям Андерсена. Она ездила в Данию (вместе с Татьяной), показывала свои работы датским издателям. В Дании охотно смотрели, но в печать не брали – в Дании видят произведения Андерсена по-другому. «Мой Андерсен – это русский Андерсен. У них, в Дании – свой!» - говорила Ника Георгиевна.
Точно такая же история произошла с иллюстрированием Гофмана.
Очень много у Ники Георгиевны работ по произведениям Андерсена. Она ездила в Данию (вместе с Татьяной), показывала свои работы датским издателям. В Дании охотно смотрели, но в печать не брали – в Дании видят произведения Андерсена по-другому. «Мой Андерсен – это русский Андерсен. У них, в Дании – свой!» - говорила Ника Георгиевна.
Точно такая же история произошла с иллюстрированием Гофмана.
О. Пройслер "Маленькое Привидение". Иллюстратор Ника Гольц
Когда ей предложили иллюстрировать Маленького принца, она согласилась только при условии, что в очередном издании будут сохранены рисунки самого автора, Сент-Экзюпери: уже имеющиеся авторские рисунки – неотъемлемая часть повествования, они дополняют текст, их ни в коем случае нельзя выбрасывать… Стараться «переплюнуть» автора литературного произведения по части рисунка – глупость. Ника Георгиевна была большим профессионалом и хорошо это понимала. Для её Маленького принца нашлась прекрасная модель – белокурый мальчик Ваня, который был призван к Нике Георгиевне домой позировать. Так книгу и издали – с рисунками обоих иллюстраторов. Кроме того, Ника Георгиевна сделала для книги портрет самого Экзюпери: он - пилот, сидит в авиационном шлеме в кабине своего самолёта…
Когда ей предложили иллюстрировать Маленького принца, она согласилась только при условии, что в очередном издании будут сохранены рисунки самого автора, Сент-Экзюпери: уже имеющиеся авторские рисунки – неотъемлемая часть повествования, они дополняют текст, их ни в коем случае нельзя выбрасывать… Стараться «переплюнуть» автора литературного произведения по части рисунка – глупость. Ника Георгиевна была большим профессионалом и хорошо это понимала. Для её Маленького принца нашлась прекрасная модель – белокурый мальчик Ваня, который был призван к Нике Георгиевне домой позировать. Так книгу и издали – с рисунками обоих иллюстраторов. Кроме того, Ника Георгиевна сделала для книги портрет самого Экзюпери: он - пилот, сидит в авиационном шлеме в кабине своего самолёта…
Иллюстрации для сказки "Дикие лебеди" Ханса Кристиана Андерсена
Вообще рисунки Гольц не пёстрые, скорее – монохромные (большинство из них), что не мешает им, конечно же, быть прекрасными и очень стильными. Много серого, чёрно-белого, охры… Много просто белой бумаги, которая даёт лишь намёк на подразумеваемый художником предмет, без внутренней прорисовки мелких деталей, что бывает даже интереснее «готового изделия». Однако такие «романтические намёки» в эпоху перестройки издателей перестали устраивать. «Нам сейчас нужно что-то поярче и попушистее!» - говорили Нике Георгиевне.
Вот так был отклонён её Щелкунчик. Прекрасные иллюстрации Ника Георгиевна убрала в стол.
Вообще рисунки Гольц не пёстрые, скорее – монохромные (большинство из них), что не мешает им, конечно же, быть прекрасными и очень стильными. Много серого, чёрно-белого, охры… Много просто белой бумаги, которая даёт лишь намёк на подразумеваемый художником предмет, без внутренней прорисовки мелких деталей, что бывает даже интереснее «готового изделия». Однако такие «романтические намёки» в эпоху перестройки издателей перестали устраивать. «Нам сейчас нужно что-то поярче и попушистее!» - говорили Нике Георгиевне.
Вот так был отклонён её Щелкунчик. Прекрасные иллюстрации Ника Георгиевна убрала в стол.
«Сказка о рыбаке и рыбке»
Однако времена меняются! В 2004 году Ника Гольц была удостоена Серебряной медали Академии художеств за иллюстрирование сборника ею любимого Андерсена «Большая книга лучших сказок Андерсена». В 2006 году она абсолютно заслуженно была включена в Почётный список художников-иллюстраторов детской книги Международного совета по детской книге.
Однако времена меняются! В 2004 году Ника Гольц была удостоена Серебряной медали Академии художеств за иллюстрирование сборника ею любимого Андерсена «Большая книга лучших сказок Андерсена». В 2006 году она абсолютно заслуженно была включена в Почётный список художников-иллюстраторов детской книги Международного совета по детской книге.
«Гадкий утёнок»
Премию Андерсена (или Золотую медаль Андерсена) Ника Георгиевна не получала: такую высокую награду из всех отечественных иллюстраторов получила только Татьяна Маврина в 1976 году. Ника Георгиевна имела только Почётный диплом (Китай, Макао, 2006 год) за иллюстрации «Большой книги», что тоже является очень почётной наградой.
Андерсен вёл её всю жизнь!
Премию Андерсена (или Золотую медаль Андерсена) Ника Георгиевна не получала: такую высокую награду из всех отечественных иллюстраторов получила только Татьяна Маврина в 1976 году. Ника Георгиевна имела только Почётный диплом (Китай, Макао, 2006 год) за иллюстрации «Большой книги», что тоже является очень почётной наградой.
Андерсен вёл её всю жизнь!
"Маленький принц"
Ника Георгиевна делала иллюстрации и для себя, для души, не на заказ, но всегда при этом надеясь, что однажды эти работы увидят свет, дойдут до зрителя.
В день выхода очередной книги радость почти всегда была омрачена… качеством полиграфии. Особенно в советские времена! Увы, другого качества печати не было. Самые выдающиеся, самые гениальные рисунки при печати теряли по сравнению с оригиналом такое количество прекрасных графических и цветовых подробностей (хорошо различимых при экспонировании на выставках их подлинников), что иллюстраторы только хватались за голову. Печатный станок и качество книжной бумаги не только искажало первоначальную линии, её напор, её чёткость, яркость, энергию, но главное – искажён и передан как бы в пол силы оказывался цвет.
Конечно, юный читатель этого не замечал…
Но сам автор этого не заметить не мог. Напечатанная в книге иллюстрация казалась как будто вовсе и не его рук творение. А ведь книги и открытки выпускались в СССР государственными издательствами миллионными тиражами! К сожалению, именно такую Гольц массовый читатель видел практически всю её творческую жизнь. Полиграфия книг (массовая) стала приемлемой по качеству печати только последние 10-15 лет. К счастью, Ника Георгиевна застала это чудо.
В этом смысле посещать выставки художников-иллюстраторов вредно: их иллюстрации в книгах кажутся потом как будто бракованными, прямо-таки не хочется после этого в книжку заглядывать. И мне очень понятно желание коллекционеров непременно иметь подлинник растиражированной иллюстрации: человек хочет насладиться настоящим цветом, настоящей линией, настоящей атмосферой рисунка, которые никакая полиграфия удовлетворительно передать не может.
Ника Георгиевна делала иллюстрации и для себя, для души, не на заказ, но всегда при этом надеясь, что однажды эти работы увидят свет, дойдут до зрителя.
В день выхода очередной книги радость почти всегда была омрачена… качеством полиграфии. Особенно в советские времена! Увы, другого качества печати не было. Самые выдающиеся, самые гениальные рисунки при печати теряли по сравнению с оригиналом такое количество прекрасных графических и цветовых подробностей (хорошо различимых при экспонировании на выставках их подлинников), что иллюстраторы только хватались за голову. Печатный станок и качество книжной бумаги не только искажало первоначальную линии, её напор, её чёткость, яркость, энергию, но главное – искажён и передан как бы в пол силы оказывался цвет.
Конечно, юный читатель этого не замечал…
Но сам автор этого не заметить не мог. Напечатанная в книге иллюстрация казалась как будто вовсе и не его рук творение. А ведь книги и открытки выпускались в СССР государственными издательствами миллионными тиражами! К сожалению, именно такую Гольц массовый читатель видел практически всю её творческую жизнь. Полиграфия книг (массовая) стала приемлемой по качеству печати только последние 10-15 лет. К счастью, Ника Георгиевна застала это чудо.
В этом смысле посещать выставки художников-иллюстраторов вредно: их иллюстрации в книгах кажутся потом как будто бракованными, прямо-таки не хочется после этого в книжку заглядывать. И мне очень понятно желание коллекционеров непременно иметь подлинник растиражированной иллюстрации: человек хочет насладиться настоящим цветом, настоящей линией, настоящей атмосферой рисунка, которые никакая полиграфия удовлетворительно передать не может.
«Дикие лебеди»
Для Ники Георгиевны своеобразным объектом поклонения была не только книжная графика (отдельные листы бумаги «с чем-то нарисованным на них»), но Детская Книга целиком как явление современной цивилизации. Этот неразлучимый союз текста и соответствующего рисунка, их взаимное сплетение, проникновение, дополнение, их диалог, их стилевое соответствие одного другому. «Я располагаю картинку справа на развороте, не слева, как учил Фаворский… Я хочу, чтобы текст книги разбивался о мою иллюстрацию!..»
Каким делать будущий рисунок – техника, графический материал, общая цветовая гамма – это всегда зависело от самого произведения, это диктовалось произведением. «Нельзя иллюстрировать Гофмана так же, как Пушкина», - говорила Ника Георгиевна. Очень жаль, что она никогда и нигде не давала никаких мастер-классов и не читала специальных курсов – вот уж кому было, чем поделиться с будущими иллюстраторами, несмотря на то, что Ника Георгиевна, по сути, была гениальным иллюстратором-самоучкой. Её умение хорошо рисовать, этот главный её талант (как и её отца), позволил ей достичь таких вершин в своей профессии (по образованию она так и оставалась художником-монументалистом).
У Ники Георгиевны была очень высокая культура речи – семейное воспитание, полученное в детстве.
Ника Георгиевна говорила, что преподавать её не приглашали. Но мне кажется, что она рада была этому не-приглашению: это отняло бы её драгоценное время от собственного творчества (преподаванию надо так же отдаваться целиком, как и творчеству, а красть время то у одного, то у другого – нечестно, получаются в итоге полуфабрикаты). Подруги Ники вспоминали, что ни на одном дне рождении, ни на одном банкете, юбилее она никогда не задерживалась допоздна: надо домой, надо подумать над очередной иллюстрацией, надо… успеть сегодня подержать карандаш в руках. Мне почему-то кажется, что именно в таком режиме жил и работал её отец-архитектор.
Для Ники Георгиевны своеобразным объектом поклонения была не только книжная графика (отдельные листы бумаги «с чем-то нарисованным на них»), но Детская Книга целиком как явление современной цивилизации. Этот неразлучимый союз текста и соответствующего рисунка, их взаимное сплетение, проникновение, дополнение, их диалог, их стилевое соответствие одного другому. «Я располагаю картинку справа на развороте, не слева, как учил Фаворский… Я хочу, чтобы текст книги разбивался о мою иллюстрацию!..»
Каким делать будущий рисунок – техника, графический материал, общая цветовая гамма – это всегда зависело от самого произведения, это диктовалось произведением. «Нельзя иллюстрировать Гофмана так же, как Пушкина», - говорила Ника Георгиевна. Очень жаль, что она никогда и нигде не давала никаких мастер-классов и не читала специальных курсов – вот уж кому было, чем поделиться с будущими иллюстраторами, несмотря на то, что Ника Георгиевна, по сути, была гениальным иллюстратором-самоучкой. Её умение хорошо рисовать, этот главный её талант (как и её отца), позволил ей достичь таких вершин в своей профессии (по образованию она так и оставалась художником-монументалистом).
У Ники Георгиевны была очень высокая культура речи – семейное воспитание, полученное в детстве.
Ника Георгиевна говорила, что преподавать её не приглашали. Но мне кажется, что она рада была этому не-приглашению: это отняло бы её драгоценное время от собственного творчества (преподаванию надо так же отдаваться целиком, как и творчеству, а красть время то у одного, то у другого – нечестно, получаются в итоге полуфабрикаты). Подруги Ники вспоминали, что ни на одном дне рождении, ни на одном банкете, юбилее она никогда не задерживалась допоздна: надо домой, надо подумать над очередной иллюстрацией, надо… успеть сегодня подержать карандаш в руках. Мне почему-то кажется, что именно в таком режиме жил и работал её отец-архитектор.
Нике Георгиевне в своём доме не от кого было «занавешиваться». Хорошо это или плохо – не знаю. Но в итоге это одиночество и свобода ото всех помогли ей оставить после себя такое огромное количество прекрасных работ. Роша Натапова с грустью сказала о подруге: «Пока человек живёт, тебе и не видно, сколько всего он сделал.»
Автор Вера Мельникова. Опубликовано в сокращении.
Ника Гольц в программе "Имена"
https://ok.ru/video/8974763439
Автор Вера Мельникова. Опубликовано в сокращении.
Ника Гольц в программе "Имена"
https://ok.ru/video/8974763439
21:30
Следующая публикация
Комментарии 1