— Отец моего жениха.

Он все равно найдет меня.
— Не найдет. Я тебя отвезу к Сашке Филатову, он мой старый знакомый. Живет на окраине. Никто не станет искать тебя там.
— А ты? Тебя найдут.
— Я с тобой там поживу, пока все не уляжется. По-тихому сделаешь аборт, он от тебя и отстанет.
Я машинально кладу руку на живот.
Покосившись на наручные часы, Таня встает и на цыпочках подходит к двери. Прислушивается. Минут через пять ее плечи вздрагивают, и она делает мне резкий знак рукой, видимо, уловив голоса за дверью. Это значит, что Костя ушел?
Я встаю с кровати, быстро обуваю ботинки и подхожу к подруге. От страха глаза расширились, а руки снова начали слегка подрагивать.
— Сейчас. Идем, — командует Таня и берется за ручку двери.
— Нет, — произношу я одними губами. Так тихо, что Таня меня не слышит. Она уже открывает дверь, и я повторяю громче: — Нет.
Подруга ошарашенно оборачивается ко мне. Ее взгляд не выражает ничего, кроме недоумения.
— Я не могу.
Мне становится стыдно, и я опускаю глаза, но все же делаю шаг назад.
— Это может быть твоим единственным шансом, — с нажимом говорит она.
— Тань, я не смогу… избавиться от ребенка. Я и тогда-то… до всего этого, сомневалась, что решусь, а сейчас… Ты не понимаешь, каково это. Он уже растет внутри меня. Он живой. Как я могу? — Я обессиленно закрываю лицо ладонями, потому что из глаз текут слезы.
Таня вздыхает и подходит ко мне. Обнимает за плечи.
— Милая, там еще и не ребенок даже, — несмело начинает она. — Он еще не сформировался, это всего лишь эмбрион. Ни рук, ни ног, так что…
От этих слов мне резко становится плохо, голова кружится, а к горлу подступает тошнота. Как же мерзко это звучит! Какой отвратительный разговор!
Я зажимаю рот рукой и выбегаю из палаты в поисках туалета. Оглядываюсь по сторонам и наконец-то нахожу табличку с указателем. Несусь туда со всех ног и тут же склоняюсь над унитазом, опустошая желудок.
Пробыв в уборной минут десять, я плещу в лицо холодной водой и глубоко дышу. В желудке до сих пор неспокойно: то ли это токсикоз начался так рано, то ли просто от нервов. Вспоминаю, когда я последний раз ела, и морщусь.
Возвращаюсь по тусклому коридору обратно в палату. Оглядываю больничные стены. В коридорах безлюдно, поздно уже. Все пациенты, наверное, спят, а доктора сидят по своим кабинетам. По коже пробегает озноб, и я обхватываю себя руками, пока бреду до палаты.
Надо объяснить все Тане. Я благодарна ей за то, что пришла на помощь. Возможно, стоило бы послушать ее совета, но…
Я ведь собиралась сделать аборт лишь по той простой причине, что не потянула бы ребенка одна и прекрасно это понимала. Наверное, ни одна мать не пожелала бы своему малышу расти в нищете. Куда я без нормальной работы? Без образования? Что мне светит? От заката до рассвета работать продавцом в местном ларьке? А ребенок куда? Кто мне поможет?
А вдруг вариант, который предложил Евгений Сергеевич действительно лучший для меня? Он даст этому малышу все, что тот только пожелает, в этом я уверена. Конечно, при условии, что это действительно его внук.
Мыслей в голове так много, что я полностью в них погружаюсь, не замечая ничего вокруг.
— Погулять решила? — раздается откуда-то из-за спины злой голос Кости и я, вздрогнув от неожиданности, оборачиваюсь.
— Я… в туалет ходила.
Он сверлит меня недоверчивым взглядом.
— Что? Мне нельзя ходить в туалет?
— В туалет? Тот самый возле запасного выхода, через который свалила твоя подруга?
Сейчас не осталось и капли от того Кости, которого я успела узнать. Он превратился в непробиваемую холодную стену, словно я и в самом деле виновата.
Не желая обострять ситуацию, я выдавливаю улыбку.
— Да нет, я правда была в туалете. Меня тошнило. А Таня ждет меня в палате.
Я киваю на дверь своей палаты, мол, посмотри, она точно там.
Подтолкнув меня в спину, Костя распахивает дверь. В палате пусто. Таня действительно ушла. Не стала ждать? Обиделась, что я не приняла ее помощь? Бред, она ведь понимает в какой я ситуации, тут не до глупых обид.
Я растерянно смотрю на Костю.
— Слушай сюда, — цедит он сквозь зубы. — Ты под моей ответственностью, если удерешь, тебе голову открутят. Поняла? — спрашивает он, всей своей тушей нависнув надо мной и наводя ужас.
— Если бы хотела сбежать, давно сбежала бы! — возмущаюсь я. — В туалете я была!
— Не вещай мне лапшу на уши. Я сразу понял, насколько мутная твоя подруга. Я к тебе нормально относился, но ты, смотрю, не ценишь. С этой минуты ни шагу из палаты без меня, поняла?
Я втягиваю голову в плечи и киваю. Внутри нарастает жгучая обида. И сожаление. Может, и правда стоило рискнуть?
— Значит, хотела сбежать? — Холодный голос Варламова заставляет кожу покрыться тысячей мурашек.
«Черт!».
— Шеф, врачи сказали, что вам пока нельзя вставать, — уже совсем другим, но все еще очень серьезным тоном произносит Костя.
Варламов не обращает на его слова никакого внимания, а мой висок обжигает пристальным взглядом.
— Я не сбегала, — как можно увереннее заявляю я и поворачиваюсь к отцу Дениса. — Просто в туалет ходила.
Усмешка, скользнувшая по его губам, дала понять, что никто мне тут не собирается верить.
— Я думал тебя поблагодарить. Доктор сказал, что если бы кровь вовремя не остановили, то я бы уже был на том свете, — говорит он тихо, но очень отчетливо. А я так и не решаюсь посмотреть ему в глаза. Еще несколько часов назад беспомощное тело этого мужчины лежало у меня на руках, а сейчас он вполне себе жив и снова наводит на меня дикий ужас. — Но, видимо, я поторопился сделать о тебе хорошие выводы. Мне казалось, мы договорились, Маша. Неужели ты настолько бестолкова, что до сих пор не поняла? Я найду тебя везде.
Я сжимаю челюсть. Сердце громко стучит, едва не выпрыгивая из груди. Я разворачиваюсь и устремляю взгляд на Варламова.
— Зря я остановила кровотечение! — выкрикиваю ему прямо в лицо и, забежав в палату, со всей силы хлопаю дверью.
(Запретная любовь и разница в возрасте)