«Одиннадцатого августа – в Коктебеле – в двенадцать часов пополудни – скончался поэт Максимилиан Волошин. В полдень: в свой час. В полдень, когда солнце в самом зените, то есть на самом темени. В час, когда тень побеждена телом, а тело растворено в теле мира. В свой час, в волошинский час.

В свой любимый час природы, ибо 11 августа (по-старому конец июля), – полдень года, самое сердце лета. В самый свой час Коктебеля. В облике того солнца, которое, как Бог, глядит на тебя неустанно. И на которое глядеть нельзя».

Он завещал похоронить себя на высоком холме над морем, откуда открывался вид на коктебельскую долину, с голубовато-лиловыми горами и мысами, окаймленными белой пеной прибоя, и на далекий дом Волошиных с деревянной башенкой, и даже на дельфинов, движущихся цепочкой через бухту.

С каждым днём все диче и все глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит:
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Тёмен жребий русского поэта:
Неисповедимый рок ведёт
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца, – Русь!
И на дне твоих подвалов сгину,
Иль в кровавой луже поскользнусь, –
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
1922г., Коктебель.

«Смерть не страшила его, - вспоминала Евгения Герцык, - быть может, в иные дни в глубине влекла, как того, чей дух полон, мысль додумана».

Теперь я мёртв. Я стал строками книги
В твоих руках…
И сняты с плеч твоих любви вериги,
Но жгуч мой прах.
Меня отныне можно в час тревоги
Перелистать,
Но сохранят всегда твои дороги
Мою печать.
Похоронил я сам себя в гробницы
Стихов моих,
Но вслушайся – ты слышишь пенье птицы?
Он жив – мой стих!
Не отходи смущённой Магдалиной –
Мой гроб не пуст…
Коснись единый раз на миг единый устами уст...
1910 г. МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН

Как некий юноша, в скитаньях без возврата
Иду из края в край и от костра к костру…
Я в каждой девушке предчувствую сестру
И между юношей ищу напрасно брата.
Щемящей радостью душа моя объята;
Я верю в жизнь, и в сон, и в правду, и в игру,
И знаю, что приду к отцовскому шатру,
Где ждут меня мои и где я жил когда-то.
Бездомный долгий путь назначен мне судьбой…
Пускай другим он чужд… я не зову с собой —
Я странник и поэт, мечтатель и прохожий.
Любимое со мной. Минувшего не жаль.
А ты, что за плечом, — со мною тайно схожий, -
Несбыточной мечтой сильнее жги и жаль! МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН