Метрах в пяти от огромного вокзала города Лунинца на обледенелом грязном асфальте стояла на трёх ногах худая бездомная собака со слезящимися глазами и кого-то высматривала в дверях.

Больная нога, видимо, мёрзла, и собака, прижимая её к животу, невольно приседала. Выражающим муку, загнанным взглядом она равнодушно провожала одних, заискивающе виляла хвостом перед другими, третьи бросали ей что-то вроде: «Ну что, Найда?» – и её глаза загорались надеждой. Но машинально заметившие её уже забывали о ней и равнодушно уходили или брезгливо отмахивались, и её слезящиеся глаза тухли, и она опять приседала, поджимая под себя больную ногу. И я понял, что она никого не ждёт, а выбирает себе хозяина. Бездомная жизнь, без сомнения, была ей уже невмоготу, и она выбирала хозяина. Она дрожала от холода, была голодна, и глаза её, худое тело, хвост умоляли: «Ну, посмотрите на меня кто-нибудь, ну, возьмите меня кто-нибудь, а я отвечу вам такой любовью!. . Но усталые люди шли дальше. Бедная собака порывалась идти то за одним, то за другим, даже делала несколько шагов вслед, но тут же возвращалась. Она остановила свой выбор на мне. и собака пошла за мной, сначала неуверенно, потом решительно и безоглядно. я оглянулся, увидел собаку, сразу преданно завилявшую хвостом, но тут же пошла дальше. Собака легла и положила голову на лапы. Она уже не ласкалась униженно, она просто ждала, не сводя с меня глаз. Я покормил ее, и собака завиляла хвостом и почти на брюхе подползла к ногам. Тогда я опустилась на корточки и погладила её по голове, протянула ей булочку, и собака начала есть, то и дело поглядывая на меня: она боялась, что я уйду. Я пошел, и собака, оставив недоеденный кусочек булочки, побежала за мной, – Ну, что мне с тобой делать? – почти со слезами спросил я у себя.