https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158152412249580
Утро своего пятидесятилетия Мария Юрьевна встретила на рассвете. Не потому что не могла спать от волнения, а по давней привычке — лес не знает выходных и праздников. Его обитатели ждали своего “зеленого доктора” с самого рассвета. Покормив фазана с подбитым крылом и енота с перевязанной лапкой, она вернулась в дом, который сиял чистотой и пах свежей выпечкой и вареньем.

Стол в горнице был накрыт с истинно русским размахом, который бы одобрила любая домохозяйка: там красовались и пироги с капустой и брусникой, и ватрушки с творогом, и тарелка с грибами собственного посола, и ее знаменитый салат с кедровыми орехами, и даже запеченный с яблоками гусь — на тот случай, если жених дочери окажется человеком с серьезным аппетитом.

Пятьдесят лет. Полвека. Важная дата, рубеж. Мария, разливая по банкам отвар шиповника, ловила себя на мысли, что чувствует это не как праздник, а как старт чего - то нового. Глобального. Как будто тяжелая, надежная дверь ее прошлой жизни с скрипом закрывается, а впереди — другая, еще неведомая.

— Ну конечно, — успокаивала она себя, — дочь замуж скоро выйдет, внуки пойдут… Жизнь меняется, вот и все. Но на сердце было и тревожно, и сладко одновременно.

Перед приездом гостей она совершила свой традиционный маршрут. Сначала — на деревенское кладбище, к скромному памятнику с именем Андрея Викторовича Семенова. Положила на могилу букет полевых цветов.

— Ну, Андрей, вот и пятьдесят. Живу, стараюсь, —- прошептала она, смахнув пыль с гранитной плиты, — а может и не пятьдесят, кто его знает. Верочка наша сегодня приедет с кавалером. Парень вроде хороший. Присматриваю за ним. Ты там не волнуйся.

А потом, оглянувшись по сторонам, она углубилась в лес, к старой, могучей березе на опушке. Здесь, под ее корнями, не было ни креста, ни камня. Только сама природа была памятником той, чье имя она носила. Настоящей Марии. Той, что родила Веру и подарила ей эту невероятную, двойную жизнь.

Она присела на корточки, положила ладонь на прохладную, влажную землю.

— Машенька… — тихо сказала она, — с днем рождения тебя… и меня, получается. Спасибо тебе за все. За нашу девочку. Она выросла такой хорошей. Обещаю тебе, что сделаю все, чтобы она была счастлива. Всю свою жизнь, всю свою силу положу на это. Спасибо тебе. Просто… спасибо.

Мария посидела так еще несколько минут, слушая шелест листьев над головой, а потом поднялась и пошла обратно к дому, чувствуя необычайную легкость и решимость. Когда она вышла из леса, у ее калитки уже стоял внушительный внедорожник, а со стороны дома доносились смех и голоса. Молодые приехали.

Алексей стоял посреди двора с видом человека, попавшего в сказочный заповедник. Он с восхищением наблюдал, как ручная лиса Василиса важно обходила его машину, явно проверяя, не представляет ли она угрозы, а молодой заяц Коська, пританцовывая, выклянчивал у Веры морковку.

— Да вы тут прямо Белоснежка в миниатюре! — смеялся он, осторожно протягивая руку к Василисе, та, обнюхав пальцы, благосклонно позволила себя почесать за ухом, — я в зоопарке не видел такой идиллии! Это же фантастика!

За столом царило самое радушное гостеприимство. Мария подкладывала Алексею самые аппетитные ломти гуся, самые румяные пирожки, а сама внимательно его изучала.

— Ну, рассказывай, Алексей Павлович, каковы твои намерения насчет моей девочки? — спросила Мария прямо, п - -деревенски, глядя ему в глаза, — серьезные или так, поволочиться за деревенской девчонкой приехал?

— Мама! — вспыхнула Вера.

Но Алексей только улыбнулся.

— Мария Юрьевна, за Вашей дочерью не “поволочишься”. В нее можно только влюбиться сразу, серьезно и навсегда. Так что мои намерения самые что ни на есть серьезные. Честное слово.

Он рассказывал о своей работе, о планах на будущее, и Мария кивала, в целом одобряя. Потом она, поддавшись общему настроению, стала рассказывать застольные истории про Андрея Викторовича — как он медвежонка от собаки отбил, как неправильный гриб съел и пел потом частушки под гитару всю ночь. Алексей слушал, смеялся, и Вера сияла от счастья.

Но когда разговор зашел о его семье, что - то в лице Марии изменилось. Она хмурилась, когда Алексей с теплотой рассказывал про своего отца, живущего в Голландии. А когда он обмолвился о бабушке, Элеоноре Брониславовне, и ее железном характере, Мария на мгновение замерла с поднесенной к губам чашкой, затем поставила ее аккуратно на стол и потерла виски. Она смотрела на Алексея так пристально, что Вере даже стало неловко.

— А ты… знаешь, на кого ты похож, Алеша? — вдруг спросила Мария, — лицо у тебя очень выразительное. То ли на артиста одного, то ли… не пойму. Ни на папу твоего, ни на маму, говоришь, не похож?

Алексей рассмеялся.

— Говорят, в меня дед, Александр Николаевич, весь пошел. Бабушка всегда говорит, что я его копия в молодости. А он, по ее словам, был таким же неугомонным, как я.

Мария что - то пробормотала себе под нос и снова уставилась на его лицо, будто пытаясь разгадать сложную головоломку. Эта ее задумчивость длилась недолго, но Вера ее заметила.

Вечер прошел прекрасно, на следующее утро, попрощавшись с Марией и пообещав вернуться вскоре, молодые люди отправились в город.

А вечером того же дня, в квартире Веры, раздался телефонный звонок от Элеоноры Брониславовны.

— Детка, готовься! — вещала бабушка Алексея с другого конца провода, — через две недели приезжают Павел с Алевтиной! Хотят познакомиться с нашей Верочкой! С тобой, Вера, — засмеялась счастливая Элеонора Брониславовна.

У Веры от этой новости похолодело внутри. Знакомство с мамой — это одно. А вот встреча с родителями жениха, да еще такими влиятельными — это уже испытание высшего пилотажа.

— Леша, я не смогу… Они такие… Я не знаю, что говорить…— зашептала она Алексею, когда отключила телефон после разговора с бабушкой.

Алексей обнял ее и рассмеялся.

— Успокойся, Верочка. Отец у меня — замечательный, чудаковатый, он с первого взгляда тебя полюбит. Он вообще на людей смотрит как на интересные биологические виды. А что до мачехи… Ну, скажем так, ей вообще все равно, кто станет жену пасынка. Главное — мы с тобой. Все будет хорошо.

Он поймал ее взгляд и добавил тише, с легкой грустинкой:

— Знаешь, если бы была жива моя мама… она бы расспрашивала тебя обо всем точно так же, как твоя мама расспрашивала меня. Она была бы счастлива за нас.

В этот момент телефон снова зазвонил. Это была Элеонора Брониславовна, которая вспомнила еще одну очень важную деталь.

— Верочка, милая, обязательно пригласи на встречу свою маму! Чтобы Павел и Алевтина познакомились с ней! Это же так важно — чтобы семьи сближалась постепенно! Нам еще общих внуков и правнуков растить.

Вера, немного опешив от такого напора, все же согласилась.

— Хорошо, Элеонора Брониславовна, я позвоню маме, поговорю с ней.

Она положила трубку, чувствуя, как подкатывает новая волна паники. Представить свою тихую, “лесную” маму в одном помещении с его респектабельными, столичными родителями — это было как смешать воду и масло, но отказать властной старушке было невозможно.

*****

Август подходил к концу, и в воздухе уже витало едва уловимое предчувствие осени. Солнце еще припекало по - летнему, но по утрам от реки уже тянуло прохладой, а листья на березах начинали желтеть с самых кончиков, будто их окунули в золотую краску. Время, как это всегда бывает в преддверии чего - то важного, неслось с неимоверной скоростью. Вот уже и до приезда родителей Алексея оставались считанные дни.

Вера, переживая и нервничая, купила билеты и на выходные рванула в Соловьевку. Ей нужно было уговорить маму. Личный визит казался ей более действенным, чем телефонные уговоры. К тому же, Элеонора Брониславовна в последнем разговоре обмолвилась с торжествующим видом:

— Верочка, а Лёша - то мне намекнул, что хочет сделать тебе предложение! Так что знакомство родителей — дело решенное!

Дорога до дома показалась ей бесконечной. Как убедить маму, скромную лесничую, поехать в шикарный особняк к будущим родственникам? Но Мария Юрьевна отреагировала на ее сбивчивую, заранее заученную речь с неожиданным спокойствием.

— Ну что ты так переживаешь, доченька? — сказала она, помешивая варенье в медном тазу, — конечно, поеду. Так положено. Раз уж вы с Алексеем решили пожениться, надо с людьми познакомиться, глаза в глаза посмотреть. Я все понимаю.

Она сдала лесное хозяйство на время отъезда деду Ивану, которого все в округе звали дед Мазай за его страсть к спасению животных во время весеннего половодья, собрала нехитрый узелок и поехала с дочерью в город.

Вера, чтобы мама не скучала, первым делом познакомила ее со своей квартирной хозяйкой. Встреча бабы Нюры и Марии была подобна встрече двух стихий — городской суеты и сельской основательности.

— Ох, Мария Юрьевна, здрасьте! — всплеснула руками баба Нюра, засовывая Веру и маму на свою кухню и тут же поставив чайник, — какая Вы… интересная! Вера - то на Вас похожа! Ну, я так и знала! Я же говорила, Верочка, яблочко от яблоньки!

И правда, пока женщины пили чай, баба Нюра не могла нарадоваться.

— Смотри - ка, — ткнула она пальцем в Веру, а потом в Марию, — голос! Один в один! И головой также вбок склоняете, когда слушаете! И смех! Запрокидываете голову и хохочете так же заразительно! Прямо как две капли воды!

Мария лишь молча улыбалась, поправляя платок. Она - то понимала, в чем дело. Вера не была ее кровной дочерью, но она воспитала ее с младенчества. Девочка, как губка, впитала все ее интонации, привычки, манеру держаться. Они были похожи не генетически, а душевно, и это родство было куда крепче кровного.

Когда зашла речь о предстоящем визите к Гольданским, Мария сжалась.

— Я не поеду, Вера. Что - то боязно мне стало. Куда мне, простой женщине, в их хоромы? — заволновалась она, — я и слова - то нужного не скажу. Одежды приличной нет. Оденусь — как чучело огородное, только насмешу их.

Баба Нюра, конечно, тут же предложила свой “архив”: платья с рюшами, кофты с блестками и свою коронную брошь - бабочку.

— Нарядитесь, Мария Юрьевна, будете королевой!

Но Мария уперлась.

— Нет уж, уважаемая Анна Петровна. Я поеду в том, в чем есть. В своем самом лучшем платье. Не для того я прожила всю жизнь, чтобы сейчас надевать маскарадный костюм. Если я им не понравлюсь такой, какая я есть, то и зачем тогда это все?

Она помолчала, а потом добавила, глядя на бабу Нюру с надеждой:

— А Вы знаете… Может, поедете с нами, а? Поддержите меня. А то я там одна, как перст…

Баба Нюра всплеснула руками, до глубины души задели ее слова Марии:

— Да я хоть сейчас! Конечно, поеду! Я им там устрою! Не дам свою Марию Юрьевну в обиду!

Когда Алексей приехал за Верой и ее мамой, он увидел на пороге подъезда три оживленно щебетавшие фигуры. Он лишь удивленно поднял брови, а потом рассмеялся.

— Ба! Да у нас целый десант! Отлично! Чем больше народа, тем веселее! Бабушка обожает гостей!

Дорога до загородного дома Гольданских проходила в легком, непринужденном общении. Алексей шутил, баба Нюра поддакивала, Вера сияла, а Мария молча смотрела в окно, все больше сжимаясь от нарастающей тревоги.

И вот он, особняк. Высокие кованые ворота, безупречный газон, дорожки, посыпанные розовым гравием, и сам дом — огромный, светлый, с колоннами и множеством окон, похожий на дворец из старого кинофильма.

— Ну, прибыли, — весело объявил Алексей, выходя из машины, — добро пожаловать в наше скромное семейное гнездышко!

Мария и баба Нюра вышли и замерли, обомлев от такого размаха. Баба Нюра тихо ахнула: — Мать честная, да они тут как цари живут!

Мария же молчала, и ее лицо стало каменным и непроницаемым. Алексей повел их к парадному входу. Мария шла, как автомат, высоко подняв голову, но Вера заметила, как дрожат ее пальцы, сжимающие ручку скромной сумочки.

И вот они поднялись по широким каменным ступеням. И тут с Марией стало происходить что - то странное. Она шла и внимательно, с каким - то нездоровым интересом разглядывала ступени, а точнее — то, что лежало по их бокам. По обеим сторонам лестницы, словно охраняя вход, располагались две изящные, в натуральную величину, скульптуры кошек, высеченные из белого мрамора. Они лежали, свернувшись калачиком, и их утонченные, надменные морды были обращены к гостям.

Мария замедлила шаг, ее взгляд прилип к мраморным изваяниям.

— Какие они… знакомые… — прошептала она так тихо, что только Вера, идущая рядом, услышала, — где же я?

Мама Веры покачала головой, будто отгоняя наваждение, и переступила порог. Гостей встретил просторный, поражающий воображение холл с хрустальной люстрой, паркетом, сверкающим как зеркало, и очередными портретами суровых предков в золоченых рамах. Из гостиной навстречу им выплыла сама Элеонора Брониславовна в очередном строгом, но невероятно дорогом платье и с той самой брошью.

— Наконец - то! — воскликнула она, распахивая объятия, — мои дорогие…

Но ее речь оборвалась. Она смотрела не на Веру и не на Алексея, а на Марию. А Мария в это время обводила взглядом гостиную: тяжелые бархатные портьеры, камин с резной мантией, рояль в углу, стены, заставленные книжными шкафами… Лицо Марии стало абсолютно белым, восковым. Она шагнула вперед, ее рука потянулась к виску.

— Я… я здесь… была… — выдохнула она еле слышно, — этот рояль, книги и запах…

Она сделала еще один шаг, пошатнулась и вдруг рухнула на ближайший шикарный диван цвета спелой вишни, как подкошенная. Ее голова беспомощно откинулась на бархатную спинку, глаза были закрыты.

В доме воцарилась шоковая тишина. Баба Нюра ахнула и бросилась к ней. Вера в ужасе закричала:

— Мама!.

Алексей замер с открытым ртом.

Элеонора Брониславовна, которая секунду назад была воплощением гостеприимства, стояла как вкопанная. Ее лицо выражало не просто испуг, а самое настоящее, леденящее душу изумление. Она смотрела на безжизненную фигуру женщины на своем диване, и ее губы беззвучно прошептали всего одно слово:

— Анна?....

*****

Сознание возвращалось к Марии медленно, будто сквозь толщу мутной воды. Первое, что она ощутила — это мягкость под спиной и запах. Незнакомый, дорогой, сладковатый запах старого паркета, воска и духов, в котором тонул привычный аромат хвои и лечебных трав. Она открыла глаза и увидела над собой лицо.

Лицо пожилой, но очень ухоженной женщины с идеальной серебристой прической и глазами, полными неподдельного, животного ужаса. Глаза были знакомые. Глубокие, пронзительные, цвета стали — светло - серые с голубоватым оттенком. Где - то она их уже видела…

— Мама! Мама, очнись! — донеслось до нее как сквозь вату. Это кричала Вера.

Но женщина, склонившаяся над ней, казалось, не слышала никого вокруг. Она смотрела только на Марию, ее взгляд метался по ее лицу, цепляясь за шрамы, за линию бровей, за форму губ. И вдруг ее собственное, всегда непроницаемое лицо исказила гримаса невероятной боли и… надежды.

— Анна…? — прошептала Элеонора Брониславовна, и ее голос дрогнул, — Анюта… это ты? Скажи мне, что я не ошибаюсь и это действительно ты! Ты?

И прежде чем Мария успела что - то понять или ответить, старуха с силой, неожиданной для ее хрупкого телосложения, обхватила ее за плечи и прижала к себе, заглушено рыдая. Ее слезы текли по щеке Марии, горячие и соленые.

В этот момент на широкой лестнице, ведущей на второй этаж, появились две фигуры. Павел Александрович Гольданский, встревоженный шумом, и его жена Алевтина, в шикарном шелковом вечернем платье.

— Мама, что случилось? Почему ты плачешь? — взволнованно спросил Павел, спускаясь вниз.

Элеонора Брониславовна оторвалась от Марии, ее заплаканное лицо было одновременно трагичным и торжествующим. Она посмотрела на сына и сказала громко, на весь холл, так, что слова прозвучали как удар гонга:

— Анна вернулась.

Павел замер на полпути, его рука, державшаяся за перила, побелела в суставах. Он смотрел на женщину на диване, на ее простое платье в мелкий синий цветочек, на ее натруженные, испещренные мелкими шрамами руки, на ее испуганное, но до боли знакомое лицо. Он смотрел, не дыша, и казалось, время остановилось.

Потом он медленно, как во сне, спустился вниз, подошел к дивану и опустился перед ней на колени. Слезы беззвучно текли по его щекам.

— Аня… —- выдохнул он, — Боже мой… Анечка… Моя Анна!

Мария, все еще ничего не понимая, чувствовала, как ее сердце бешено колотится. Ее голова раскалывалась от боли, и из глубин памяти, помимо ее воли, вырвались слова. Она посмотрела на плачущую Элеонору и прошептала:

— Элеонора Брониславовна?

Потом ее взгляд упал на мужчину у ее ног.

— Паша!

И тут же, совсем уже не своим голосом, дрожащим от ужаса, она спросила:

— А где… где мой сын?

Она сама испугалась сказанного. Откуда эти имена? Откуда это знание? Она схватилась за голову и горько, безутешно плакала, как плачут дети, от страха и беспомощности.

— Что происходит? Что происходит? — то и дело, теряясь, спрашивала Вера, чувствуя, как почва уходит у нее из - под ног, — мама, ты чего?

Первым все понял Алексей. Его собственное лицо было бледным как полотно. Он молча подошел к Вере, крепко обнял ее за плечи, будя защитить от надвигающегося шока, и тихо, очень тихо прошептал ей на ухо:

— Любимая… Твоя мама… это и моя мама тоже. Это Анна. Моя мама.

В доме начался настоящий переполох. Элеонора рыдала, прижимая к груди платок, Павел не мог оторвать глаз от Марии - Анны, которая смотрела на него в ужасе, не понимая, куда исчезла эта ее жизнь, ведь она была когда-то.

Вера была на грани истерики. В этой всеобщей неразберихе никто и не заметил, как Алевтина, стоявшая все это время в тени лестницы, медленно, как тень, отступила назад.

Ее лицо было искаженным от ужаса и отчаяния. Она смотрела на эту сцену узнавания, и ее собственный мир рушился на глазах. Не выдержав, она резко развернулась и, прижав руку ко рту, почти побежала к выходу. Очнулись все только тогда, когда снаружи, со стороны гаража, раздался рев заведенного двигателя, визг шин на гравии и звук быстро удаляющейся машины….
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158153063087596
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала ;)