Стук в дверь… Такое привычное, обыденное даже явление, немного отошедшее на второй план после появления в домах домофонов, открывающихся после звонка.

Но когда-то, когда я еще была совсем юной, мы часто стучали в дома друг к другу, используя специальные сигналы, давая понять «Я тут, я жду тебя, выходи». Три длинных, три коротких стука – это был наш с Пашкой пароль, простой и понятный для нас двоих. Я не слышала его целых десять лет, с тех пор как Пашки не стало. И вот…
Есть такое поверье: если слышишь стук в дверь посреди ночи, но за ней никого нет – кто-то умрет. Вроде как нельзя открывать дверь по ночам, так ты впускаешь в дом смерть. Но, если честно, в поверья я никогда не верила, даже никогда через левое плечо не плевалась, встретив на улице черную кошку. Да и как я могла не открыть, когда…
Тогда мне буквально насильно пришлось переехать в свою старую квартиру детства. Маме стало плохо, у нее отказывали ноги и сердце, но она категорически отказывалась, как она сказала «стеснять вас с мужем» и переезжать к нам. Вот я и была вынуждена оставить свою уютную квартирку и любимого, и временно, пока маме не станет лучше, перебраться на историческую родину.
Опыт был… Нормальным, но грустным. Стены квартиры еще помнили, как от нас ушел отец, просто в один вечер собрав вещи и свалив в закат, даже не прощаясь. Как Пашка, мой друг детства, самый лучший и близкий, погиб жутко и трагично в свои неполные 15, попав под машину практически под окнами нашей многоэтажки. Как я сама росла, взрослела, карабкалась по трудностям и препятствиям, попутно пытаясь тащить за собой совсем расклеившуюся мать…
В тот вечер я так и бродила по комнатам грустным памятником самой себе. Заснуть не получалось, стены давили прошлым, и только искреннее недоумение – как мама может продолжать жить в этой серой, убитой квартирке, которую даже хороший ремонт не сделал ни радостнее, ни веселее? – не давало скатиться в депрессию. А потом, уже ближе к полуночи, в дверь раздался стук. Три длинных, три коротких.
Я тогда даже не сразу поняла, что случилось. По мозгам царапнуло больно, но это чувство в этом месте было привычным, нормальным даже, так что я вежливо проигнорировала его и пошла открывать. На этаже жили в основном пенсионеры, мало ли кому могла понадобиться помощь посреди ночи?
Но за дверью не было никого. Вообще.
Пустая лестничная клетка, запертые двери, тусклая лампочка. Пожав плечами, дверь я закрыла, но на замок запереть просто не успела. Потому что там, со стороны лестничной клетки, снова раздался тихий стук. Три длинных, три коротких. Пашка.
В этот раз преимущество перед шутником было на моей стороне – я стояла тут же, и дверь распахнула единым рывком, даже не дав себе времени подумать.
Пусто. Снова никого.
В третий раз, я даже не стала стараться. После очередного условного стука, я просто тихо разрыдалась прямо на месте, зачем-то все повторяя, что помню про Пашку, что не забыла, и что, если это он, то пусть знает - мне страшно, не нужно меня пугать. Четвертого стука не последовало.
Сейчас, опираясь на то, что я знаю, мне кажется, что то, что ломилось в мой дом, знало – я могу проигнорировать любой звук или сигнал, но не это. Не наш с Пашкой условный стук. Думаю, оно воспользовалось тем, что этому стуку я открою всегда.
А спустя еще сутки мама, которая вроде как потихоньку пошла на поправку и даже встала один раз с постели, с моей правда помощью, закрыла глаза и больше их не открывала. Приехавшая скорая философски пожала плечами всей бригадой и констатировала смерть.
Потом были похороны, рыдания немногочисленных маминых подружек и холод в груди, который почему-то никак не уходил. Так вышло, что мне пришлось задержаться в ненавистной квартире еще на какое-то время – собрать мамины вещи, вызвать риелтора, навести порядок, избавиться от запаха лекарств и старости… В общем, обычная рутина, которая неизбежно случается после похорон. Она помогала мне отвлечься и не думать.
Муж все это время приезжал ко мне, поддерживал, но ночевать не оставался – от нашей квартиры ему было просто ближе до работы, вместо него эту почетную миссию – не оставлять меня один на один с ночными демонами – взяла на себя моя лучшая подруга.
Стук в дверь повторился на седьмую ночь нашего пребывания в квартире. Три длинных, три коротких. И снова за дверью не было никого материального, кто мог бы стучать. Но в этот раз я точно знала, что мне не послышалось и не показалось – моя подруга сама, своими руками, открывала дверь и потом долго ругалась на неизвестных шутников, отвлекающих людей от здорового отдыха.
Спустя два дня после стука ее не стало. Глупо и страшно. В маминой же квартире. Мы разбирали антресоли, по традиции всех пожилых людей, заваленные хламом, когда ножка табуретки, на которой она стояла, хрустнула и развалилась. В падении моя замечательная, хорошая девочка, моя лучшая подруга из всех, кто был со мной после Пашки, самая преданная и горячо любимая, неудачно ударилась об угол той самой табуретки и сломала шею. Мгновенная смерть. Самое жуткое в этом было то, что, падая, она умудрялась хихикать, ровно до того момента, когда раздался тот ужасный хруст ломаемых позвонков.
После случившегося я два месяца лежала в психиатрической больнице – мой мозг просто отказался переваривать случившееся. Нервный срыв, две попытки уйти из жизни, постоянный страх за себя, за мужа, за друзей и знакомых… Это был жуткий период, совершенно ненормальный, в бреду я звала Пашку, спрашивала у него, за что он так со мной, и, если бы не таблетки, которыми меня заливали по самую макушку, все могло закончится печально. Но время лечит, прошло и это.
В квартиру матери я больше не возвращалась, муж сам решал все формальные вопросы и занимался продажей. Почему-то мне упорно казалось, что все дело в ней – в квартире, где никто никогда не был счастлив. Что это она убивает всех, ступивших в нее.
Все повторилось снова через три года после тех ужасных событий. Мы тогда переехали в недавно отстроенный частный дом. У меня все еще была фобия квартир, постепенно переросшая на вообще все квартиры и лестничные пролеты, и муж решил, что свежий воздух собственного дома поможет мне окончательно оправиться. От стуков в дверь я все еще дергалась, но постепенно привыкала, потому как в частном доме домофона просто не было, а местные соседки обожали прибегать ко мне на чай и порцию сплетен.
С одной такой мы как раз и чаевничали, пользуясь тем, что мужья обеих были в командировках, засиделись допоздна, когда это повторилось снова. Три длинных, три коротких. Условный стук.
Видимо что-то такое промелькнуло на моем лице, насмерть перепуганное, а может просто соседка лучше меня разбиралась во всякой чертовщине, но, когда я уже сделала шаг к двери, чтобы открыть, она схватила меня за руку и в приказном порядке рявкнула «Не открывай».
Всю ночь мы так и просидели, почти забаррикадировавшись в кухне, под мерный повторяющийся стук. Три длинных, три коротких. Мой личный сигнал беды. В процессе она рассказала мне, что есть такая примета, нельзя, мол, двери открывать ночью, смерть в дом пустишь.
А утром мне позвонили с работы мужа и сообщили, что тот получил травму на производстве. Он в больнице, но все обошлось. Живой.
Моей первой мыслью было «хорошо, что я не открыла дверь».
С тех пор периодически стук в мои двери повторяется. Я не знаю, что это такое, и почему ОНО выбрало меня, почему ОНО вообще сообщает мне о своих намерениях. И я больше не уверена, что это Пашка, потому что ОНО учится. Наш с Пашкой условный стук оно сменило давно, выбрав для своих попыток деликатное поскребывание, которое предпочитала мама, а потом и решительную дробь частых ударов, как это делала подруга.
Каждый раз, слыша стук, я пугаюсь до ужаса, каждый раз молюсь, чтобы ОНО убралось прочь. И я никогда не открываю эту чертову дверь. Больше нет.