Ангел, Бог и последняя надежда.

Памяти наших сестричек посвящается...
Представь, как тоненькие девичьи ручки, которые должны были перелистывать книжки и гладить по голове любимого, сейчас сдирают с обожжённой кожи обмундирование вместе с клочьями плоти.
Она не просто медсестра, она — последний барьер между жизнью и смертью.
Она ползёт по земле, превращённой в кровавое месиво, и её собственная кровь стынет на промозглом ветру, но она не чувствует своей боли — потому что впереди стонет восемнадцатилетний мальчишка, зовущий маму.
Она прижимает ладонь к рваной ране на его груди, пытаясь заткнуть дыру в самой жизни, и чувствует, как её пальцы обжигает чужая, уходящая теплота.
«Держись, родной, держись!» — шепчет она, а слёзы катятся по её лицу, смешиваясь с грязью и чужой кровью.
* * *
Она пишет под диктовку умирающего письмо его матери, и каждая строчка выжигает в её душе шрам на всю оставшуюся жизнь. Она знает, что завтра получит новое письмо — от этой самой матери, и ей придётся его читать, потому что он уже не сможет.
А потом она заходит в палатку к раненым. И находит в себе силы для улыбки. Для тёплого прикосновения. Для шутки. Она отдаёт им свой паёк, притворяясь сытой.
Она — до последнего вздоха, до последнего стука сердца — просто девчонка, которая стала ангелом для тех, кому больше некому помочь. Она плачет только ночью, в подушку, чтобы никто не услышал. Чтобы утром снова быть сильной.
* * *
Знаешь, что самое страшное? Она ведь не хотела быть героиней. Она помнила запах духов, а не йода. Она мечтала о платьях, а не о гимнастерках. Ей было восемнадцать, и она боялась крови.
Но война пришла и заставила. Сначала было противно и страшно, до тошноты от вида ран. Потом пришло оцепенение. Руки сами делали свое дело: резали бинты, накладывали шины, а голова была пустая. Спала урывками, на ящиках из-под патронов. Ела, не отходя от носилок.
А потом она поняла самую простую и ужасную вещь.
Для этого мальчика, у которого осколок в легком, она сейчас — не девушка. Она — мать, сестра, Бог и последняя надежда.
Его пальцы впиваются в ее руку как клещи, и он смотрит на нее глазами, полными мольбы и ужаса. И в этот момент в ней что-то щелкает. Страх куда-то уходит. Остается только ясная, холодная решимость:
«Я тебя не отдам. Ни тебя, ни следующего».
Она не думала о подвиге. Она думала, что если сейчас улыбнется, он, может быть, поверит, что будет завтра. Что она должна вымыть руки, чтобы не занести заражение. Что в котелке еще есть немного каши, и надо скормить ее тому, кто слабее.
Она спасала не Родину. Она спасала вот этого конкретного человека. Потом следующего. И еще одного. И еще...
* * *
Из этого, из ежедневного, маленького мужества и сложилась та большая Победа.
Из тысяч таких же девчонок, которые просто делали свою работу. Самую страшную и самую необходимую на свете. Без права на слабость. Без права на слезы. Просто потому, что надо.
Мы никогда не сможем понять, какой ценой далась им эта Победа. Ценой их молодости, их сна, их слёз.
Они умирали за нас, глядя в пустые глаза смерти, и просили у неё только одного — ещё пять минут... чтобы спасти ещё одного.
Вот о чем я хотел сказать. Не о монументе, а о живом, уставшем человеке. О настоящем, которое было в тысячу раз страшнее и достойнее любой легенды.
Просто вспомни об этом. Всего на одну минуту. И позволь своим слезам быть самой скромной, самой запоздалой благодарностью.
автор текста: Дмитрий Моргуновский
Всегда Ваш Админ.
* фото - «Как молоды мы были». 1969 г.
худ. Ахвледиани Вахтанг Георгиевич (1924-1984)