Предыдущая публикация
Уходящая натура. Часть вторая (рассказ)
Первая часть рассказа здесьЭто был удивительный Новый год! Зимний лес, ели, все засыпанные снегом, как будто одетые в шубы, костёр с потрескивающими поленьями, звёзды, словно маленькие бриллиантовые бусинки, осыпавшие небосклон, красивая музыка, звучавшая из старенького транзисторного приёмника, который долгие годы путешествовал с Вьюгиным по военным городкам и бывший с ним даже в «горячих» точках. Прослушали поздравление Президента, выстрелили в сторону звёздного неба из бутылки шампанского. Под звон курантов молча загадали желания. Озвучивать их нельзя, иначе не сбудутся, такова народная примета. От шампанского, от удивительного лесного воздуха, от звёзд, от неба, от пламени костра, от тихой красивой музыки возникло удивительное, волшебное настроение, ощущение счастья. Давно Вьюгин не ощущал ничего подобного. Сели на большую корягу рядом с костром, выпили ещё по фужеру, потом ещё. Старая офицерская поговорка – между первой и второй, пуля не должна пролететь. Настя посмотрела на звёзды, набрала в лёгкие лесного воздуха и начала свой важный разговор. Она любит его. Очень сильно, по-взрослому, как человека, но, в первую очередь, и главное, как мужчину. Всё время хочет быть рядом, минуты считает до его прихода с работы. Думает о нём всегда, даже на уроках. От любого прикосновения, словно летает по воздуху. Никто, никто ей больше не нужен.
Замуж за Вьюгина хочет. Всю жизнь быть рядом. Щёки её раскраснелись, то ли от мороза, то ли от шампанского, то ли от волнения. От всего вместе. Вьюгин хотел ответить, но Настя закрыла ему рот ладонью. «Молчи, молчи, я знаю все глупости, которые ты сейчас скажешь и про возраст, и про то, как мы будем смешно выглядеть, и про то, что не поймут, и про то, что мне нужен мальчик, и про маму свою. Не порти такой дивный вечер, Вьюгин. Тем более, что всё это чепуха, реникса, как ты любишь говорить. Неужели тебе не приходит в голову, товарищ полковник, что мы уже четыре месяца семья, самая настоящая, счастливая. Мы же с тобой за это время ни разу не поругались. Нам хорошо! Какие мальчики? О чём ты? Давай посмотрим на звёзды. Ой, мамочка, хорошо то как». Настя обняла Вьюгина и поцеловала в губы. Он ответил. Вдруг, где-то совсем рядом резко хрустнула ветка, заурчал вдали филин. Вьюгин вздрогнул, начал озираться по сторонам. «Ты чего?» - спросила Настя, улыбаясь. «Ты не поверишь, мне показалось, что из-за дерева на нас сейчас смотрела моя мама». «И она, конечно сказала тебе «не солидно?» - Настя захохотала, эхо разнесло её звонкий смех по всему ночному лесу. «Да, именно так она и сказала». Настя вдруг толкнула Вьюгина, совсем легонько, он упал в снег, словно в большую пуховую перину. Настя прыгнула к нему, начала гладить холодными руками по лицу. «Эх ты, а ещё я…, пожилой мужчина, боевой офицер, маму испугался, как маленький мальчик. Грандиозная женщина, даже оттуда тебя воспитывает». «Да, воспитывает. А ты, ты, маленькая дурочка. Мне скоро сорок шесть, а тебе семнадцать. Ты мне почти во внучки годишься». Настя опять захохотала: «Это вполне по-новогоднему – Дед Мороз и Снегурочка». Потом перестала смеяться: «Юр, сорок шесть – это самый расцвет для мужчины. Ты очень крутой во всех смыслах. Знаешь, когда я окончательно это поняла? Когда ты бил, этого мудака Женьку».
Снова, где-то в лесу закричал филин. Поленья в костре потихоньку догорали. Вьюгин подбросил ещё. Думать о побитом Женьке совсем не хотелось. Удивительный получился праздник. Из старого радиоприёмника зазвучала тихая красивая мелодия «Скажи, а ваше поколение умеет танцевать медленный вальс? – спросил Настю с еле заметной усмешкой. «Умеет». «Тогда я приглашаю». Костёр снова разгорелся, покрытые снегом ели стояли, словно девчонки у стенки на танцах, которым не хватило кавалеров. Звёздное небо, красивая мелодия, лёгкий дымок от сгорающего хвороста, бутылка шампанского с маленьким остатком на самом донышке. «Я люблю тебя, девочка». «Правда?» «Правда. Давай так, ты закончишь школу, тебе исполнится восемнадцать и если ты не разлюбишь меня, не встретишь другого, кого помоложе, то тогда…». «То тогда…». «Обещаешь?» «Слово офицера». «Смотри, я запомню». Музыка закончилась, а они стояли обнявшись и целовались.
Под утро, вернувшись домой, Настя тут-же уснула на диване в гостиной, а Вьюгин сидел за столом в своей комнате и смотрел в одну точку на стене. «Что это было?» «Может просто игра или новогодний сон?» Утром они проснуться и никогда уже не вернуться к этому разговору? Нет, не сон. И, конечно, сто раз права эта милая девчонка, когда говорит, что у них уже семья, причём очень счастливая. Быт налажен и абсолютно не давит ни на кого, всё идёт само собой. В квартире чистота и порядок, в холодильнике всегда вкусная еда, а главное, и в этом Настя тоже права, они не разу не поругались, ни что не омрачало их отношения. Ну сорок пять мне, дальше что? Я боевой офицер, в хорошей спортивной форме, с крепким, не смотря на ранение здоровьем. Рано я записал себя в старики, Настя права и в этом. Закончит школу, поступит в технологический университет, через две улицы от их дома. Работу нужно будет поменять. Давно зовут начальником службы безопасности в одну торговую фирму. Вьюгин всё отказывался, очень не любил торгашей. Ну что же, пора отвыкать от старых советских стереотипов, времена изменились. Не заметил, как наступило утро. Выглянул в окно, городские улицы пусты, погасли фонари, первое января – начало нового года и новой жизни. Вспомнил, что на телефоне мигала лампочка автоответчика, забрал аппарат в прихожей и приглушил звук. Поздравляли дети, надо обязательно перезвонить, два приятеля с работы, у одного уже язык заплетался, хорошо сидит, последний звонок от одноклассницы из областного центра. «Привет, дорогой. С Новым тебя годом. Как ты? Мы празднуем вчетвером, я, муж, друг мужа и Ларочка, ты должен помнить её, она училась в параллельном классе. Поговорила с директором пищевого колледжа. Они смогут взять твою Настю сразу после праздников. Специальность хорошая – кондитер, есть пока места в общежитии. Звони, не пропадай. Когда ты, наконец, купишь мобильный телефон?» Голос одноклассницы, как всегда, приветливый, слова правильные, говорят, начальник из неё получился необычный. Совсем не бюрократ, стихи пишет, много работает, живёт скромно. А тоже не поймёт его союз с Настей и вряд ли одобрит. Вот такие, брат, дела. А мобильник пора купить и себе, и Насте тоже. Сморил сон. Вьюгин, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и проспал до обеда. Проснулся от нежных прикосновений к лицу женских рук. Настя сидит рядом, улыбается: «Вставай, соня, обед стынет, ночью, что будешь делать?» Оглянулась по сторонам: «Слушай, Вьюгин, мне до восемнадцати всего полгода осталось. Может я сегодня в твою комнату и переберусь? Ну их, твоих тараканов в голове. Ладно, не делай брови домиком. Подожду, не растаю. Главное, помни, слово офицера дал». Настя весело захохотала. Вечером, держась за руку, гуляли по заснеженной аллее, той самой, где дождливой осенью встретились два одиночества.
Вьюгин несколько раз собирался закончить свой рассказ, волновался, не утомил ли. На небе загорелись осенние звёзды. Несколько раз звонили потерявшие меня домочадцы. Но, очень хотелось дослушать историю до конца. Вьюгин, поколебавшись, продолжил.
Помните старую советскую песню, где есть такие слова «Как долго, как долго дымится зима?» Зима Вьюгина и Насти пролетела совсем незаметно. Ничто не омрачало семейную идиллию. Несколько раз появлялась Настина мама, оба раза пьяная, требовала денег, грозила пойти в милицию и ещё куда-то, кажется в приёмную ЛДПР. Не пошла ни куда и снова уехала в Москву. В первых числах марта их квартиру посетила Ирина Петровна – Настин классный руководитель. Молодая, симпатичная женщина, всего три года, как закончила институт. Вьюгин лез из кожи вон, чтобы произвести благоприятное впечатление и всё у него получилось.
Два подряд Настиных поступка убедили Вьюгина в правильности сделанного выбора окончательно. Первый случился накануне девятого мая. Настя целых два дня стирала, сушила и гладила парадный китель полковника запаса Вьюгина, перешивала погоны, укрепляла разболтавшиеся пуговицы. Себе сделала красивую причёску, макияж, одела модный костюм, туфли на высоком каблуке и пошла вместе с ним на все традиционные торжества. Хорошо смотрелась, эта не совсем обычная пара. А в самом конце мая, когда на аллее, да и во всём городке, зацвели сирень и черёмуха, Настя в выходной день одела старый джинсовый костюм, взяла большую дорожную сумку и исчезла почти на весь день. Вьюгин места себе не находил. Как потом оказалось, Настя ходила на кладбище, приводила после зимы в порядок могилу жены Вьюгина. Убрала перегнившую траву, листья, покрасила ограду, протёрла фотографию на памятнике и всё это, без малейшей показухи, от чистого сердца. Ну какие после этого могут быть сомнения. В чём? Настиной молодости? Увы, это недостаток, который быстро проходит. Закончился учебный год, прошли экзамены, отгремел выпускной вечер. Настя закончила школу вполне прилично и, как и планировалось, поступила в филиал технологического университета. Пятого августа отметили восемнадцатилетие, а через две недели состоялась скромная церемония в ЗАГСе и вечер в ресторане. И только после этого, на законных основаниях, молодая жена Анастасия Павловна Вьюгина перебралась в его комнату.
Проснувшись в первое утро, Настя долго лежала молча на подушке и смотрела в потолок. Вьюгин начал волноваться: «Настя, что случилось? Что- то не так?» Настя помолчала ещё несколько секунд и разразилась бурной тирадой: «Какой же ты, какой же ты гад, Вьюгин. Столько месяцев держал меня на расстоянии. Зачем? Это потрясающе. Я даже представить себе не могла, что такое бывает. Ну смотри, за все пропущенные ночи будешь отдуваться по полной. Тоже мне, всё старичка из себя строил. А я хороша, дурочка с переулочка, всё слушала тебя, уши развесив. Надо было тогда же, в первый вечер, проявить инициативу. Хотя нет, тогда я очень боялась и стеснялась тебя. Но ничего…» Теперь и так счастливая семейная жизнь расцвела новыми красками. Оставаясь иногда один, Вьюгин с удивлением говорил сам себе: «Так, как с Настей, ему не было хорошо ни с кем». За спиной продолжались ещё какое-то время косые взгляды и разговоры, типа «Охмурила старичка нищебродка ради квартиры». Но постепенно и это всё сошло на нет.
Вечер подходил к концу. Небосклон уже весь усыпан звёздами, клёны в темноте - словно таинственные исполины. Вьюгин тяжело вздохнул, полез в карман за валидолом. Договорились встретиться завтра. Он встал со скамейки первым и медленно пошёл к выходу с аллеи. Я молча смотрел ему вслед. Что-то трагическое было в походке этого сильного человека, прошедшего столько испытаний, отдавшего Родине большую часть жизни и вот теперь оставшегося совсем одиноким, наедине со своими мыслями и тревогами. На завтра мы снова встретились, и Вьюгин продолжил рассказ.
Семейная жизнь протекала в любви и согласии. Казалось, нет, такой силы, что могла бы разлучить двух этих людей, Настя училась, Вьюгин работал. Дом был наполнен смехом, музыкой или таинственной счастливой тишиной. Одиннадцатого сентября они пришли вечером на скамейку в аллею напротив полногабаритного дома. Прошёл ровно год с того самого вечера, когда случился ужасный ливень, и осенние клёны, украшенные разноцветными листьями, сгибались под напорами сильного ветра. Прошёл счастливый, удивительный год. Точно так прошёл и второй, и третий, и четвёртый, и шёл пятый, такой же счастливый, как и все предыдущие. В этом году Настя закончила институт и получила обычную для нашего времени специальность – менеджер широкого профиля. Летом они ездили отдыхать в Абхазию. Много гуляли по горным тропам, купались в озере Рица, стояли вдвоём совершенно голыми под бурными потоками молочного водопада, любовались таинственными сталактитами и сталагмитами в пещерах, молились у животворящей иконы Девы Марии в Новоафонском монастыре. Оба молились об одном и том же, о будущем ребёнке, которого не было ещё даже в проекте, но о котором оба мечтали и верили, что в следующем году Господь подарит им и его.
И снова наступила осень. Сухая и тёплая золотая осень. Как потом оказалось, последняя в их совместной счастливой жизни.
Настя подписала контракт с крупной международной фирмой, занимающейся продажей компьютеров и сотовых телефонов. Фирма в октябре планировала открыть в нашем небольшом городке логистический центр. Контракт начинал действовать через месяц, и весь сентябрь она была свободна. Занималась домашними делами, читала различные материалы, необходимые для будущей работы. Вьюгин уже несколько лет был начальником службы безопасности в крупной торговой фирме (торгашей так и не полюбил, но работал честно и был у начальства на хорошем счету). Два раза в неделю они с Настей ходили в совсем недавно построенный бассейн, а в остальные вечера гуляли на аллее. Как же красиво было там в ту тёплую золотую осень, а листья под ногами шуршали «Хорошо», «Хорошо», «Хорошо».
С некоторых пор, по вечерам, на аллее начал работать молодой художник, как выяснилось выпускник областного Художественного училища, писавший осенний пейзаж, свою будущую дипломную работу. Высокий, немного смуглый, с выступающим кадыком, брюнет с голубыми глазами. Он устанавливал свой мольберт метрах в пятидесяти от скамейки, на которой традиционно сидела чета Вьюгиных. Сам располагался на раскладном стульчике, а на рядом стоящую скамейку ставил большую кожаную сумку и плеер на батарейках. Во время работы он включал его и по всей аллее раздавалась красивая музыка скрипки. Как потом говорила Настя, это были мелодии великого скрипача Сарасате, любимого композитора юного художника. Художника звали Саша, сам он из областного центра, Настин ровесник, а точнее, даже младше её на целых полгода. Вьюгин трудно сходился с людьми, а общительная Настя легко познакомилась с ним и даже выпросила кассету с этим самым Сарасате, чтобы записать красивую музыку на домашний компьютер. Художник, осенний пейзаж, красивая скрипичная музыка неизвестного доселе Сарасате – было во всём этом что-то удивительное, романтическое и тревожное. Вьюгин обратил внимание на восторженный взгляд молодого художника в те мгновения, когда он смотрел на Настю. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Настя выросла, превратилась в очень привлекательную молодую женщину. Всё чаще и чаще засматривались на неё юноши, молодые мужчины и даже мужчины других возрастных категорий. Поводов для ревности она не давала никогда. Он верил ей, она верила ему. А как же иначе? Пять лет вместе – это срок.
Однажды Настя принесла домой большой красивый букет жёлтых роз. «Очередной поклонник?» - ехидно поинтересовался Вьюгин. «Представляешь, Саша решил сменить жанр дипломной картины, хочет нарисовать мой портрет на фоне осеннего пейзажа. Ты не будешь против, если я ему попозирую? Так интересно», -Настя говорила и улыбалась при этом. Как всегда, при улыбке появились её удивительные ямочки на щеках. «А букет при чём? Что твой художник решил совместить приятное с полезным? Роман художника с моделью – это закон жанра». «Ты, не прав, Вьюгин. Именно с этим букетом я и позирую. На него, между прочим, должна сесть красивая бабочка». «Цвет очень странный, жёлтый – цвет измены». «И опять, Вьюгин, ты не прав. Жёлтый – это цвет солнышка, Саша так говорит».
Замуж за Вьюгина хочет. Всю жизнь быть рядом. Щёки её раскраснелись, то ли от мороза, то ли от шампанского, то ли от волнения. От всего вместе. Вьюгин хотел ответить, но Настя закрыла ему рот ладонью. «Молчи, молчи, я знаю все глупости, которые ты сейчас скажешь и про возраст, и про то, как мы будем смешно выглядеть, и про то, что не поймут, и про то, что мне нужен мальчик, и про маму свою. Не порти такой дивный вечер, Вьюгин. Тем более, что всё это чепуха, реникса, как ты любишь говорить. Неужели тебе не приходит в голову, товарищ полковник, что мы уже четыре месяца семья, самая настоящая, счастливая. Мы же с тобой за это время ни разу не поругались. Нам хорошо! Какие мальчики? О чём ты? Давай посмотрим на звёзды. Ой, мамочка, хорошо то как». Настя обняла Вьюгина и поцеловала в губы. Он ответил. Вдруг, где-то совсем рядом резко хрустнула ветка, заурчал вдали филин. Вьюгин вздрогнул, начал озираться по сторонам. «Ты чего?» - спросила Настя, улыбаясь. «Ты не поверишь, мне показалось, что из-за дерева на нас сейчас смотрела моя мама». «И она, конечно сказала тебе «не солидно?» - Настя захохотала, эхо разнесло её звонкий смех по всему ночному лесу. «Да, именно так она и сказала». Настя вдруг толкнула Вьюгина, совсем легонько, он упал в снег, словно в большую пуховую перину. Настя прыгнула к нему, начала гладить холодными руками по лицу. «Эх ты, а ещё я…, пожилой мужчина, боевой офицер, маму испугался, как маленький мальчик. Грандиозная женщина, даже оттуда тебя воспитывает». «Да, воспитывает. А ты, ты, маленькая дурочка. Мне скоро сорок шесть, а тебе семнадцать. Ты мне почти во внучки годишься». Настя опять захохотала: «Это вполне по-новогоднему – Дед Мороз и Снегурочка». Потом перестала смеяться: «Юр, сорок шесть – это самый расцвет для мужчины. Ты очень крутой во всех смыслах. Знаешь, когда я окончательно это поняла? Когда ты бил, этого мудака Женьку».
Снова, где-то в лесу закричал филин. Поленья в костре потихоньку догорали. Вьюгин подбросил ещё. Думать о побитом Женьке совсем не хотелось. Удивительный получился праздник. Из старого радиоприёмника зазвучала тихая красивая мелодия «Скажи, а ваше поколение умеет танцевать медленный вальс? – спросил Настю с еле заметной усмешкой. «Умеет». «Тогда я приглашаю». Костёр снова разгорелся, покрытые снегом ели стояли, словно девчонки у стенки на танцах, которым не хватило кавалеров. Звёздное небо, красивая мелодия, лёгкий дымок от сгорающего хвороста, бутылка шампанского с маленьким остатком на самом донышке. «Я люблю тебя, девочка». «Правда?» «Правда. Давай так, ты закончишь школу, тебе исполнится восемнадцать и если ты не разлюбишь меня, не встретишь другого, кого помоложе, то тогда…». «То тогда…». «Обещаешь?» «Слово офицера». «Смотри, я запомню». Музыка закончилась, а они стояли обнявшись и целовались.
Под утро, вернувшись домой, Настя тут-же уснула на диване в гостиной, а Вьюгин сидел за столом в своей комнате и смотрел в одну точку на стене. «Что это было?» «Может просто игра или новогодний сон?» Утром они проснуться и никогда уже не вернуться к этому разговору? Нет, не сон. И, конечно, сто раз права эта милая девчонка, когда говорит, что у них уже семья, причём очень счастливая. Быт налажен и абсолютно не давит ни на кого, всё идёт само собой. В квартире чистота и порядок, в холодильнике всегда вкусная еда, а главное, и в этом Настя тоже права, они не разу не поругались, ни что не омрачало их отношения. Ну сорок пять мне, дальше что? Я боевой офицер, в хорошей спортивной форме, с крепким, не смотря на ранение здоровьем. Рано я записал себя в старики, Настя права и в этом. Закончит школу, поступит в технологический университет, через две улицы от их дома. Работу нужно будет поменять. Давно зовут начальником службы безопасности в одну торговую фирму. Вьюгин всё отказывался, очень не любил торгашей. Ну что же, пора отвыкать от старых советских стереотипов, времена изменились. Не заметил, как наступило утро. Выглянул в окно, городские улицы пусты, погасли фонари, первое января – начало нового года и новой жизни. Вспомнил, что на телефоне мигала лампочка автоответчика, забрал аппарат в прихожей и приглушил звук. Поздравляли дети, надо обязательно перезвонить, два приятеля с работы, у одного уже язык заплетался, хорошо сидит, последний звонок от одноклассницы из областного центра. «Привет, дорогой. С Новым тебя годом. Как ты? Мы празднуем вчетвером, я, муж, друг мужа и Ларочка, ты должен помнить её, она училась в параллельном классе. Поговорила с директором пищевого колледжа. Они смогут взять твою Настю сразу после праздников. Специальность хорошая – кондитер, есть пока места в общежитии. Звони, не пропадай. Когда ты, наконец, купишь мобильный телефон?» Голос одноклассницы, как всегда, приветливый, слова правильные, говорят, начальник из неё получился необычный. Совсем не бюрократ, стихи пишет, много работает, живёт скромно. А тоже не поймёт его союз с Настей и вряд ли одобрит. Вот такие, брат, дела. А мобильник пора купить и себе, и Насте тоже. Сморил сон. Вьюгин, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и проспал до обеда. Проснулся от нежных прикосновений к лицу женских рук. Настя сидит рядом, улыбается: «Вставай, соня, обед стынет, ночью, что будешь делать?» Оглянулась по сторонам: «Слушай, Вьюгин, мне до восемнадцати всего полгода осталось. Может я сегодня в твою комнату и переберусь? Ну их, твоих тараканов в голове. Ладно, не делай брови домиком. Подожду, не растаю. Главное, помни, слово офицера дал». Настя весело захохотала. Вечером, держась за руку, гуляли по заснеженной аллее, той самой, где дождливой осенью встретились два одиночества.
Вьюгин несколько раз собирался закончить свой рассказ, волновался, не утомил ли. На небе загорелись осенние звёзды. Несколько раз звонили потерявшие меня домочадцы. Но, очень хотелось дослушать историю до конца. Вьюгин, поколебавшись, продолжил.
Помните старую советскую песню, где есть такие слова «Как долго, как долго дымится зима?» Зима Вьюгина и Насти пролетела совсем незаметно. Ничто не омрачало семейную идиллию. Несколько раз появлялась Настина мама, оба раза пьяная, требовала денег, грозила пойти в милицию и ещё куда-то, кажется в приёмную ЛДПР. Не пошла ни куда и снова уехала в Москву. В первых числах марта их квартиру посетила Ирина Петровна – Настин классный руководитель. Молодая, симпатичная женщина, всего три года, как закончила институт. Вьюгин лез из кожи вон, чтобы произвести благоприятное впечатление и всё у него получилось.
Два подряд Настиных поступка убедили Вьюгина в правильности сделанного выбора окончательно. Первый случился накануне девятого мая. Настя целых два дня стирала, сушила и гладила парадный китель полковника запаса Вьюгина, перешивала погоны, укрепляла разболтавшиеся пуговицы. Себе сделала красивую причёску, макияж, одела модный костюм, туфли на высоком каблуке и пошла вместе с ним на все традиционные торжества. Хорошо смотрелась, эта не совсем обычная пара. А в самом конце мая, когда на аллее, да и во всём городке, зацвели сирень и черёмуха, Настя в выходной день одела старый джинсовый костюм, взяла большую дорожную сумку и исчезла почти на весь день. Вьюгин места себе не находил. Как потом оказалось, Настя ходила на кладбище, приводила после зимы в порядок могилу жены Вьюгина. Убрала перегнившую траву, листья, покрасила ограду, протёрла фотографию на памятнике и всё это, без малейшей показухи, от чистого сердца. Ну какие после этого могут быть сомнения. В чём? Настиной молодости? Увы, это недостаток, который быстро проходит. Закончился учебный год, прошли экзамены, отгремел выпускной вечер. Настя закончила школу вполне прилично и, как и планировалось, поступила в филиал технологического университета. Пятого августа отметили восемнадцатилетие, а через две недели состоялась скромная церемония в ЗАГСе и вечер в ресторане. И только после этого, на законных основаниях, молодая жена Анастасия Павловна Вьюгина перебралась в его комнату.
Проснувшись в первое утро, Настя долго лежала молча на подушке и смотрела в потолок. Вьюгин начал волноваться: «Настя, что случилось? Что- то не так?» Настя помолчала ещё несколько секунд и разразилась бурной тирадой: «Какой же ты, какой же ты гад, Вьюгин. Столько месяцев держал меня на расстоянии. Зачем? Это потрясающе. Я даже представить себе не могла, что такое бывает. Ну смотри, за все пропущенные ночи будешь отдуваться по полной. Тоже мне, всё старичка из себя строил. А я хороша, дурочка с переулочка, всё слушала тебя, уши развесив. Надо было тогда же, в первый вечер, проявить инициативу. Хотя нет, тогда я очень боялась и стеснялась тебя. Но ничего…» Теперь и так счастливая семейная жизнь расцвела новыми красками. Оставаясь иногда один, Вьюгин с удивлением говорил сам себе: «Так, как с Настей, ему не было хорошо ни с кем». За спиной продолжались ещё какое-то время косые взгляды и разговоры, типа «Охмурила старичка нищебродка ради квартиры». Но постепенно и это всё сошло на нет.
Вечер подходил к концу. Небосклон уже весь усыпан звёздами, клёны в темноте - словно таинственные исполины. Вьюгин тяжело вздохнул, полез в карман за валидолом. Договорились встретиться завтра. Он встал со скамейки первым и медленно пошёл к выходу с аллеи. Я молча смотрел ему вслед. Что-то трагическое было в походке этого сильного человека, прошедшего столько испытаний, отдавшего Родине большую часть жизни и вот теперь оставшегося совсем одиноким, наедине со своими мыслями и тревогами. На завтра мы снова встретились, и Вьюгин продолжил рассказ.
Семейная жизнь протекала в любви и согласии. Казалось, нет, такой силы, что могла бы разлучить двух этих людей, Настя училась, Вьюгин работал. Дом был наполнен смехом, музыкой или таинственной счастливой тишиной. Одиннадцатого сентября они пришли вечером на скамейку в аллею напротив полногабаритного дома. Прошёл ровно год с того самого вечера, когда случился ужасный ливень, и осенние клёны, украшенные разноцветными листьями, сгибались под напорами сильного ветра. Прошёл счастливый, удивительный год. Точно так прошёл и второй, и третий, и четвёртый, и шёл пятый, такой же счастливый, как и все предыдущие. В этом году Настя закончила институт и получила обычную для нашего времени специальность – менеджер широкого профиля. Летом они ездили отдыхать в Абхазию. Много гуляли по горным тропам, купались в озере Рица, стояли вдвоём совершенно голыми под бурными потоками молочного водопада, любовались таинственными сталактитами и сталагмитами в пещерах, молились у животворящей иконы Девы Марии в Новоафонском монастыре. Оба молились об одном и том же, о будущем ребёнке, которого не было ещё даже в проекте, но о котором оба мечтали и верили, что в следующем году Господь подарит им и его.
И снова наступила осень. Сухая и тёплая золотая осень. Как потом оказалось, последняя в их совместной счастливой жизни.
Настя подписала контракт с крупной международной фирмой, занимающейся продажей компьютеров и сотовых телефонов. Фирма в октябре планировала открыть в нашем небольшом городке логистический центр. Контракт начинал действовать через месяц, и весь сентябрь она была свободна. Занималась домашними делами, читала различные материалы, необходимые для будущей работы. Вьюгин уже несколько лет был начальником службы безопасности в крупной торговой фирме (торгашей так и не полюбил, но работал честно и был у начальства на хорошем счету). Два раза в неделю они с Настей ходили в совсем недавно построенный бассейн, а в остальные вечера гуляли на аллее. Как же красиво было там в ту тёплую золотую осень, а листья под ногами шуршали «Хорошо», «Хорошо», «Хорошо».
С некоторых пор, по вечерам, на аллее начал работать молодой художник, как выяснилось выпускник областного Художественного училища, писавший осенний пейзаж, свою будущую дипломную работу. Высокий, немного смуглый, с выступающим кадыком, брюнет с голубыми глазами. Он устанавливал свой мольберт метрах в пятидесяти от скамейки, на которой традиционно сидела чета Вьюгиных. Сам располагался на раскладном стульчике, а на рядом стоящую скамейку ставил большую кожаную сумку и плеер на батарейках. Во время работы он включал его и по всей аллее раздавалась красивая музыка скрипки. Как потом говорила Настя, это были мелодии великого скрипача Сарасате, любимого композитора юного художника. Художника звали Саша, сам он из областного центра, Настин ровесник, а точнее, даже младше её на целых полгода. Вьюгин трудно сходился с людьми, а общительная Настя легко познакомилась с ним и даже выпросила кассету с этим самым Сарасате, чтобы записать красивую музыку на домашний компьютер. Художник, осенний пейзаж, красивая скрипичная музыка неизвестного доселе Сарасате – было во всём этом что-то удивительное, романтическое и тревожное. Вьюгин обратил внимание на восторженный взгляд молодого художника в те мгновения, когда он смотрел на Настю. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Настя выросла, превратилась в очень привлекательную молодую женщину. Всё чаще и чаще засматривались на неё юноши, молодые мужчины и даже мужчины других возрастных категорий. Поводов для ревности она не давала никогда. Он верил ей, она верила ему. А как же иначе? Пять лет вместе – это срок.
Однажды Настя принесла домой большой красивый букет жёлтых роз. «Очередной поклонник?» - ехидно поинтересовался Вьюгин. «Представляешь, Саша решил сменить жанр дипломной картины, хочет нарисовать мой портрет на фоне осеннего пейзажа. Ты не будешь против, если я ему попозирую? Так интересно», -Настя говорила и улыбалась при этом. Как всегда, при улыбке появились её удивительные ямочки на щеках. «А букет при чём? Что твой художник решил совместить приятное с полезным? Роман художника с моделью – это закон жанра». «Ты, не прав, Вьюгин. Именно с этим букетом я и позирую. На него, между прочим, должна сесть красивая бабочка». «Цвет очень странный, жёлтый – цвет измены». «И опять, Вьюгин, ты не прав. Жёлтый – это цвет солнышка, Саша так говорит».
Дальше Вьюгин спорить не стал, просто махнул рукой. Недели полторы Настя ходила на аллею одна, как на работу. Жаловалась вечерами, что стоять, не шевелясь целый час очень тяжело, но ничего не поделаешь, искусство требует жертв. Каждый раз возвращалась с новым букетом жёлтых роз. Якобы позировать обязательно нужно со свежим букетом. Гостиная в их небольшой двухкомнатной квартире превратилась в цветочный киоск. От избыточного благоухания роз даже начала болеть голова. Иногда Настя часами слушала мелодии Сарасате и даже прочитала всё, что нашла о нём в интернете. «Не могу же я, выглядеть перед Сашей круглой дурой». А однажды, весь вечер проходила грустная. «Представляешь, Вьюгин, оказывается, он в свои двадцать один с половиной уже женат и у него маленький ребёнок, дочка. Жена старше на целых пять лет. У их родителей общий бизнес и всё такое. Ну и ладно, а ты у меня, зато, на двадцать восемь старше, вот», - Настя залезла к сидящему на диване Вьюгину и показала, кому-то, может быть, представляемому мысленно Саше, язык. Через несколько дней пленэр был закончен. Саша уехал в свой областной центр навсегда. И ещё через неделю прислал Насте на электронную почту красивую картину «Портрет неизвестной в осеннем пейзаже». «Какая же ты неизвестная, у тебя есть фамилия, имя, отчество и место работы», - поддел её с улыбкой Вьюгин. А про себя подумал: «Слава Богу, что этот назойливый художник, наконец, уехал». Настя прокомментировала название полотна: «Правильно, что неизвестная. Зачем светить по всему миру мои персональные данные?» «Ты серьёзно думаешь, что этот «шедевр» увидит весь мир?» - Вьюгин был по натуре скептик, это от Мамы. «Саша уверен, у картины большое будущее».
Наступил дождливый октябрь. В лужах лежали пожухлые листья, ещё вчера украшавшие собой деревья. Всё реже появлялось солнце. Настя с головой ушла в работу. По вечерам была задумчива, часто смотрела в одну точку или молча слушала Сарасате. Смех, то и дело раздававшийся в их домашнем очаге раньше, стал редким гостем. Вьюгин обратил внимание, что Настя часто переписывается с кем-то по мобильному телефону, а при его внезапном появлении краснеет. Любые дурные мысли гнал прочь. В жизни всё бывает.
Развязка наступила скоро и внезапно. Прямо, как в любимой им песне про огромное небо «Беда подступила как слёзы к глазам». Фирма, в которой Вьюгин работал последние годы, открывала несколько новых торговых точек в соседней области, возникли проблемы с охраной и пришлось ехать в командировку. Командировка предполагалась на два - три дня, но ситуация затягивалась, видимо необходимо задержаться ещё. Позвонил Насте, предупредил. Но неожиданно на связь вышел генеральный директор, теперь возникли проблемы в головном офисе, нужно срочно возвращаться. Служебная машина за ним выехала. Опять позвонил Насте, но абонент оказался недоступен, странно, обычно она не выключала телефон.
Всю дорогу домой дождь лил как из ведра, да ещё очень сильный ветер. Машину буквально бросало из стороны в сторону. Вьюгин ехал и улыбался. Представлял, как обрадуется сейчас Настя, бросится на шею, начнёт целовать.
К дому подъехали полпервого ночи. Вьюгин посмотрел на окна квартиры, темно «Милый, котёнок, устал за день, уже спит». Решил не будить, открыл своим ключом. Стоя в прихожей, услышал странные звуки, доносившиеся из его комнаты, и даже шёпот. Может показалось? Разделся, осторожно приоткрыл дверь. В комнате темно, но на улице горит фонарь и его свет падает в комнату. Бросились в глаза Настины голые плечи и волосы, разметавшиеся по подушке, рядом художник, виден даже голый торс, худой, не спортивный. Шлёпанцы Вьюгина и придвинутое кресло на котором Настино бельё, лифчик, бельё, трусики, сверху чужие джинсы. «Галлюцинация», - подумал Вьюгин и даже потряс головой. «Не может быть! Этого не может быть!» Голос Насти: «Выйди, пожалуйста! Дай мы оденемся». Очень резануло слух это «мы».
Ошарашенный Вьюгин побрёл на кухню, включил свет. На столе недопитая бутылка виски из его бара, остатки шоколадки, пепельница с окурками, кинул взор на приоткрытую форточку. Вьюгин не терпел запах табака, не курил сам и не разрешал курить в квартире. Из комнаты вышел до пояса голый Саша. Вьюгин заметил маленький нательный крестик на короткой цепочке, плотно прилегающий к шее. Он быстро оделся уже в прихожей. Вышла Настя в халате, в глазах слёзы. Вьюгин слышал голос уходящего Саши: «Я позвоню, ты собирайся, завтра я приеду за тобой». Ответ Насти не расслышал. Хлопнула входная дверь. Гулкие шаги из подъезда. И тишина. Вьюгин почувствовал, как пересохло горло. Взял первую попавшуюся чашку, налил воду из-под крана, начал жадно пить. Дрожащими руками неудачно поставил её на край стола. Чашка упала и разбилась. Потом долго молча сидели с Настей на диване в гостиной. В полной темное, без света. «Прости меня Вьюгин, если сможешь. Я дура, я не знаю почему и как это случилось? Дура, разбила счастье как эту чашку на кухне. Прости меня». Настя прикоснулась к нему рукой, Вьюгина передёрнуло. В минуты отчаяния или сильного волнения ему помогала ходьба, нужно на воздух, стены сжимали его. Собрался, вышел во двор. Под струями дождя побрёл на работу, ночевал в кабинете, взял у охранника на вахте сигареты. Домой вернулся на другой день, поздно вечером. Насти не было. На столе в его комнате лежало письмо и ключ, дверь захлопнта. Потом быстрый развод в ЗАГСе, так как детей у них так и не было, не успели. Несколько месяцев прошло, как в тумане. Голоса старушек во дворе: «Наставила девчонка рога полковнику. Так им и надо, кобелям старым». И снова одиночество, страшное, постылое одиночество. Прошедшие счастливые пять лет казались красивым сном, сказкой. А, может, это и была сказка… Хотел позвонить однокласснице в областной центр, но передумал. Вспомнились строчки неизвестного поэта: «Вы не дарите женщинам проблем, у них своих хватает…» Начал крепко пить, с работы ушёл, потом инфаркт, еле выкарабкался и опять одиночество. Часто ходит сюда на аллею, на эту скамейку, с которой нёс на руках под дождём свою любимую Настю…
Вьюгин замолчал, полез опять за валидолом. «А что стало с Настей?» -чуть слышно спросил я. Вьюгин задумался. «Они с художником сначала жили в областном центре на съёмной квартире. Жена, родители, родители жены не приняли их отношения. Войну объявили. Затравили совсем моего котёнка. Потом уехали в Москву, потом за границу, кажется в Париж». «Знаете, времени у меня теперь много, книжки читаю, стихи. Вот недавно попались, прямо как про меня: «У одиночества есть цвет – увядших листьев,
Они деревьям не нужны – летят под ноги,
Зимой для веток, как балласт – обузой лишней,
Когда-то радовали глаз…и вот…в итоге».
У меня задрожали колени. От волнения встал и начал ходить около скамейки. «Но также нельзя, Вы – боевой офицер, у Вас ордена. Где же общественность, дети, одноклассница Ваша, в конце концов?» Вьюгин улыбнулся: «Я получаю неплохую пенсию. А всё остальное – это частная жизнь. А частная жизнь защищена Конституцией, в неё никому залезать нельзя. Это одноклассница моя говорит, и она права. Он опять замолчал, посмотрел на звёздное небо. «Меня не надо жалеть. В сущности, я человек счастливый. Помните, как там в «Маленьком принце», я перечитывал вчера, «Если любишь цветок – единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звёзд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым». Вьюгин снова поднял голову к звёздному небу, и я вслед за ним. Так и смотрели на звёзды. «Уже холодно и поздно, пойду я. Спасибо, что дослушали до конца». Вьюгин встал и медленно пошёл к выходу. Повернулся, улыбнулся, помахал мне рукой…
Всю ночь я не мог уснуть. Разбудил жену и долго рассказывал всю эту историю. Жена – мудрая женщина. «Я давно пришла к выводу, что любовь явление не всегда справедливое. Приходит и не спрашивает вовремя ли, к тому ли человеку, поймут ли?» Я возмутился, попытался спорить. Жена, впрочем, добавила, не много подумав: «А жизнь, в отличие от любви, мудрая, рано или поздно всё расставляет по местам. Давай спать, скоро утро». Я ещё несколько раз видел Прохожего на аллее через окно. А потом он пропал, не заболел ли, жив ли? Очень пожалел, что не записал, не узнал телефон и адрес…
P.S. Удивительная всё же вещь – ИНТЕРНЕТ. Совершенно случайно я зашёл на сайт одного европейского аукционного дома. На продажу выставлялись работы малоизвестных художников. Начал смотреть и вот - «Портрет неизвестной в осеннем пейзаже» работы молодого российского художника – иммигранта. Просит пять тысяч евро. Трудное положение, жена, маленький сын.
Красивая картина, красивая женщина, красивая осень, так и слышится красивая музыка Сарасате. Знать бы телефон Вьюгина. Что же я так промахнулся?
Прошло ещё какое-то время. Я перестал смотреть в окно на аллею. Прохожий не появлялся. И вот однажды, кричит жена из соседней комнаты: «Выгляни в окно, скорее, скорее!» Я посмотрел: по осенней аллее шёл Прохожий в длинном плаще, под руку с ним молодая красивая женщина, как будто только что сошла с полотна художника иммигранта, рядом маленький ребёнок, мальчик. Взрослые сели на скамейку, ту самую, крепко держась за руки. А мальчик начал играть листьями, лежащими в большой кучке. Приехала погостить? Вспомнила? А может, права моя жена, и жизнь действительно всё расставляет по местам. Может быть, Настя вернулась к своему единственному навсегда, до конца.
Наступил дождливый октябрь. В лужах лежали пожухлые листья, ещё вчера украшавшие собой деревья. Всё реже появлялось солнце. Настя с головой ушла в работу. По вечерам была задумчива, часто смотрела в одну точку или молча слушала Сарасате. Смех, то и дело раздававшийся в их домашнем очаге раньше, стал редким гостем. Вьюгин обратил внимание, что Настя часто переписывается с кем-то по мобильному телефону, а при его внезапном появлении краснеет. Любые дурные мысли гнал прочь. В жизни всё бывает.
Развязка наступила скоро и внезапно. Прямо, как в любимой им песне про огромное небо «Беда подступила как слёзы к глазам». Фирма, в которой Вьюгин работал последние годы, открывала несколько новых торговых точек в соседней области, возникли проблемы с охраной и пришлось ехать в командировку. Командировка предполагалась на два - три дня, но ситуация затягивалась, видимо необходимо задержаться ещё. Позвонил Насте, предупредил. Но неожиданно на связь вышел генеральный директор, теперь возникли проблемы в головном офисе, нужно срочно возвращаться. Служебная машина за ним выехала. Опять позвонил Насте, но абонент оказался недоступен, странно, обычно она не выключала телефон.
Всю дорогу домой дождь лил как из ведра, да ещё очень сильный ветер. Машину буквально бросало из стороны в сторону. Вьюгин ехал и улыбался. Представлял, как обрадуется сейчас Настя, бросится на шею, начнёт целовать.
К дому подъехали полпервого ночи. Вьюгин посмотрел на окна квартиры, темно «Милый, котёнок, устал за день, уже спит». Решил не будить, открыл своим ключом. Стоя в прихожей, услышал странные звуки, доносившиеся из его комнаты, и даже шёпот. Может показалось? Разделся, осторожно приоткрыл дверь. В комнате темно, но на улице горит фонарь и его свет падает в комнату. Бросились в глаза Настины голые плечи и волосы, разметавшиеся по подушке, рядом художник, виден даже голый торс, худой, не спортивный. Шлёпанцы Вьюгина и придвинутое кресло на котором Настино бельё, лифчик, бельё, трусики, сверху чужие джинсы. «Галлюцинация», - подумал Вьюгин и даже потряс головой. «Не может быть! Этого не может быть!» Голос Насти: «Выйди, пожалуйста! Дай мы оденемся». Очень резануло слух это «мы».
Ошарашенный Вьюгин побрёл на кухню, включил свет. На столе недопитая бутылка виски из его бара, остатки шоколадки, пепельница с окурками, кинул взор на приоткрытую форточку. Вьюгин не терпел запах табака, не курил сам и не разрешал курить в квартире. Из комнаты вышел до пояса голый Саша. Вьюгин заметил маленький нательный крестик на короткой цепочке, плотно прилегающий к шее. Он быстро оделся уже в прихожей. Вышла Настя в халате, в глазах слёзы. Вьюгин слышал голос уходящего Саши: «Я позвоню, ты собирайся, завтра я приеду за тобой». Ответ Насти не расслышал. Хлопнула входная дверь. Гулкие шаги из подъезда. И тишина. Вьюгин почувствовал, как пересохло горло. Взял первую попавшуюся чашку, налил воду из-под крана, начал жадно пить. Дрожащими руками неудачно поставил её на край стола. Чашка упала и разбилась. Потом долго молча сидели с Настей на диване в гостиной. В полной темное, без света. «Прости меня Вьюгин, если сможешь. Я дура, я не знаю почему и как это случилось? Дура, разбила счастье как эту чашку на кухне. Прости меня». Настя прикоснулась к нему рукой, Вьюгина передёрнуло. В минуты отчаяния или сильного волнения ему помогала ходьба, нужно на воздух, стены сжимали его. Собрался, вышел во двор. Под струями дождя побрёл на работу, ночевал в кабинете, взял у охранника на вахте сигареты. Домой вернулся на другой день, поздно вечером. Насти не было. На столе в его комнате лежало письмо и ключ, дверь захлопнта. Потом быстрый развод в ЗАГСе, так как детей у них так и не было, не успели. Несколько месяцев прошло, как в тумане. Голоса старушек во дворе: «Наставила девчонка рога полковнику. Так им и надо, кобелям старым». И снова одиночество, страшное, постылое одиночество. Прошедшие счастливые пять лет казались красивым сном, сказкой. А, может, это и была сказка… Хотел позвонить однокласснице в областной центр, но передумал. Вспомнились строчки неизвестного поэта: «Вы не дарите женщинам проблем, у них своих хватает…» Начал крепко пить, с работы ушёл, потом инфаркт, еле выкарабкался и опять одиночество. Часто ходит сюда на аллею, на эту скамейку, с которой нёс на руках под дождём свою любимую Настю…
Вьюгин замолчал, полез опять за валидолом. «А что стало с Настей?» -чуть слышно спросил я. Вьюгин задумался. «Они с художником сначала жили в областном центре на съёмной квартире. Жена, родители, родители жены не приняли их отношения. Войну объявили. Затравили совсем моего котёнка. Потом уехали в Москву, потом за границу, кажется в Париж». «Знаете, времени у меня теперь много, книжки читаю, стихи. Вот недавно попались, прямо как про меня: «У одиночества есть цвет – увядших листьев,
Они деревьям не нужны – летят под ноги,
Зимой для веток, как балласт – обузой лишней,
Когда-то радовали глаз…и вот…в итоге».
У меня задрожали колени. От волнения встал и начал ходить около скамейки. «Но также нельзя, Вы – боевой офицер, у Вас ордена. Где же общественность, дети, одноклассница Ваша, в конце концов?» Вьюгин улыбнулся: «Я получаю неплохую пенсию. А всё остальное – это частная жизнь. А частная жизнь защищена Конституцией, в неё никому залезать нельзя. Это одноклассница моя говорит, и она права. Он опять замолчал, посмотрел на звёздное небо. «Меня не надо жалеть. В сущности, я человек счастливый. Помните, как там в «Маленьком принце», я перечитывал вчера, «Если любишь цветок – единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звёзд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым». Вьюгин снова поднял голову к звёздному небу, и я вслед за ним. Так и смотрели на звёзды. «Уже холодно и поздно, пойду я. Спасибо, что дослушали до конца». Вьюгин встал и медленно пошёл к выходу. Повернулся, улыбнулся, помахал мне рукой…
Всю ночь я не мог уснуть. Разбудил жену и долго рассказывал всю эту историю. Жена – мудрая женщина. «Я давно пришла к выводу, что любовь явление не всегда справедливое. Приходит и не спрашивает вовремя ли, к тому ли человеку, поймут ли?» Я возмутился, попытался спорить. Жена, впрочем, добавила, не много подумав: «А жизнь, в отличие от любви, мудрая, рано или поздно всё расставляет по местам. Давай спать, скоро утро». Я ещё несколько раз видел Прохожего на аллее через окно. А потом он пропал, не заболел ли, жив ли? Очень пожалел, что не записал, не узнал телефон и адрес…
P.S. Удивительная всё же вещь – ИНТЕРНЕТ. Совершенно случайно я зашёл на сайт одного европейского аукционного дома. На продажу выставлялись работы малоизвестных художников. Начал смотреть и вот - «Портрет неизвестной в осеннем пейзаже» работы молодого российского художника – иммигранта. Просит пять тысяч евро. Трудное положение, жена, маленький сын.
Красивая картина, красивая женщина, красивая осень, так и слышится красивая музыка Сарасате. Знать бы телефон Вьюгина. Что же я так промахнулся?
Прошло ещё какое-то время. Я перестал смотреть в окно на аллею. Прохожий не появлялся. И вот однажды, кричит жена из соседней комнаты: «Выгляни в окно, скорее, скорее!» Я посмотрел: по осенней аллее шёл Прохожий в длинном плаще, под руку с ним молодая красивая женщина, как будто только что сошла с полотна художника иммигранта, рядом маленький ребёнок, мальчик. Взрослые сели на скамейку, ту самую, крепко держась за руки. А мальчик начал играть листьями, лежащими в большой кучке. Приехала погостить? Вспомнила? А может, права моя жена, и жизнь действительно всё расставляет по местам. Может быть, Настя вернулась к своему единственному навсегда, до конца.
Автор: Владимир Ветров
Следующая публикация
Нет комментариев