— Ведаешь ли ты , что творишь?

Дочь вмиг помрачнела, морщинка рассекла переносицу. Девушка уставилась на мать, тряхнула косой.
— Ежели судьбу свою рушишь, чтобы батюшке приятное сделать, так знай, не рада я тому. Как и прежде, встану за твое счастье горой, только скажи.
Купава полоснула ее взглядом, выдернула руку, будто ужаленная, отшатнулась.
— Что слышу я?! Неужто соблазняешь меня отцу не подчиниться?
— Купава, милая, Дамир Евсеевич заходил, тебя спрашивал. Сказывал, сговаривались вы встретиться, да не пришла ты…
— И не приду! Я за Богумира пойду, не стану я его печалить и молву будоражить. Не стоит Дамир того.
Она говорила, развернувшись к матери в пол оборота, глаза метали молнии, а губы неприязненно кривились, будто мать что обидное сказала. Та лишь покачала головой:
— От того и спрашиваю, ведаешь ли ты, что творишь, — Марфа поднялась, сложила руки на животе, в груди, будто озерная муть, поднималось разочарование. — Теперь вижу, что ведаешь…
Она направилась к выходу, все еще неся на себе жалящий взгляд дочери. У двери обернулась:
— Что Дамиру-то сказать, как в следующий раз придет?
Купава скрестила руки на груди, отвернулась:
— Ничего не говори. Прогони.
Евгения Кретова "Когда проснется игоша"