Идут океанские будни. То гризайльно-серые, то искристо-радужные, как вчера. Первое, что я увидел – радуга над половиной океана, нагромождение кучевых облаков, вырастающих до громадных разноцветно-веселых туч. Океан спокоен. Свинцово-сер под чистым небом, золотист под облаками. Местами между тучами и океаном сплошные столбы бледно-фиолетового цвета, такого же, как нижняя часть туч – тропические ливни. Под вечер один такой ненадолго захватил нас. Дождинки мелкие, почти пыль, но промок я мгновенно.

Часть ночи мы с самым молодым коллегой-геологом провели на вахте у изолятора, где Айболит поселил наш аденский улов. До этого вечером в столовой команды танзанийцы вместе с нами смотрели фильм «Две строчки мелким шрифтом». Столовая – это помещение многофункциональное. Там младшие командиры и рядовой состав завтракают, обедают, полдничают, ужинают.

Там же проводятся разного рода собрания вроде того, что было на отходе. Там же в минувшие годы устраивался кинозал, в котором с помощью трещащего кинопроектора «Украина» можно было посмотреть относительно свежие (10–15-летней давности) кинофильмы. На танзанийцев фильм впечатления не произвел. Слишком много надо знать из истории СССР, КПСС, чтобы понять происходящее. Думаю, что на гостей большее впечатление произвел выбор фильма. Два или три фильма начинали демонстрировать, но тут же кто-нибудь требовал заменить. Это почти новгородское вече, видимо, произвело на них большее впечатление.

А потом с часу до трех (естественно, ночи, днем бы это было с тринадцати до пятнадцати) мы, сменив другую пару вахтенных, ходили, сидели, стояли возле изолятора. На всякий случай. Помните «Пиратов ХХ века»? Там ведь тоже спасли утопающего. В общем, мы по очереди служили пограничниками на границе свободного Советского Союза и временно «аннексированной» Танзанией нашей территории. Незадолго до нашей вахты помпа, нет, в данном случае лучше по формальному званию, а не по народному наименованию, первый помощник капитана сказал мне, что проблемой передачи танзанийцев на сушу занимается МИД СССР, что переговоры ведутся со Шри-Ланкой о высадке их в Коломбо. Переговоры идут, парни сейчас спят, а вообще еще и едят, смотрят кино, пытаются по мелочи помогать нашей палубной команде.

Наутро серо-голубая гризайль. Опытные работы. Нас с моим юным коллегой ждет работа до полуночи. День полон мелкого теплого дождя. Как воробьи из-под колес машины вылетают из-под судна летучие рыбки. Сверху они кажутся четными. В своем низком стремительном полете они напоминают стрижей или ласточек. Сначала я недоумевал, откуда в сотнях миль от берега эти черные мелкие птицы. Но когда твоя специальность наблюдать и делать выводы, то несложно за пару дней сделать открытие: черные «птицы» вылетают из воды и снова в нее влетают. И что они не птицы. И что не черные, а синевато-серые со спины и довольно яркие сбоку. У одной такой я видел на боку пятно с павлиньего хвоста, сине-зеленое, иризирующее. Применение дедуктивного метода мышления, как рекомендовал Шерлок Холмс, позволило прийти к выводу, что это не ныряющие птицы, а летающие рыбы.

В паре кабельтовых от судна проплыла касатка. На фоне серых будней это событие показалось вахтенному штурману значительным. Он по громкой связи призвал желающих выйти на открытые палубы, полюбопытствовать.

Завтра Коломбо. Сегодня наши танзанийцы, наверное, в последний раз в жизни смотрят советский фильм без перевода и субтитров. Единогласно решили показать им «Белое солнце пустыни».

Я попытался сделать карандашный набросок портрета одного из них. Выходил, смотрел, а потом по памяти в каюте рисовал. Нашлись добродетели, показали рисунок модели. Тот смеялся, поднимал большой палец кверху. Вроде, первая зрительская оценка положительная.

Родилась идея когда-нибудь написать картину с этими тремя пацанами на плоту и уходящим судном капитана, который, по-моему, является преступником, по крайней мере, с точки зрения современного христианства, хотя, наверное, и Коран не особенно приветствует казни без суда и следствия.

Правда, христианское европейское сообщество методично разбомбило Югославию, а потом Ирак. А задолго до этого были и крестовые походы с целью «освобождения гроба Господня» и Конкиста с целью обращения язычников в христианство (с попутной конфискацией золотого запаса инков).

Пару лет спустя я действительно написал небольшую картинку на эту тему. Но не с судном-преступником, а с нашим судном, подходящим к плоту и прикрывающим его от волны. Я ее подарил нашему капитану. Он благодарил, был доволен.

Через двое суток уже без биноклей видим рейд Коломбо.

Цейлон, по крайней мере, его южная видимая часть – плоский зеленый остров. Где-то на горизонте голубеют невысокие пологие холмы. Значительная прибрежная часть – порт с кранами, доками, причалами и, естественно, рейдом, заполненным судами под самыми различными флагами. В левой части панорамы элеватор, напоминающий новороссийский. Правее порта сам город. Дома, насколько это видно с расстояния в пару миль, коробки от 2-3 этажей до небоскребов. Последних немного. Справа за портом в бинокль различимы какие-то строения монастырско-крепостного типа с зубчатой стеной и цилиндрическими башнями. Одна приземистая, другая похожа на минарет мусульманской мечети, но без обычного для мечетей балкончика, с которого муэдзин призывает правоверных восславить Аллаха. Башни венчают серебристые луковицы, как на православных церквях. Между этой крепостью и элеватором в зелени пальм белый дворец с такой же луковицей в самой высокой части. Голубое небо над островом в веселых кучевых облаках, над которыми уже в кобальтовой синеве перятся тончайшие перистые облака – предвестники ветра. Вода на внешнем рейде значительно зеленее, чем в открытом океане. На рейде по цвету она похожа на каспийскую, в океане же ближе к черноморской.

Танзанийцев мы одели в нашу тропическую повседневную форму: светло- бежевые шорты, лен с лавсаном, рубахи апаш белые с короткими рукавами, на плечах хлястики для крепления погон. Вообще, форма красивая. Мне нравится. Сфотографировались на прощание на память. Спущен парадный трап. Ждем власти. Ждем час, два, три. Начался и закончился обед. Народ отснял запланированное количество кадров (аппараты в те годы были только пленочные), натер биноклями глаза. Начали расходиться по каютам. Властей нет. Наконец команда:

– Вира якорь!

И тут спасенные никому не нужны. Шри-Ланка осталась сама по себе, танзанийцы остались с нами.

Теперь становится понятным, почему из полусотни, если не всей сотни, судов не заметили троих несчастных. Ведь «время – деньги». Только на вытаскивание ребят из воды ушло часа полтора. Переговоры с администраторами Сокотры заняли около 12 часов, да на рейде Коломбо еще часов десять.

Дома в Союзе у меня есть приятель – оригинальный, умный, очень эрудированный, но очень несобранный, разболтанный человек. С формальной точки зрения он аполитичен. Он прочитал всего запрещенного Солженицына, вполне художественно, почти как с эстрады, читал Бродского. За острый ум и эрудицию ему постоянно прощают и срывы сроков работ, и многое другое. Правда, иногда терпение начальства лопается и его увольняют. А через некоторое время выясняется, что какую-то очередную работу выполнять некому и его приглашают обратно. Вокруг него кучкуется молодежь. А он ведет «провокационные» разговоры: «Там (имеется в виду заграница) надоело работать в одной фирме, перешел в другую, надоела страна – переехал в другую». Ему бы сейчас к нам на борт!

Курс на Сингапур. В Сингапуре в те годы была совместная Сингапурско-Советская компания по обслуживанию советских судов «СинСов». На нее какие-то надежды. Это последний порт на границе Индийского и Тихого океанов. В Сингапуре первый плановый заход со «свободной практикой» (с увольнением на берег).

Об изобразительном искусстве

Только мы ушли с рейда Коломбо, как мне, пожалуй, впервые в жизни пришлось наблюдать наступление грозы на совершенно спокойное, еще освещенное Солнцем море. Океан был нежно серебрист до самого горизонта, а небо над ним было непроглядно темным, бурым, фиолетовым, грязно-синим. Природа приобрела какой-то нереальный вид. Насколько смог, я попытался в акварели запечатлеть основные цветовые и тоновые соотношения. Пожалуй, что-то даже удалось схватить вполне похоже. Но вряд ли кто-нибудь поверит в реальность изображенного.

Так оно и оказалось. По возвращении домой показал знакомому художнику, руководителю городской изостудии этот этюд. Пришлось выслушать лекцию по композиции. Нижняя часть картины должна быть темнее (тяжелее) верхней. А ведь это цветовое соотношение сам господь Бог сотворил. Так кто кому чего должен? Но картинку я больше никому не показывал. Зачем людей расстраивать?

С каждым днем мне все понятнее и понятнее становятся тона, цвета, линии океана и неба над ним. Я смотрю на океан часами и не надоедает. На пламя, воду, облака можно смотреть бесконечно. В них всегда что-то новое, что-то невиданное. А в дальнем океанском походе, особенно в свободное от вахт и работ время смотришь, впитываешь в себя, пытаешься учиться передавать увиденное словом, линией, пятном, цветом. Мне очень понятен капитан дальнего плавания, но до этого третий, потом второй, старший помощник капитана Виктор Конецкий в его увлечениях. Это интересный прозаик, увлекшийся акварелью. В результате он стал членом Союза Журналистов, Союза Писателей и, в конце концов, Союза Художников СССР. Мне почему-то кажется, что и Гончаров стал писателем, автором «Обломова», «Обрыва», «Обыкновенной истории» в результате своего мореплавания. Ведь путевые дневниковые заметки – это его первое произведение. Все же остальное он написал уже в более чем зрелом возрасте. Размеренность ритма жизни, ограниченность внутреннего пространства провоцирует любой, даже самый изящный (в смысле маленький, ну, небольшой) интеллект на творчество.

А поговорить!

Мы в плавании немного больше полумесяца. Сегодня я оказался свидетелем, а потом и соучастником длинной беседа на отвлеченные темы в оказавшееся свободным среди дня время. Спустился в каюту, а у нас гости – главный геолог комплексной экспедиции (вне судна он заведует лабораторией твердых полезных ископаемых) и его (в домашних условиях подчиненный) молодой геолог. Главный не намного старше молодого, хотя из комсомольского возраста уже вышел. Он уже побывал в Индийском океане, уже повидал конкреции, правда, почему-то в обработке материала не участвовал. В этот раз он планировался на другое судно той же комплексной экспедиции, которое должно было выйти и порта Находки. В процессе подготовки этого судна к рейсу он встречался с японским вице-консулом и нашим дипломатическим представителем. Об этих встречах он и рассказывал. Он оказался очень неплохим рассказчиком. В лицах изобразил, как на приеме, организованном в кают-компании капитаном, в честь вице-консула тот стремительно пьянел, сохраняя пронзительный взгляд шпиона. Прием был организован с целью получения разрешения на заход в Японию. Советским исследовательским судам японцы не давали заходов. С чем это связано? Говорят, что один наш Белый пароход провел без согласования с хозяевами какие-то исследования в порту Иокогамы. С точки зрения советской пропаганды запрет связан с афганскими событиями. А вице-консул, ссылаясь на «Литературную газету», объяснил, что наши исследования носят военный характер, поскольку главным редактором «Атласа океанов» является адмирал Горшков.

Честное слово, наша наука, а, тем более, наша деятельность в океане к военному делу не имеет сколько-нибудь прямого отношения. Но статья в «Литературной газете» была, и вице-консул показал ее собравшимся. Потом «пьяный» вице-консул с трезвыми пронзительными глазами резко перестал покачиваться и четким шагом покинул судно.

Должен заметить, что этот Атлас, а я хорошо знаю Атлас Тихого океана из этой серии, прекрасная всесторонняя характеристика соответствующей части Земного шара. В авторском коллективе есть адмиралы и кроме Горшкова, есть капитаны первого и второго рангов, есть академики, доктора и кандидаты географических, геолого-минералогических и биологических наук из институтов Академии наук СССР – очень представительная группа широко известных специалистов. А почему Атлас создан и издан Военно-морским флотом, а не Академией наук? Я думаю, потому, пожалуй, что в то время Флотом руководил адмирал Горшков, организовавший службу сбора и обработки разрозненной информации от всех организаций страны, независимо от их подчинения. Мы, морские геологи структуры Министерства геологии СССР сдавали в соответствующую организацию все результаты промера дна не только на своих рабочих полигонах, но и на всех переходах. То же самое должны были делать рыбаки, моряки пароходств. Так без специальных затрат был получен материал для составления обзорных батиметрических карт (карт рельефа дна). Ну, а метеорологическая и гидрологическая информация всегда публиковалась в метеорологических бюллетенях, ее надо было обобщить и сделать соответствующие выводы и картографические построения. Геологическая же информация получена в основном от Института океанологии имени П.П.Ширшова АН СССР. Академия – не единая структура, как ВМФ. У Академии нет возможности обязать вести попутные работы (промер дна на переходах). Это можно было пытаться сделать на уровне Правительства (издать Указ), но известно, что приказы, указы и прочие силовые методы не заставят разнородные коллективы работать, слажено вместе.

Один из моих первых начальников, когда я был толи маршрутным рабочим, толи уже дослужился до оператора (мне толи уже 17, толи еще нет) говорил: «в каждом деле должен быть свой фюрер». Конечно в послевоенное десятилетие слово «фюрер» вызывало, скорее отрицательны эмоции, но наличие вождя (ведущего, авторитетного, знающего руководителя) в любом серьезном деле необходимо.

После ухода вице-консула Дипломатический представитель порадовал собравшихся тем, что теперь будет для моряков загранплавания и командированных за рубеж существенное послабление в части женщин и мужчин (кому чего или кого) Случайные связи советских людей за границей будут приветствоваться, иметь дела с иностранками можно, только об этом надо докладывать начальству.

О связях

Вот и приехали. Обсудили письма Ленина к Арманд (наш главный геолог почему-то уверен, что это переписка Ленина с Коллонтай, но спорить с ним бесполезно, он всегда уверен в том, в чем уверен, потому оставили его в неведении). Наиболее бурно обсуждали проблему сам главный и его в домашних (сухопутных) условиях прямой подчиненный молодой геолог. Мой самый молодой коллега еще холост и у него нет никакого мнения по обсуждаемому вопросу. Мое мнение сложилось давно, но излагать и навязывать его собеседникам я не стал. Влез в разговор только с маленькой вставочкой: «допустим, я поступаю строго по этому предложению, связываюсь с иностранкой, докладываю помпе; дальше партийная комиссия, лишение визы». «Нет – говорит главный геолог, знающий все от дипломата – если помпа сделает что-нибудь в этом духе, ему объяснят (кто?), что он не прав».

Я не знаю, кто прав. Может быть Ленин и помполиты. А может Инесса Арманд со стаканом воды. Или Пимен с его «смиряй себя молитвой и постом». Естественна ли парная семья христиан и их атеистических потомков. Или Богу угоднее полигамия народов Ислама (многоженство), или африканское многомужество. А может естественнее гетерическая любовь древних греков? Во всяком случае, противоестественны в решении сексуальных проблем партком и местком.

Ильф и Петров сообщили как-то, что статистика знает все. Вот эта статистика говорит, что пики разводов в парных семьях христиан и их последователей-нехристей приходятся на первый, седьмой – десятый и семнадцатый – двадцатый годы супружеской жизни. Первый пик – это пик глупости. По-моему, он определяется эгоизмом партнеров. Второй пик я не могу понять. Возможно, он связан с ростом ревности собственников на фоне ухода любви. Ведь она рождается весной, а к моменту отцветания хризантем жить может только «в моем сердце больном» (это из романса). А третий пик – это пик взросления детей и ухода их из родительского дома. Так же, как у волков, у которых вполне «христианские» семьи. Пока волчата лежат возле волчицы и сосут из нее соки (молоко), волк кормит всю семью. Потом родители совместными усилиями учат детей добывать «хлеб насущный» (мышек, зайчиков). А потом родители уже не нужны. Вот тут и семья не нужна.

Нет, в Сингапуре я не пойду искать красный фонарь, и не буду ничего рассказывать помпе, поживу памятью о суше и тех, кто на ней остался.

Вообще-то прошло только 10% времени обязательной для всех части плавания. Посмотрим на нас всех хотя бы месяца через два – три.

Идем на восток. Слева Бенгальский залив, справа открытый океан. Без приключений достигли пролива Гранд Чаннел (Большой Канал) между Никобарскими островами и Суматрой и вошли в Малаккский пролив. Перед входом в него наблюдали интересное явление. Наблюдали благодаря абсолютному штилю. Ни волны, ни гребешка. Только легкая длиннопериодная зыбь. И вдруг судно подходит к сплошным бурунам. Увидев такое марсовый из команды Магеллана закричал бы «рифы!». Ветра нет. Парусник в дрейфе. Корабль во власти течения. Его медленно, но неизменно несет к бурунам. Нет! Это были не рифы, это была зона встречи двух течений разных направлений – сулой. Длина этой зоны от горизонта до горизонта, ширина не более полумили. Еще не дойдя до бурунов, мы видели, где они кончаются. А выглядит такой участок моря интересно: в довольно четком квадратно-гнездовом порядке воздымаются пирамидальные волны, которые стоят, не перемещаясь, не исчезая, но пульсируя. В момент максимума пульсации с вершины такой пирамиды скатывается образующийся на ней султанчик из брызг. При взгляде издали эти султанчики сливаются в единую могучую зону типа прибойной пены, которая зловеще должна смотреться для моряка, идущего под парусами, не имеющего навигационной карты, на которой показаны глубины, существенно превышающие желаемые нам семь футов под килем и обозначен сулой.

Мы живем по судовому времени. Это время строго соответствует часовому поясу – сегменту земного шара в 15 градусов. После Красного моря мы все время идем на восток навстречу Солнцу, навстречу часовым поясам. В результате наши сутки минут на 20- 25 укорачиваются. К завтраку в столовой и даже в кают-компании, где народ более дисциплинированный, собираются далеко не все. Вот и сегодня буфетчица не знает, куда девать манную молочную кашу. Тем более, что кое-кто от нее отказывается даже придя своевременно.

Сейчас «судовое время 11 часов 30 минут, экипаж приглашается на обед, приятного аппетита» - это традиционное стереотипное объявление по громкой связи. А вот в Москве или в родной бухте сейчас всего 9-30. В СССР в 1981 году города, лежащие на одном меридиане, оказались в разных часовых поясах. Потом появилось «зимнее» и «летнее» время (город перемещался на полторы тысячи километров то на восток, то на запад. Позже, уже в РФ было сокращено количество часовых поясов в стране, страна скукожилась, стала короче в длину почти на 5000 км по решению то ли Думы, то ли Президента.

Новое утро мы встретили в том же Малаккском проливе. В длину он больше Сахалина. Ширина, пока, значительно превышает ширину Мраморного моря. Там мы постоянно видели и северный и южный берега. Тут берегов не видно. Обычной океанской зыби, сопровождавшей нас вчера, сегодня нет – все-таки пролив. Погода ясная. Только крупные легкие розовые или желтоватые сверху кучевые облака отражаются в водной глади с некоторым искажением. Горизонт различим с большим трудом, цвет моря и неба одинаковы. Такая тишина, что летучие рыбы сегодня не летают, а бегают по поверхности воды, как жуки-водомеры, оставляя длинные следы за собой. А может это не следы водомеров, а кильватерные струи моего пароходика, который я в детстве делал, но так и не смог пустить его в плавание – не было такой широкой глади.

Мимо нас проплыла светло-охристая змея размером с нашего взрослого желтопузика (метра полтора). Ходившие проливом раньше говорят, что таких змей за час можно увидеть штук по сорок. Говорят, что так они переселяются с острова на остров. Далеко же им бедным приходится плавать. Сегодня с утра ни клочка суши. Завтра к вечеру планируем быть в Сингапуре. Разговоры о магазинах, коврах, магнитофонах.
Зашел разговор и о ресторанах. Было это в кают-компании. Я, слегка отвлекшись от обеда, сказал:
– А мне жена разрешила сходить в заморский ресторан.
Помпа оторвался от харчо и мрачно отреагировал:
– Узнаю о ресторане – это будет твой последний рейс.

Что-то дипломатический представитель на Дальнем Востоке нашему главному геологу то ли приврал, то ли не дошли еще документы о свободе, то ли их смысл до некоторых ответственных руководителей. Но мне что? Я и дома в ресторанах бываю редко, и тут перебьюсь без рагу из каракатицы. Я парень покладистый. Переживу. И не такое (и не таких) переживал.

Продолжение следует