Илюшино счастье.

Глава 49
Девочка на самом деле сильно запущенная. Коросты не только на голове, но и в сгибах локтей, под коленками. Правда, опрелостей нет. Живот большой, ножки кривые. Голова неправильная, на личико страшненькая, похожа на инопланетянку с картинки в цветном календаре.
***
Неизвестно, кто больше волновался, то ли будущие родители Танюшки, то ли бабушка. У Таисии сердце тряслось, как яблоневый листочек на ветру. Как-то сложится их жизнь с появлением внучки? Сможет ли она принять девочку, как родную, зная, что скоро появится настоящий родной внук?
Лизавета с вечера погладила свое лучшее платье, брюки и рубашку Ивану, начистила до блеска его ботинки. Перебрала одежду, купленную для Танюшки. Подобрала то, что поменьше размером.
Посоветовавшись со свекровью, решили, привезти, завернув девочку в байковое одеяло, как в кокон, чтобы чувствовала себя защищенной. Ей, наверно, страшно будет ехать в машине. Бедная Танюшка! Сколько ей предстоит познать и как много к чему привыкать.
Лиза осталась собираться, Иван отправился в контору, провести разнарядку и забрать из гаража машину. Собирался задержаться всего на пол часа, но у него так быстро не получилось. Как назло, то один вопрос возникает, то другой. Кое-как раскидав задания подчиненным, собрался уходить, но тут в кабинет ворвался Константин
- Иван! Ты опять взялся за старое. Я ведь думал, что ты опомнился. Запомни мои слова. Это добром не кончится!
- О чем, ты, Костя?
- Он еще спрашивает! Выхожу сейчас от тебя, в коридоре эта твоя кукла, накрашенная стоит.
Спрашиваю, чего ей в конторе надо, она так нагло усмехается. Говорит, мол, слыхала, Иван Иванович в город собрался, мне тоже надо по делам в Администрацию района. Собирается она с тобой поехать. А я думаю, куда ты так торопишься?
- Кость, я не знаю, с чего она решила, что может поехать с нами. Мы с Лизонькой едем по своим делам.
- Что за дела у вас, если не секрет?
- Нет никакого секрета. Мы за дочкой едем
Константин опустился на стул. Стянув с головы кепку, вытер ей лицо
- Так, час от часу не легче. За какой дочкой? Откуда у тебя дочь?
- Оттуда же, откуда у всех. Чему ты удивляешься? Почему у тебя могут быть дети, а у меня нет?
- Ясно. Лизавета как это приняла?
- Так, она и предложила удочерить девочку. Я согласился, почему нет, нам давно пора ребенком обзавестись.
- Ты хочешь сказать, что никакого отношения к этому ребенку не имеешь?
- Слушай, брат! Ты, как я погляжу, готов всех собак на меня повесить. Неужели ты думаешь, что у меня может быть внебрачный ребенок?
- Не сомневаюсь даже. Бабы вокруг тебя вьются, как пчелы возле улья. И что они находят в такой рыжей образине?
- Скажешь тоже, вьются. Просто женщинам нравится ласковое обращение. Они ведь существа нежные.
- Лизавета твоя плохая жена. Моя Алима мне бы все остатки волос на голове по волосинке выщипала. Я не то что беседы беседовать, здороваться с чужими женщинами не смею. Вот она удивится, узнав, что ты дочку себе забираешь. А ведь Лиза ей ничего не говорила. Вообще-то, какой женщине было бы приятно о таком говорить?
- Константин, перестань! Я тебе на полном серьезе говорю, мы решили удочерить девочку. Она не моя и не Лизина. Просто от нее отказались родители.
- Бывает и такое. Поздравляю! Поезжайте тогда. В гости позовешь знакомиться с дочерью?
- Обязательно, но попозже, пусть девочка наша привыкнет немного. Все, поеду, Лизонька, наверно, извелась вся. Каждый раз я опаздываю.
Столкнув все, что было на столе в ящик стола, Иван торопливо вышел из кабинета, Константин – за ним. В коридоре навстречу к Ивану метнулась фигура женщины, конечно, это Регина. Иван даже смутился, она с такой радостью и совершенно по-свойски кинулась к нему
- Иван Иваныч, я тебя дожидаюсь! Услыхала, что едешь в город, сразу к тебе. Мне тоже в Администрацию района нужно. Надо кое-какие вопросы утрясти. Поедем?
- Регина, мы сегодня с Лизой едем по своим делам. Думаю, тебе слишком долго придется дожидаться нас. Ты можешь сама, без нас съездить. Слыхала, теперь автобус в район мимо нашей деревни четыре раза в день проходит.
Регина обиженно надула губы, накрашенные помадой нежного розового цвета, захлопала синими ресницами.
- Тебе места жалко в машине? Мне, выходит, надо подниматься на остановку, ждать там автобуса, когда в город машина из деревни идет? Это же колхозная машина, не лично твоя.
- Вот именно, колхозная, никак не Отдела культуры. Видишь ли, Регина Саматовна, может я бы и дальше возил тебя с собой, но мне кажется, ты неправильно понимаешь простое дружеское доброе отношение.
Регина с неприязнью огляделась на Константина, который и не думал уходить. Интересно, как его друг отделается от настырной девушки. Регина уверена, не будь рядом этого противного мужлана, Иван бы говорил с ней другим тоном.
Пришлось ретироваться. Ничего, не все время Костя будет его пасти. Зря Иван говорит про доброе отношение. Регина не вчера родилась, уж она отличает доброту и желание. Иван хотел ее, а это не проходит. Пусть прикрывается женой! Жена не стена, подвинуть можно.
Лизавета ждала мужа, сидя на кухне у окна. Отсюда видно поворот от переулка, где должна появиться его машина. Скорее бы уже приехал, что с ним будешь делать. Всегда Иван опаздывает, всегда находится, что-то важнее, чем заботы о собственной семье.
Задержавшись примерно на час, Иван подъехал к воротам. Таисия вышла проводить детей, благословила, перекрестила и осталась стоять у ворот, пока автомобиль не скрылся за поворотом.
Ехали, разговаривая о всяких пустяках. Каждый старался скрыть волнение и некоторую тревогу перед предстоящим. Сегодня в их жизни появится маленький человек, за которого они будут отвечать полностью. Оба понимали, что будет непросто. Это не грудной ребенок, это девочка, выросшая, можно сказать, едва ли не до полутора лет изолированно от общества.
Заскочив в Администрацию, Иван захватил документы, и вот они с Лизой уже в коридоре Детского отделения. Передав документы и одежду для Танюши, стали ждать. Время тянулось неимоверно медленно.
Наконец, Ксения Николаевна, в сопровождении медсестер и санитарки, вынесла девочку и передала Ивану. Лиза тут же забрала ее, напугается еще ее Танюшка, она совсем не знает папу. Прижав к себе дочку, словно что-то невыразимо дорогое, она улыбнулась сквозь слезы
- Спасибо, Ксения Николаевна! И вам всем спасибо за дочку. Можете за Танюшку не беспокоиться, мы хорошо будем за ней смотреть.
Ксения Николаевна грустно улыбнулась в ответ. Почему-то ей не верилось, что эти родители Таню не вернут. Они не представляют, какой груз берут на себя, слишком запущенная девочка. Едва ли нарушения в ее психике обратимы.
- Пожалуйста! Будут вопросы, обращайтесь. Всегда рады будем вам помочь. Удачи вам!
Иван помог сесть Лизе на заднее сиденье. Там просторнее, наверно, удобнее будет ехать с ребенком на руках. Первое время Танечка только испуганно таращила глазенки. Лиза ласково ей объясняла
- Доченька, не бойся, это машина. Папа везет на ней нас с тобой домой. Там нас ждет твоя бабушка. Теперь у тебя есть папа с мамой, бабушка и большой дом. Больше ты не будешь сидеть взаперти. Мы с тобой будем гулять в саду, я тебе покажу озеро и лес.
От тихого ласкового голоса мамы, у девочки стали закрываться глаза, она задремала, а потом и вовсе уснула. Иван поглядывал в зеркало, что творится на заднем сиденье
- Уснула никак?
- Уснула. Вань, она такая хрупкая, мне кажется, я чувствую ее косточки даже сквозь одеяло.
- Ну и что? Главное здоровая была бы. Откормим. Ксения говорила, что девочка плохо ест. Я думал над этим. Наверно, никто не сидел над ней с чашкой и ложкой, специальной няни для таких детей не предусмотрено. Санитаркам, думаешь, время есть водиться с ними?
Ничего, вы с мамой вдвоем справитесь. Побольше фруктов, соков будете давать, да на улице гулять, аппетит и появится у ребенка.
Соседка Степановых, Алевтина, женщина лет тридцати пяти, мать троих пацанов, выйдя на улицу, чтобы загнать их на обед, остановилась, пораженная увиденным. Н аглазах у нее Иван Иваныч помог выйти из машины своей Лизавете, а в руках у нее ребенок, завернутый в голубое байковое одеяло.
Откуда у них ребенок? Лиза не была беременна ни разу. Чужого что ли взяли? Алевтина забыла про своих мальчишек. Ох, как хочется узнать, откуда у Лизы дите. Вот ведь до чего скрытные люди, вчера с Лизой вместе хлеб покупали, до дома вместе шли. О чем только не говорили, но Лиза не словом не обмолвилась про ребенка.
Надо будет вечерком зайти по-соседски, поболтать. Никто этому не удивится, они с Лизой почти подруги. Позвав детей домой и усадив за стол, дала по тарелке супу, положила ложки на стол, окликнула свекровь
- Мама, посмотри за мальчишками, покорми их, сама пообедай. Я в магазин побежала.
- В магазин? Зачем? Хлеб еще есть.
- Вот, все тебе доложи, все тебе интересно, может мне еще у тебя спросить разрешения двести грамм карамелек купить?
- Алевтина, чего ты злишься? Я просто спросила.
- Нечего спрашивать. Вон, приготовила, садись и ешь. У людей свекрови, как свекрови. Вон, Лизка сама в доме хозяйка. Таисия в рот ей заглядывает, следом за ней ходит, дочь, дочь. А я троих парней твоему оболтусу родила, а уважения никакого. Все спроситься, да доложиться должна.
Со злостью хлопнув дверью, Алевтина пошла вдоль по улице в сторону магазина, размахивая сумкой. Перед обедом в магазине полно народу. Женщине не терпится рассказать новость, но не станешь ни с того, ни с чего кричать: «У Степановых появился ребенок».
Достав из рукава блузки платок, Алевтина вытерла лицо и обращаясь к Ольге, стоявшей перед ней в очереди проговорила.
- Ох вспотела, торопилась за хлебом. Думаю, поди разберут. Пришлось задержаться у ворот. Вышла, гляжу, Лиза из машины вылазит с ребенком на руках. Удивилась я, остановилась посмотреть, вдруг, это просто сверток. Нет, Иваныч-то спросил у Лизаветы: «Спит?»
- Иди, ты! Откуда у них ребенок? Неужто чужого взяли? А может быть, Лизавета-то бесплодна, все об этом знают. Надо у Зиновьевны спросить, собирали ли Степановы документы какие-нибудь. Но это бесполезно, если Иваныч велел молчать, она под расстрелом ничего не расскажет.
Разговор слышала Никитична, считай, к вечеру вся деревня будет знать, Степановы взяли ребенка, да с такими подробностями, о которых сами Степановы даже не догадывались. Однако, им не до разговоров. Поговорят и перестанут. Как с девочкой быть, вот главная их забота.
Таисия, взяв из рук девочку, положила ее на кровать, распеленала, раздела всю и заплакала
- Лизавета, что вы наделали? Это ведь не ребенок, это непонятно что.
- Мама, это ребенок, просто девочка запущенная, она выправится. Если я ее такую увидела, как могла оставить?
Девочка на самом деле сильно запущенная. Коросты не только на голове, но и в сгибах локтей, под коленками. Правда, опрелостей нет. Живот большой, ножки кривые. Голова неправильная, на личико страшненькая, похожа на инопланетянку с картинки в цветном календаре.
Таисия аж заплакала, так жалко стало это несчастное существо, которое смотрит на нее скорбными глазами и трясется, то ли от страха, то ли ей холодно.
- Ладно! Делать нечего, если уж взяли. Будем выхаживать девочку. Ваня, сынок, ты сейчас обедай и езжай в татарскую деревню, привези бабушку Халиму. Она умеет править детям головы и заговаривать.
- Мама, я сегодня не могу. И так пол дня проездил. У меня дела.
- Ничего, дела твои подождут, у тебя они никогда не кончатся. Привезешь и увезешь Халиму, потом хоть всю ночь работай.
С матерью не поспоришь. Не стал дожидаться, когда женщины отойдут от Танюшки, сам положил себе супу, сам отрезал хлеб и мясо, пообедал и уехал. Теперь, видимо, так и будет, станут вдвоем выхаживать ребенка. Ничего, нетрудно готовое себе положить. Пусть занимаются. Женщины. Можно понять, у них материнский инстинкт.
Лиза, одела девочку, прикасаясь к ней осторожно, боясь причинить боль.
- Мама, как она терпит? Наверно, чешутся эти коросты? Бедная моя девочка!
- Терпит уж, а что она поделает? Лиза, она не немая. Ни звука не произносит, не плачет, не гулюкает.
- Если бы была немая, предупредили бы. Ей нужно время чтобы привыкнуть. Пойдем, мам, попробуем накормить.
Таисия размяла в супе картошку, порезала мясо против волокон, превратив в месиво, все это смешала
- Корми, дочь! Привыкай!
Таня не хотела есть, выталкивала изо рта язычком все, что ей клала в рот Лиза. Женщина едва не плакала
- Мама, что делать? Мне говорили, что Таня не любит суп, ее кормили жидкой манной кашей из бутылочки. Может надо было тоже бутылочку с соской купить?
- Нет, Лизавета! Надо кормить с ложки и поить из чашки. Чем дольше она будет сосать соску, тем труднее будет отвыкать. Может девочка пить хочет? Попробуй попои, вот кипяченая вода.
Танюшка и правда хотела пить, но не умела. Она высовывала язычок, лизала край кружки. Лиза попробовала напоить дочку с ложки, удалось!
- Мама, смотри, она умеет с ложки пить! Молодец какая.
- Ну-ка, попробуй ей давать ложку воды и ложку супа, может проглотит?
Получилось! Скормила пять столовых ложек супу. Вспотела вся, как будто машину дров разгрузила. Радовались обе со свекровью.
- Вот, Лизонька, а ты боялась! Ничего, я баньку истопила, попарим нашу девочку березовым веником, искупаем в череде, легче ей станет. Коросты-то мы выведем, это ведь не проказа, страшного тут нет ничего.
Долго ездил Иван, но привез так и бабку. С ним в дом вошла невысокая, сухонькая старушка, в ситцевом платье, в бархатном зеленом кафтане, на шее крупные янтарные бусы, на голове белый платок.
Лицо у бабуси гладкое и чистое, глаза зеленые, молодые. Только руки со сморщенной кожей и синими, выступившими венами, говорят о ее возрасте. Иван встал позади бабки
- Вот, привез тетушку Халиму. Никак не хотела ехать, говорит, ваши женщины сами себе знахарки. Ладно, догадался сказать, не крещенная девочка, неизвестно, кто она, из больницы привезли.
Старушка кивала в такт словам Ивана
- Да, да! Правда, вы ведь сами умеете, чего меня зовете?
Таисия подошла ближе к бабке.
- Халима-апа! Мы ведь с тобой знакомы. Помнишь, я косой ногу посекла, ты мне ногу-то спасла?
- А, Тася! Да, да! Помню! Я сказала, хромать не станешь, как нога-то, не хромаешь?
- Нет, Халима-апа, все зажило. Ты уж посмотри нашу девочку. Я бы тебя не звала, да не знаю, что и делать. Пойдем, посмотри ребенка.
Танюшку выложили на стол, на одеяло. Как только не вертела ее Халима! Бормотала что-то на своем языке. Сердилась, плевалась.
- Одевай, молодушка, девочку. Голову править не стану. Уже поздно, как бы не навредить. Какие люди бывают бестолковые, надо было и на другой бок ребенка класть. Это ничего, головка сама выправится. Больно ровная не будет, но ничего, девочка ведь, волосы скроют.
Чего ты, Тася, больно испугалась? Неплохая девка. Кости все на месте, не кривая будет, не горбатая. С лица красивенькая должна быть, носик маленький, рот тоже. А ноги придется туго пеленать. Реветь будет первое время. Хочешь, чтобы у внучки ноги были прямые, придется помучиться.
Коросты отпарите в бане, больно на солнышко не выносите пока. В тени старайтесь держать. Кожа у девочки больно уж нежная, все равно, что у трехмесячного ребенка.
Врачи, наверно, сказали, надо рыбьим жиром поить. Смородину надо давать, в воде мешать и давать. Кашу манную, не надо. Сейчас обленилась молодежь, кашу манную сварят и все. Не полезная она. Вашей девке мясо надо.
От чая Халима отказалась, от гостинцев в виде меда и варенья тоже, а деньги взяла с удовольствием.
Иван повез Халиму обратно. Танюшка уснула. Таисия с Лизой, успокоенные словами Халимы, сели обедать.
Началась новая жизнь, когда и обед не вовремя, и сон, когда придется, зато на душе тепло. Спит рядом девочка, которую избавили от беды быть несчастной.
***
Глава 50
- Лиза, ты бы не верила всему, что написано в твоих книгах о психологии ребенка. Не надо искать к Тане каких-то подходов. Если она нормальная, то выправится, если нет, то, что же, будем нести этот крест.
***
До чего же некоторым людям интересна семейная жизнь других. К вечеру деревня только и обсуждала появление ребенка в семье Степановых. Ольга, соседка Веры, даже не заходя домой, чтобы оставить покупки, забежала сразу к Вере. Та, стоя на коленях, стирала ковер, разложив его на траве и оттирая мылом и жесткой щеткой застарелые пятна.
Запыхавшаяся Ольга остановилась в воротах
- Вера! Ой что случилось, что случилось, ты не поверишь!
Вера Александровна поднялась с колен, выправила подоткнутый подол
- Пожар? Наводнение? Землетрясение? Чего так кричишь?
Ольга повесила хозяйственную сумку на забор, подошла к Вере и, понизив голос, таинственно произнесла
- Иван с Лизой привезли откуда-то ребенка. Алевтина своими глазами видела. Ребенок должен быть грудной, в синее одеяло завернут, значит мальчик. Неужто усыновили чужого ребенка? Зачем им? Ивану уже под сорок, поди, и Лизавета немногим его моложе.
Вера задумалась, вспомнив разговор, состоявшийся в больнице между Олегом и Иваном. Он, кажется, сказал тогда, будто они с Лизой навещают дальнюю родственницу, которая находится в отделении с ребенком. Значит, вот они зачем приходили! Может быть родственница многодетная, может одинокая, не в силах одна вырастить ребенка.
- Значит, все-таки усыновили. Однако, едва ли Лизавета согласилась бы взять чужого ребенка. Она ведь дочь Федора Данилова. Я-то хорошо знаю их породу! Жестокие, бессердечные люди! Эти не умеют жалеть, даже сочувствовать другим не могут.
Ольга ойкнула, прикрыв рот ладонью.
- О-ой! Точно ведь ты их знаешь, замужем за Серегой Даниловым была. Я и забыла.
- Тихо, ты! Чего кричишь? Мой Олег в бешенство входит, когда слышит про них. Он меня так любит, так ревнует, я уж прямо не могу.
- Ага, любит, наверно, если в бешенство входит. Гляди, Вера Александровна, как бы от сильной любви поколачивать не стал. Мой меня тоже сильно любит, особенно в день получки. От его любви синяки до аванса не сходят.
- Сравнила тоже. Мой Олег интеллигентный человек. Он голоса на меня не повышает, не то что руку поднимать.
- Конечно, Олег Викторович, другое дело. Значит, ты думаешь, Даниловы взяли на воспитание ребенка из своей родни?
- Не могу твердо утверждать, но то, что они навещали в Детском отделении родственницу, а вскоре взяли ребенка, о чем-то говорит.
Разумеется, об этом разговоре узнали многие. Напрямую спросить Ивана Ивановича о том, чьего ребенка они с Лизаветой усыновили, решались немногие. Но кто спрашивал, получали ответ, усыновили ребенка-отказника.
Однако, чем больше Степановы стояли на своем, говоря, что удочерили девочку, оставленную матерью в роддоме, тем меньше им верили. Так и привыкли считать Танюшку племянницей Ивана Ивановича, взятой на воспитание у какой-то там непутевой сводной сестры.
Может потому, что Лиза полюбила девочку всем сердцем, может благодаря ее врожденному терпению, заботы о Танюше не были ей в тягость, скорее наоборот. Но и Танюшка не доставляла очень уж много хлопот. Просто нужно было постоянно быть с ней рядом.
Девочка привыкла долгое время находиться одна. Она отворачивалась к стенке и ковыряла пальчиком стену, засунув большой палец другой руки в рот. От этого бедный палец уже успел сплющиться. Надо было учить Танечку общению.
Лиза брала дочку на руки, убирала ей палец изо рта, но та протестовала, вырывала руку, злилась, показывая два маленьких зубика. Таисия предлагала свои методы воспитания
- Лиза, смотри, ты ее избалуешь! Еще говорить не умеет, улыбаться не умеет, а злиться уже может. Характерная будет, если с этих дней пойдешь у нее на поводу. Надо ей эту ручку замотать тряпкой или горчицей палец обмазать. Небось, обожжет рот, не станет больше совать в него палец.
Лизавета краснела от возмущения, как может свекровь хотеть причинять девочке боль?
- Мама, нет! Меня били и наказывали и мать, и отец. Я своих детей никогда никаким образом наказывать не стану. Не для того я дочку взяла, чтобы сделать из нее несчастного ребенка, чтобы она всю жизнь содрогалась, вспоминая детство.
- Как знаешь, я Ваню тоже не била, но за провинности наказывала.
- Мама, не забывай, Иван был мальчиком. Потом, тебе не нужно было доказывать сыну, что ты любишь его. Он знал об этом с самого рождения. А нам придется доказывать Танюше, что она любимая дочь и внучка. Ей трудно в это поверить, потому что ее предала родная мать. Нам только кажется, что маленькие дети ничего не понимают. Они все понимают и, где-то глубоко в сердце, все помнят.
Таисии очень жаль Танюшку, очень сильно жаль. Однако, все равно, нет у нее никакого желания взять девочку на руки, покачать, спеть колыбельную. Зато Таисия каждый день топит баню, купает Танюшу вместе с Лизой.
А это оказалось занятием не из легких. Девочка катастрофически боится воды. Она цепляется за все, что попадается под руку, таращит без того огромные глаза, глядя вокруг с выражением ужаса и страха. Таисии становится не по себе. Это худое существо, дрыгающее тоненькими ручками и ножками, с выражением отчаянной злобы на лице, это человеческий ли ребенок?
Купать приходится долго. Минут за двадцать до бани Лиза смазывает коросты на голове, на ручках и ножках ребенка календулой, настоянной на подсолнечном масле. В бане это нужно тщательно отмывать детским мылом, чтобы кожа девочки дышала.
После этого нужно ребенка подержать в воде с чередой. Лизавета стойко переносит процедуру купания, но не без слез. Жалко кроху. Таисии уже тяжело, поясница болит, ноги тяжелеют. Одно хорошо, не умеет Танюша громко плакать. Слезы текут, но она не орет, а тихонько скулит: «И-и-и-ией, и-и-и-ей».
После бани, уставшая, разомлевшая девочка, лежит тихо, терпит, пока мама мягкой зубной щеткой убирает ей коросты.
Прошло всего десять дней, коросты с ручек и ножек сошли, осталась нежная розовая кожа. Голова тоже стала намного чище. Только отучить сосать палец, не удавалось. Зато Танюшка стала приучаться ходить на горшок. Особенно рада этому Таисия. Грязные ползунки она взялась стирать сама. Пусть Лиза лучше водится с ребенком!
Лизавета и водилась. Она настояла, чтобы вынесли из свободной комнаты старинный ткацкий станок, на котором Таисия не ткала половики с самой молодости. Ей жалко станка, теперь такие не делают, однако, Лиза не отставала.
- Мама, кому сейчас нужны эти половики? Пусть стоит твой станок в сарае, что ему сделается? Танюше нужна отдельная комната, где будет стоять ее кроватка. А то она ночью просыпается, я к ней встаю и бужу Ваню, а ему утром на работу.
- А чего это он просыпается? Таня совсем не плачет по ночам, не как другие дети.
- Все равно, мы ему мешаем отдыхать. Днем Тане негде играть, везде мебель какая-то. Я хочу в этой комнате постелить на пол ковер, запускать туда дочку, пусть учится ползать.
- Какой ковер ты хочешь постелить на пол?
- Я не знаю, какой разрешишь. У нас в чулане два свернутых ковра лежат.
- С ума что ли сошла. Лиза! Не дам ни который. Твоя Таня живо два наделает на него, ковры совершенно новые. Кто так делает?
- Мама! Мы с тобой ругаться будем из-за ковра, который лет десять лежит в чулане? Он ведь еще лет двадцать там пролежит, если его моль не сожрет. Тебе жалко для ребенка этот несчастный ковер? Мама, ты ведь всегда была щедрой, чужим людям так просто отдавала добро. Для родной внучки жалко?
Стыдно стало Таисии. Правда, пожалела для сироты, когда невестка на сносях ходит. Бог-то все видит. Отдала ковер, тот, что побольше и покрасивее. Помогла повесить вышитые занавески, на стол вышитую скатерть постелила.
- Вот, Лиза! Красиво как стало. Не гневайся на меня. Сколько живем, не ругались с тобой и дальше не будем.
- Я и не сердилась, мама! Я очень тебе благодарна. Вижу, ты стараешься полюбить Танюшу. Понимаю, тебе трудно к ней привыкнуть, не ты ее выбрала, это я тебе навязала внучку. Однако, когда Танюша поправится, научится говорить, ты полюбишь ее.
У тебя доброе сердце, мама. Я тебе тоже была чужая, но ты меня приняла, без приданого, без всего. Пришла к вам, в чем была. Ни разу ты меня не укорила, всему научила, полюбила, как дочь. Значит и дочь мою полюбишь.
Любила – не любила, а водиться Таисии все равно приходилось. Лизавета, несмотря на беременность, сама таскала воду. Когда скотины много и воды надо много. Ей жалко свекровь, натрудила ноги за всю жизнь, болят теперь.
В магазин тоже надо сходить, гусей выгнать, скотину встретить, да, мало ли работы во дворе? Все это время с Таней оставалась бабушка. Даже, когда Лизавета уезжала в город, на прием к гинекологу, Таисия вполне справлялась с девочкой.
Только с папой у Тани не получалось никакого контакта. Вернее, у папы с ней. Когда он заходил в ее комнату, девочка вся съеживалась, отворачивалась от него и совала палец в рот. Это ужасно раздражало Ивана.
- Лизонька! Почему она постоянно сует палец в рот? Что за дурная привычка, отучать надо от этого.
- Зато Танечка пустышку не сосет. Обязательно отучу. Ваня, она тебя боится, слишком редко видит тебя и редко слышит твой голос. Таня тебя не чувствует, ты же никогда не берешь ее на руки.
- Зачем ее брать, она же не плачет.
- Не плачет, потому что ее к этому приучили. Она очень умная девочка, поняла, что плакать бесполезно, ее боль никого не задевает. Она гордая, привыкла терпеть и не жаловаться.
- Ой, напридумывала! Гордая она! Какая еще в ее возрасте гордость? Скажешь, забитая, я поверю.
- Возраст тут не при чем. Человек рождается с характером. Воля и самолюбие у человека есть, или его не бывает с рождения.
- Лиза, ты бы не верила всему, что написано в твоих книгах о психологии ребенка. Не надо искать к Тане каких-то подходов. Если она нормальная, то выправится, если нет, то, что же, будем нести этот крест.
Не слушала Ваню Лизавета. Она садила дочь на красивый ковер, раскладывала яркие игрушки, играла сама ими. Собирала пирамидку, приговаривая
- Это у нас красный круг, какой он красивый, яркий. Вдеваем его на палочку. Палочка у нас тонкая, длинная. А это у нас синий круг, он синий, как небо.
Девочка внимательно слушала, приоткрыв маленький ротик. Иногда тянула ручку к игрушке, с которой играла мама. Тогда Лиза протягивала дочери игрушку со словом: «На!»
- На, Таня желтую уточку. Как у нас уточка делает? Правильно: «Кря, кря, кря»
Свекровь только головой качала, глядя на старания невестки. Нет, похоже, девочка не заговорит. Только Лизавета не собиралась сдаваться. Каждое утро, каждый вечер Лиза растирала крохотные пальчики на руках и ногах дочери, делала массаж рук и ног.
Старания матери не пропали зря. Спустя два месяца, Танечка, сидя на полу, потянулась за погремушкой, не смогла дотянуться и свалилась на бок. Перевернувшись на живот и достав погремушку, девочка стукнула ею об пол и засмеялась.
Мягкий грудной смех дочери, бальзамом лег на сердце Лизаветы. Слезы сами покатились из ее глаз. Хотелось схватить дочку в охапку, зацеловать. Но этого делать нельзя, можно Танечку напугать бурным проявлением радости. Поэтому Лизавета сидит на ковре и плачет.
Бабушка, не привыкшая к тишине в комнате девочки, заглянула в двери. Увидев слезы невестки, всполошилась
- Дочка, что случилось?
- Мама! Танюшка засмеялась!
- Правда? А чего ревешь?
- От радости, наверно.
Таисия опустилась на ковер рядом с Лизой
- Танечка, покажи, как ты умеешь смеяться? Покажи бабушке!
Девочка посмотрела на бабушку исподлобья, вдруг улыбнулась и протянула ей погремушку
- На!
Это был праздник. Таисия гордилась, словно ее стараниями девочка заговорила
- Вот, внучка знает, с кем говорить, со мной первой заговорила. Не пожалела погремушку бабушке своей.
На самом деле, было Таисии чем гордиться. Она стирала на внучку, она готовила для нее супы и каши, она, насколько могла, освободила невестку от домашней работы, чтобы та могла всю свою заботу отдавать дочери. Если бы не ее старания, не скоро бы еще Танечка заговорила.
***
Глава 51
В письме этом пишется, что преподаватель физики, Олег Викторович, и его супруга, преподаватель истории, Вера Александровна, недостойны носить высокое звание педагога.
Их сын, Илья, проживает у чужих людей. Мало того, Вера Александровна отбирает у сына пенсию, которую ему выплачивает Государство по потере кормильца.
***
Илья, разумеется, слышал разговоры о том, что у него появилась двоюродная сестренка. Очень ему хотелось с ней познакомиться. Пусть у него нет родных сестренок и братьев, двоюродная сестра, тоже неплохо. Даже собрался было как-то пойти к тете Лизе, но Катерина остановила его.
- Илья, говорят, Таисия никому не показывает внучку, боится, что сглазят. Алевтина, их соседка, рассказывала, что у девочки отдельная комната, туда никто из соседей не заходил. Гуляет с дочерью Лиза только в своем саду, на улицу не выходит. Подожди немного, Лиза обещалась сама к нам прийти. После и тебе можно будет к ним пойти.
- Ладно, бабушка! Тогда я схожу на озеро, может ребят кого увижу.
- Грустишь все? Не отвечает Диана на твои письма? Наверно ее мама их перехватывает. Потерпи до Нового года, может она сама приедет.
- Нет, бабушка, Диана на меня обиделась, поэтому не пишет. Получилось, что ей попало за меня. Не должен был я вести ее на старые Выселки.
- Ты же не нарочно. Хотел места ягодные своей Диане показать. Ты, Илюша, не переживай! Если суждено, встретишься с ней, если нет, значит будет у тебя другая любимая девушка.
Илья только вздохнул. Он-то знает, может и будет другая, может и любимая, но такой, как Диана, уже не будет. Больше писем Диане Илья не писал, потому что знал, ответа на будет.
Настал конец августа и начались репетиции. Готовились к Первому сентября, к выступлению в школе, а вечером должен состояться большой концерт в Доме культуры.
Вера Александровна старается изо всех сил, репетирует со всеми ребятами вместе и с каждым в отдельности. Больше всех внимания достается Илье и Амине.
Они оба и поют, и танцуют, на них смотреть одно удовольствие. Эти ребята даже внешне похожи. Оба темноглазые, смуглые, красивые нездешней, непривычной для глаз красотой. Илья высокий, широкоплечий, светловолосый, а Амина тоненькая, легкая, похожая на восточную красавицу из какой-то сказки.
Вера, конечно, гордится сыном. Он везде должен быть первым, в учебе, в спорте и в художественной самодеятельности. Это же ее сын! Илья же старается теперь не для того, чтобы мама похвалила. Ему нравится быть на виду, нравится выступать на публике, сам процесс подготовки к концерту увлекает.
Регина Саматовна хотела бы сама проводить репетиции. У нее другой взгляд на проведение мероприятий в клубе. Она бы включила в концерт больше современных песен. Например, Илюша Данилов вполне мог бы исполнять песни Руссо.
Ах, хорош мальчишечка! Кому только достанется? Лишь бы не этой овце с влажными раскосыми глазами. Она и танцует хуже него, а поет, вообще так себе. Если бы составить дуэт Регине с этим юношей, это было бы нечто.
Но Вера Александровна крепко укоренилась в культурной жизни деревни. Заведующие клубом приходят и уходят, а она постоянно тут. Все участники художественной самодеятельности или ее ученики, или бывшие ученики. Она знает, кто на что способен, кого с кем в пару поставить.
Регина пыталась договориться с Верой Александровной, чтобы изменить репертуар, разбавить фольклор современными песнями и танцами, но та ни в какую.
Пробовала Регина об этом поговорить в Отделе культуры Администрации района. Однако ей дали понять, не надо ей лезть, куда не просят.
Ансамбль «Лилий», созданный Верой Александровной, славится на всю область. Пусть сначала Регина Саматовна организует что-нибудь подобное, после, можно будет подумать об изменениях в репертуаре Дома культуры.
Вере, разумеется, добрые люди донесли, что Регина жаловалась на нее. Не стала Вера Александровна выяснять отношения с Региной. Зачем?
Ей ли, педагогу с высшим образованием, выпустившей стольких учеников, сумевших поступить в ВУЗы и благополучно окончить их, стоит обращать внимание на какую-то приезжую крашеную куклу.
Ей ли, поднявшей культурный уровень жизни этой деревни, боровшейся с пьянством родителей ее учеников, тратить свое время на разговоры с легкомысленной девицей. У Веры Александровны забот без этого хватает.
С Региной Вера не стала разбираться, но дома, вечерком, за чашечкой чая или рюмочкой коньяка, это уж как придется, смотря по настроению, они с Олежкой «мыли кости» этой Регине.
Вера рассказывала мужу про ее недопустимо короткие юбки, походку от бедра, даже, как она протяжным и зазывным голосом разговаривает с мужчинами. У Веры отлично получалось копировать манеру Регины произносить слова с едва заметным акцентом.
Олежка смеялся от души. В последнее время у него отличное настроение. Пронесло! Как не говори, он побаивался, что будет скандал из-за купленного автомобиля. Ясно же, с зарплаты учителя не накопишь таких денег. Тем более, что хозяйства они с Верой не держат. И молоко, и мясо покупное, только овощи, да яйца свои.
Однако, перед Первым сентября, неожиданно грянул гром среди чистого неба. Из Роно приехала комиссия из трех человек.
Приехали без предупреждения. Автомобиль Администрации района въехал во двор школы и остановился прямо у входа. Из передней дверцы вышел полноватый пожилой мужчина, в черной шляпе, в роговых очках, с коричневым кожаным портфелем в руках.
С заднего сиденья степенно выгрузились две женщины, тоже не худенькие, без очков и без портфеля, но тоже очень солидные. Водитель вышел из машины, попинал колеса. Ирина Дмитриевна с ужасом наблюдала за ними из окна.
Что такого страшного должно было случиться, чтобы к ним в школу явился сам, Федор Анатольевич? Господи, спаси, пронеси! Она обратилась к учителям
- Товарищи! Приехали из Роно. Так, предупреждаю, лишнего не говорим. Отвечаем только на те вопросы, которые зададут. Ох, пойду, встречу.
Сердце Олега Викторовича упало в пятки. Он еле унимал дрожь в коленях. Вера Александровна успокаивающе сжала мужу локоть, мол, не трепещи, дорогой, все будет хорошо.
Ирина Дмитриевна вышла на крыльцо, вся сияя от счастья лицезреть высшее начальство, внезапно посетившее ее скромное учебное заведение.
- Федор Анатольевич! Решили проверить готовность нашей школы к Первому сентября? Добро пожаловать, входите! Мы Вам очень рады.
- Не только за этим, Ирина Дмитриевна, не только. Пройдемте в учительскую, там поговорим!
Важно шагая по коридору, поглядывая на свежевыкрашенные двери в классы и чисто вымытые стекла окон, Федор Анатольевич одобрительно кивал. Остановившись у класса с цифрой 1 на дверях, он открыл двери посмотрел. Окна помыты, парты тоже чистые, класс готов к приему детей, но…
- Ирина Дмитриевна, что же это? Почему не покрасили парты и пол первоклассникам?
- Так ведь, Федор Анатольевич, по одежке протягиваем ножки. Сколько денег выделили, на столько и ремонт сделали.
- Не к чему было красить двери в классы, надо было лучше отремонтировать как следует один класс. Парты покрасить, хотя бы. Не хватает денег, обратились бы в правление колхоза. Надо, Ирина Дмитриевна, проявлять инициативу.
- Учтем, обратимся. Сейчас уже не успеем с ремонтом. В осенние каникулы обязательно сделаем.
- То-то же! Все ждете указаний свыше. По старинке работаем. Пора привыкать к новой обстановке.
- Обязательно учтем Ваши замечания. Исправимся, Федор Анатольевич!
Женщины, шагавшие вслед за Федором Анатольевичем, смотрели на Ирину Дмитриевну с подозрением, словно хотели спросить, не она ли стащила краску, которой должны были покрасить парты?
От такого предположения лицо Ирины Дмитриевны пошло пятнами. Да она лучше из дома принесет, чем из школы что-то заберет. Приехали тут, смотрят, как на преступницу.
В учительской стояла тишина. Каждый педагог пытался вспомнить свои грехи и надеялся, что приехали не по его душу. Представители РОНО, во главе с Федором Анатольевичем вошли в учительскую, поздоровались. Преподаватели ответили недружным хором.
Федор Анатольевич прошел вперед и сел во главу стола, на место директора, который, как всегда, отсутствовал. Правила коллективом его супруга, завуч школы, Ирина Дмитриевна. Женщины сели сбоку, у окна. Учителя расселись вокруг длинного стола и замерли в ожидании.
Сняв шляпу, Федор Анатольевич положил ее на стол, сдвинул указательным пальцем очки на переносицу, задумался. Каждый раз, начиная собрание, он не знал, как обратиться к присутствующим. Слово «Товарищи» уже устарело. Сказать учителям «Господа», какие они господа? Не коллеги ему преподаватели, друзьями тоже их не назовешь. Выкрутился.
- Все учителя тут, Ирина, Дмитриевна?
- Все, кроме директора, он на больничном.
- Хорошо. Мы приехали вот по какому делу. В РОНО передали жалобу, вернее даже не жалобу, а письмо одного из жителей деревни. Я вам его зачитаю.
Зачитал. В письме этом пишется, что преподаватель физики, Олег Викторович, и его супруга, преподаватель истории, Вера Александровна, недостойны носить высокое звание педагога.
Их сын, Илья, проживает у чужих людей. Мало того, Вера Александровна отбирает у сына пенсию, которую ему выплачивает Государство по потере кормильца. Именно на эти деньги куплен автомобиль.
Закончив читать письмо, Федор Анатольевич строго оглядел учителей, сидящих с испуганными лицами. Ирина велела молчать. Никто не решался приступить к обсуждению письма.
Вера сразу поняла, откуда дует ветер. Это дело рук Регины. Она посмотрела в лицо Федора Анатольевича открытым честным взглядом.
- Позвольте мне ответить на эти гнусные обвинения. Это я, учитель истории, Вера Александровна. Илья Данилов, о котором идет речь, мой сын. Да, я согласна, виновата в том, что уделяю слишком мало времени своему сыну, поскольку отдаю все свои силы школе и воспитанию учеников.
У нас нет для детей садика. С Ильей всегда водились родной дед и бабушка. Он часто оставался у них ночевать, потому что я еще веду работу в клубе на общественных началах. Илюша очень любит своего деда, который стал совсем немощным. Это его решение жить с дедом и бабушкой, чтобы помогать им.
Про пенсию тоже скажу. Захотел Илья купить автомобиль. Конечно, рано еще, и прав у него нет. Он попросил, чтобы Олег Викторович пока оформил машину на себя. Мы так и поступили. Илья снял деньги со своей Сберкнижки, мы с Олегом добавили свои и купили автомобиль.
Стоит он у нас в гараже. Мы с Олегом Викторовичем ездили на нем только в больницу, навещать Илью, да забирали на машине его из больницы.
Тот, кто написал это письмо, не знает обстановку в нашей семье. У Ильи с отчимом доверительные дружеские отношения. Обидно знать, что кто-то настолько завидует нам, что пишет такие грязные доносы.
Федор Анатольевич внимательно выслушал выступление Веры Александровны
- Ну, что же, Ваши объяснения понятны. Хотелось бы выслушать по этому поводу мнение самого Ильи Данилова. Пошлите кого-нибудь за ним.
Пока техслужащая ходила за Ильей, Федор Анатольевич выслушал выступления членов коллектива. Вернее, выступила одна из членов, Ирина Дмитриевна. Она перечислила все заслуги Веры Александровны и Олега Викторовича, не забыв сказать, что сын их Илья учится на отлично и, скорее всего, станет медалистом.
По ее словам, выходило, вся школа и вся культурная жизнь деревни держится на хрупких плечах Веры Александровны, которые усиленно поддерживает Олег Викторович.
Илья постучался и смело вошел в учительскую. Перед сидящими за столом встал симпатичный юноша, в белоснежной футболке, голубых джинсах и белых кроссовках, совсем непохожий на брошенного родителями ребенка. Федор Анатольевич не мог не улыбнуться на приветствие парня
- Здравствуй, Илья! Вот ты какой! Хм! Илья, у нас возникло к тебе несколько вопросов. Ты желаешь поговорить со мной наедине или ответишь на мои вопросы здесь.
- Отвечу тут, при всех, мне нечего скрывать.
- Хорошо. Это правда, что родители оставили тебя жить у бабушки с дедушкой.
- Никто меня не оставлял. Когда я был маленький, я жил с мамой. Теперь я взрослый, дед постарел, должен же я им помогать.
- Понятно, но все же, ты мог бы приходить и помогать дедушке с бабушкой, почему ты не живешь с родителями?
- Потому что, я так хочу. И мама, и Олег Викторович уговаривают меня жить с ними. Но они могут обойтись без меня, а дед, нет.
- Значит, ты сам, самостоятельно решил жить у дедушки и бабушки?
- Да, я хочу жить с дедом.
- Хорошо, этот вопрос мы выяснили. Теперь поговорим о пенсии, которую ты получаешь по потере кормильца. Говорят, на эти деньги родители купили себе машину.
Илья только на секунду встретился глазами с матерью.
- Неверно говорят. Мама знала, что я мечтаю купить машину. Она предложила снять деньги с моей книжки, добавить к тем деньгам, что они с отчимом скопили и купить автомобиль. Потому что цены растут, чего деньгам лежать бесполезно? Я согласился.
- Но машина оформлена на Олега Викторовича, неправда ли?
- Правда. Ни у меня, ни у мамы нет прав.
- Скажи, Илья, честно, не заставлял тебя отчим снять деньги со Сберкнижки?
- Нет. В это время его не было в деревне, он уезжал в отпуск. Это мы с мамой так решили.
- Все ясно, Илья! Можешь быть свободным. Тут сказали, что ты, вероятно, пойдешь на медаль. Успехов тебе!
- Спасибо! До свидания.
Федор Анатольевич задумчиво пожевал нижнюю губу. Да, хорошо все обошлось, но какой-то осадок, какая-то недоговоренность остались. Ладно, Бог с этим. Понравилась ему Вера Александровна. В смысле, не как женщина, а как знающий педагог и хороший организатор. Эта бы непременно сумела сделать ремонт, если бы была на соответствующей должности.
- Ирина Дмитриевна, давно Анатолий Павлович на больничном? Что у него?
- Недели две уже. Сердце больное, сами понимаете, столько лет на такой трудной должности.
- Да, да, понимаю! Долго ему еще до пенсии?
- Так, Анатолий Павлович уже два года, как пенсионер. А что?
- Думаю, надо ему поберечь свое здоровье. Пора, пора на отдых, он его заслужил. Передайте Вашему супругу мои пожелания скорейшего выздоровления, и пусть он подумает над моими словами.
Ну, что сказать? Факты, указанные в письме, не подтвердились. Поступки, указанных в письме преподавателей, искажены. Нам пора. Хорошего вам начала учебного года!
Ирина Дмитриевна проводила представителей РОНО до автомобиля, постояла, глядя вслед отъезжающим, обругала себя. Постаралась, выступила? Защитила лучшего педагога школы? Молодец. Оставила мужа без директорского кресла. Хорошо, если оставят преподавать биологию, а то могут прислать молодого учителя.
Олег Викторович с супругой шли по улице, взявшись под руки. Они мило беседовали, доброжелательно здороваясь с попадавшими навстречу односельчанами. Особенно доволен этим днем Олег Викторович
- Верушка! А парень-то у тебя совсем не безголовый. Не зря я старался, воспитывал его. Догадался прийти во всем новом. Мог бы прийти оборванцем, каким он ходит обычно. Тогда бы было совсем другое отношение. Поедем в город, надо купить ему подарок, что-то модное из одежды. Пусть все видят, как мы одеваем сына.
Продолжение следует...
Автор: Бронзовое кольцо