В ассимиляции с коренным населением была не только жизненная необходимость, но и один из способов выживания.

На первых этапах освоения Сибири в среде первопоселенцев катастрофически не хватало женщин. В грамоте патриарха Филарета к Сибирскому и Тобольскому архиепископу говорится о необходимости выслать в Москву казачью привилегию, по легенде данную атаману Кольцу за подписью дьяка Андреева, «…воровать из городов жен и девиц себе…», чем они и пользовались. Патриарх так говорил о нравах в Сибири: «Не носят крестов, не хранят постных дней, живут с некрещеными женами, кумами и сестрами своих жен, закладывают их в срок, и, не имея возможности выкупить, оставляют их». В 1751 году вышел указ «Не отправлять в Рогевик женщин, осужденных к смертной казни и об отсылке их в Сибирь на житье», в 1757 году этот указ был дополнен тем, что «преступниц после кнута отправлять в Сибирь, не вырывая ноздрей и не ставя на лице знаков». Начиная с семнадцатого века, российское правительство вынуждено было посылать (высылать) женщин в Сибирь непрерывным потоком. Был среди них в основном развратный и преступный элемент, однако были и те, кто ехал в неизвестную «сибирь» по доброй воле, кто-то поддавался на посулы, многие ехали за мужьями. Лишь к концу XVII середине XVIII века «женскую тему» в Сибири удалось решить, и семейный уклад в православных семьях возвратился в обычное русло. Причина была банальная. Православная церковь не признавала детей, рожденных в незарегистрированном браке, то же касалось вторых и третьих жен. Обычное прелюбодейство — один из смертных грехов.
Проблема с нехваткой женщин не обошла и местное население. Завоеватели (а как по другому их называть?) отнимали женщин-инородок силой или покупали себе наложниц. Практиковались захват и удержание женщин в качестве амонатов. Правда, это относилось к дочерям богатых нойонов, которых хотели удержать в повиновении. Часть их после замирения с бурятами вернулась к родителям. Были и те, кто принял замужество с русским добровольно. К незаконно рожденным детям от инородок, особенно мальчикам, отношение было иное. Их крестили, давали по святцам имя, фамилию крестного родителя, а в дальнейшем и отчество казака, от которого они происходили. Ребенка никто не притеснял. Он жил в семье казака или с матерью, но под защитой того же казака. В дальнейшем инородцев — отпрысков казаков женили на русских девушках. Далее браки были также на русских девушках или дочерях таких же ясачных родителей. Поэтому в ДНК многих современных русских, проживавших на территории Куленгского ведомства, процент восточной крови доходит до 15 и более процентов. Это говорит о том, что в шестом, седьмом и выше поколениях их предками были инородцы. Судьба незаконно рожденных девочек инородок складывалась немного по-иному. Их в детородном возрасте крестили, давали христианское имя. До этого времени они были прислугой по дому казака или жили с матерью. Замуж их выдавали в основном за вдовых казаков. От них они и получали свою новую фамилию. В свою очередь русские вдовые женщины часто выходили замуж за крещеных бурят или тунгусов.
Таким образом, шла ассимиляция местного населения. Росло и ширилось родство и исключались межнациональные проблемы. Случаев геноцида или притеснений по национальным признакам в Сибири не было. Поэтому и появилась новая общность «сибиряк», которая сказала свое слово на фронтах Великой отечественной войны. Эти люди терпеливо сносили все военные тяготы, холод, голод, но стояли насмерть. Большинство из них было за подвиги на фронтах удостоено высоких наград родины. Многие отдали свои жизни за нашу и вашу свободу. Вечная им память и вечный покой!
Хотелось бы коснуться так называемого насаждения православной веры среди бурят. В этой части я познакомился со статьей Т.Е. Санжиевой «Особенности распространения православия среди бурят в XIX веке”7. На мой взгляд, автор несколько однобоко освещает данную тему. Я согласен с ним, что попавших в плен бурят-мужчин и женщин крестили насильно, но это особый случай. Ни о каком массовом характере речь не идет. Военные действия не носили длительный период, а пленные исчислялись максимум десятками, но никак не сотнями человек. Далее автор пишет о крещении и насильной женитьбе бурят на русских женщинах, да еще — преступницах, присланных тюремным ведомством, которые потом обирали бедных женихов и сбегали от них. Это уже сказки бабушки Анны. Куда невестка могла убежать с «подводной лодки», да еще с краденным скарбом? В деревне, тем более — в улусе, утаить что-либо от соседей или свекрови, просто невозможно.
Проанализировав большое количество церковных метрических книг по Куленскому и Тутурскому инородческим ведомствам, могу отметить, что никакой массовости в крещении бурят и тунгусов не было. Случаи крещения в метрических книгах встречались крайне редко. Один, два случая в год, причем в зрелом возрасте. Чаще крестились тунгусы (эвенки). Крещение незаконно рожденных бурят и их одиноких матерей носило со стороны государства защитный характер. Так как таких матерей и их детей неохотно принимала бурятская община. Им практически невозможно было жениться или выйти замуж за соплеменников. Возможно, в местах компактного проживания бурят случаи «насильного» крещения или женитьбы были, но они носили со стороны государства имиджевый популистский характер, когда жениха и невесту одаривали одеждой, деньгами, земельным наделом.
В то же время следует согласиться с автором, что буряты, кочевавшие в Приангарье и Верхоленье, воспринимали крещение как одну из повинностей. При этом они оставались шаманистами и не придерживались христианских традиций. Правда, про христианские традиции сказано также не совсем корректно. Наряду с русскими буряты отмечали пасху, рождество, крещение, новый год. Просто добавляли их к своим праздникам. Впрочем, и русские не отставали от них и принимали активное участие в бурятских праздниках, так как многие в душе оставались язычниками. Обращались русские и к шаманам. Вот такой конгломерат вер сложился на верхней Лене. Какие уж тут притеснения, скорее наоборот бережное отношение к вере друг друга. В советское время гонения на священнослужителей той и другой веры были, разрушались храмы, но, слава Богу, эти времена канули в Лету. Россия вернулась на путь сохранения общей истории страны от Рюрика до наших дней.
Глава 5. Освоение бассейна верхней Лены.
Восвоении верхней Лены основополагающую роль сыграл Илимский уезд, или Илимское воеводство. Именно в этих глухих таежных местах были организованы первые русские волости, лежавшие на главном пути с Ангары на северо-восток. По реке Илиму – Нижне-Илимская и Верхне-Илимская слободы, по реке Лене – Орленская, Усть-Кутская, Киренская, Чечуйская. Возникли они между 1631 – 1640 годами, а в начале 40‑х годов получили название волостей. При образовании в 1648 году Илимского воеводства Чечуйская волость отошла к Якутскому острогу. Немногочисленные и разрозненные тунгусы (эвенки), населявшие леса пойм рек Илима и Лены, не могли оказать сопротивления казакам. Выше Орленской волости в 1641 году, по приказу воеводы Головина П.П., пятидесятник Мартынко Васильев строит Верхоленский Братский острожек. Но М. Васильев с отрядом в виду наступившей зимы не дошел до «угожих мест» и место первого острога оказалось со всех сторон неудобным, «несторожским». В связи с чем около 1649 года неудачно поставленный острог был перенесен на устье реки Куленги.
Это место позволяло просматривать все окрестности на несколько километров, особенно долину реки Куленги. С одной стороны — достаточно широкая и полноводная река Лена, с противоположной стороны — защита осрога заросшими лесом сопками. Фактически неприступная крепость.
Хорошую службу местоположение Верхоленска сослужило в Гражданскую войну. С высокого берега вся левобережная часть Лены отлично простреливалась пулеметами, что не позволило белогвардейцам захватить Верхоленск, который защищал небольшой слабо вооруженный гарнизон.
Однако вернемся к более ранним событиям. Вблизи Верхоленского острога простирались районы, занятые бурятами-скотоводами, которые были мобильны, легко объединялись, могли запросить помощь у других племен эхиритов, поэтому представляли хорошо организованную военную силу. В 1649 году буряты прорвались вниз по реке Лене до Орленги. «Приходили войной иноземцы неясачные и братские люди 700 человек под Верхоленский острог и на Тутуру и на Орленге, потому что в тое пору служилые и промышленные люди разъехались, в Верхоленском остроге было служилых людей немного. И что в полях всякого хлеба зжатого и непожатого и скотцский корм – сено кошеное в копнах все выжгли, а досталой весь хлеб потоптали и всякий скот: лошади, коровы и овцы отогнали»8.
Казаки острога, сделав вылазку, с трудом оттеснили бурят. На протяжении нескольких лет буряты пытались выбить казаков из этого опорного пункта в верховьях Лены. В 1653 году Илимский воевода Оладьин сообщал, что буряты в прошлых годех приходили войной под твой государев Верхоленский Братский острожек и в пашенные земли под Тутурскую слободу… Поубивали и скот отгонивают, сена и хлеб жгли»9.
В помощь верхоленским казакам якутский воевода Василий Пушкин в 1645 году направил отряд под руководством атамана В.Е. Бугра. Совместная с гарнизоном острога карательная экспедиция дала результат. Куленгские буряты не знали рукопашного и сабельного боя и огнестрельного оружия. Поэтому успеха они могли достичь, только устраивая засады. Особенно большой урон в бою наносили русские пищали, как ручные, так и в виде небольших пушек, которые легко пробивали кожаный доспех бурятских воинов. Тут никакая хорошая стрельба из лука помочь не могла. Картечь наносила жестокие раны и людям, и лошадям, а крики раненых сбивали и без того невысокий боевой дух нападающих.
Следует отметить, что сопротивление местного населения было ожесточенным. Князь одного из бурятских племен, потомок рода Шоно, Чептугей (Шептохоя) Бурлаев — безоговорочный лидер верхоленских эхиритов — со своим старшим сыном во время боя были окружены, заперлись в юрте, до последнего отстреливались, сгорели, но не сдались10. В боевых стычках гибло много молодых бурят, поэтому старейшины бурятских родов, в частности потомок Агалтая, внук Хонтора Наитуева из 1‑го абазаевского рода большой шаман Олинга Бойрдоев собрал суглан, на котором было принято мудрое решение о прекращении вооруженного сопротивления и начале мирных переговоров с русскими. Переговоры проходили в Верхоленском Братском остроге.
С согласия русских, Олинга на народном суглане передал право на управление бурятским народом Верхоленья своему троюродному брату Барлуку Турухаеву, который стал первым шуленгой (тайшой) (Хантуевы, там же). После этого военные столкновения в долине реки Куленги прекратились. В 1644 году управитель Верхоленского острога казацкий пятидесятник Курбат Иванов совершил поход против приангарских бурят и получил с них ясак.
В 1646 году боярский сын Алексей Бедарев ходил из Верхоленского острога против бурят за реку Ангару. В начале поход его был успешен, но на обратном пути буряты численностью более 200 человек окружили отряд. В первой схватке погибло сразу 16 казаков. Очевидцы того боя говорили, что если бы буряты с прежним напором его продолжили, то весь отряд был бы уничтожен. Однако по неизвестной причине они дали казакам возможность бесприпятственно вернуться в Верхоленск.
Возможно, потери бурят после первого боя были во много раз больше, чем потери казаков, возможно было много раненых. В 1648 году московский дворянин Василий Нефедьев с казаками и промышленными людьми совершил из Верхоленска поход против унгинских бурят. Потеряв в стычках несколько человек из своего отряда, Нефедьев благополучно вернулся домой и привел пленных бурят11. Пленных бурят приводили из других походов. Судьба их была простая. Девушек крестили в православие и выдавали замуж за неженатых казаков. Мужчин тоже крестили и либо обменивали на русских пленных, либо отставляли в качестве рабочей силы. Возможно кого-то держали в виде амонатов. Военных столкновений с тунгусами (эвенками) отмечено не было.
Освоение верхней Лены шло несколькими путями. С севера от Усть-Кута вверх по Лене в сторону Верхоленского острога и одновременно вдоль реки Куленги. Параллельно осваивались и другие притоки Лены. Рассмотрим эти пути на примере фундаментального, не побоюсь этого слова, исследования В.Н. Шерстобоева «Илимская пашня. т. 112.
В 1665 году на левом притоке Лены реке Илге поселяются крестьяне и возникает Знаменская, впоследствии Илгинская волость. В 1668 году пашенные крестьяне обосновываются на другом притоке Лены реке Бирюльке и там образуются почти одновременно Бирюльская и Манзурская волости.
В отношении названий острогов, слобод и деревень Илимского воеводства имеется богатый материал, позволяющий установить происхождение почти каждого поселения, особенно это касается деревень, названия которых сливаются с фамилиями их жителей. Вот несколько примеров, взятых из ревизских сказок 1722 года, в которых названия деревень записывались со слов их жителей, а следовательно наиболее точно отображали первоначальные имена селений. К примеру, деревня Леонтея Голого, то есть «бедного» — Головская. Кстати, недалеко от Качуга есть деревни Малые и Большие Голы. Не братья ли Леонтея Голого поучаствовали в их основании? Деревня Ивана Сурова — Сурова, деревня Пашки Тарасова — Тарасова, деревня Томшиных — Томшиновка, деревня Ивашки Пуляева — Пуляевска. В официальных документах, например в списке 1723 года, эти крестьянские названия сокращались, трансформировались и превращались в деревни: Головская (Голы), Сурова, Пуляево. Названия деревень В.Н. Шерстобоев подразделяет на группы:
Деревни, носящие чисто туземные названия, в которых корень слова и окончание принадлежат языку нерусских народов, чаще всего тунгусов. К примеру на реке Куленге селение Гогон, в переводе с эвенкийского — чеснок.
Деревни, остроги, слободы, названные русскими по названиям рек, на берегах которых они стоят. Происхождение названий рек теряется в древней истории Сибири. Так, река Куленга с эвенкийского — змея. И не потому, что там было много змей, а потому что извилистая.
Деревни, остроги, слободы, названия которых являются смешанными, например Усть-Тальма, Подволошная, Усть-Илга.
Деревни, получившие свое название от первого насельника, потомки которого не сохранились, например на той же реке Куленге деревня Алексеевка.
Деревни, носящие имя жителя, являющего ее основателем или его прямым потомком. К примеру, Пуляевска, Пуляево, которую основал казак Иван Иванович Пуляев, мой дед по восьмому колену. Вторую деревню Пуляево ближе к Верхоленскому острогу основал уже его потомок казак острога Иван Кузмин Пуляев. Кстати, из приведенной ниже таблицы видно, что первым ее названием была деревня Сергеевка, по-видиму, по имени первого насельника.
Деревни, имеющие русские придуманные кем-то названия, например, Ключи, Криволуцкая, Забугор.
Названия многих деревень устанавливались не сразу и со временем трансформировались. Деревня Житова вначале была Жидова по имени ее основателя казака Жидова Ивана Семеновича13. Деревню Хабардину основал казак Хабарда Михаил Кузмич (там же). Просто первое название было более благозвучным. Деревню Белоусову основал казак Белоус Иван Павлович (там же), фамилия которого со временем трансформировалась в «Белоусов». Был ли он донским казаком, как пишут его потомки, история умалчивает. По легенде, одному из казаков Белоусовых был пожалован кубок от царицы Елизаветы, который хранился в доме его родственника Василия Васильевича Белоусова.
В селе Белоусова стояла Иннокентьевская церковь. Ее строительство началось в 1859 году, а 20 сентября 1860 года ее уже освятили. По мнению очевидцев, это была одна из красивейших церквей района. Построена она была в крестово-купольном стиле с пятью позолоченными куполами, которые венчали железные кресты с цепями. Ее фото, к сожалению, найти не удалось. Я ее запомнил по-прежнему красивой, но уже без крестов. К церкви в советское время пристроили кочегарку, провели отопление и сделали из нее сельский клуб. Я даже выступал там в какой-то постановке нашей школьной самодеятельности. В период «перестройки» клуб до основания сгорел. Сейчас силами Иркутской епархии храм восстановлен, но в ином облике и до былого величия ему очень далеко. Хотя служба в нем идет. Чего не скажешь о Верхоленском Воскресенском соборе. Приведем часть списка селений Илимского воеводства, относящихся к верхней Лене (Шерстобоев).