Сухощавый, конечно же чернявый, с живым лицом, водитель мой Казбек все говорил и говорил.

Периодически поглядывая на меня, а точнее на мою реакцию на его слова. Рассказ был горяч и эмоционален. Нет, это был не диалог. Я всего лишь подбрасывала ему темы. А все он говорил и говорил. Как жила Осетия раньше, как сейчас живет, кто ворует, кто жирует, кто чем дышит, кто работает, кто Родину продает. Честно говоря, больше недовольства, чем радости.
Эмоциональное повествование было закончено словами :
«Но, знаешь…как бы не было все…Вообще, страшнее Беслана уже не будет ..» Запомните эти слова, люди. Потому, что слово "плохо" очень относительно. Когда Бог пошлёт ситуацию "еще хуже", то ты поймешь, что то что было- совем не плохо.
Дальше мы ехали молча.
. Эти слова стали самыми важными из всех сказанных. Как я люблю сказать - показательными.
Помолчим. Четки в руки. Молитва, молитва. Какая-то другая, тихая, идущая откуда-то из глубины. Господи, Родной наш Отец, помилуй нас грешный.
Ну ,а дальше…
Не увидела, скорее почувствовала... что наш жигуленок кряхтя и фырча свернул вбок от трассы. Открыла глаза и опешила. Взгляд уперся в вывеску «Город Ангелов»
Какой город? Что за ерунда? Я же просила к Школе. Но , повернув голову влево, я все поняла.
Господи, Милостивый, прости нас и помилуй. Огромный участок! Почти целое поле могил. Памятники из красного камня… Куда не глянь везде только могилы.
Взяв букет цветов, перекрестившись, кинув водителю : "Жди пожалуйста!", на ватных ногах, я пошла туда. Ровные дорожки, кресты, памятники ...и лица…Христиане, мусульмане, лица, взрослые и дети…
Молитва...
- Упокой, Господи, души усопших раб Твоих. Упокой, Отче отроковицу Алену, мальчишку Аслана, парнишку Сосо, Михаила, маленького мальчика Шотико упокой, Господи. Слезы..тихая молитва.
Никак не получалась сказать ее продолжение- « и прости им согрешения вольные и невольные…»
Ну какое ж согрешения. Ангелы же!
В какой-то момент я оглянулась по сторонам. Везде: справа, слева, спереди , сзади, сбоку ОТОВСЮДУ на меня смотрели они. Смотрели с фотографий. Темные и светлые глазенки, светлые «пуховые» кудряшки и упрямые смуглые кудри, смеющиеся лица и по -взрослому серьезные, почти тревожные глаза. Они были везде.
Господи, ну как же так? Почему же так больно-то?
Слезы переходили в рыданья. А все ходила и ходила .
Упокой , Господи, Эльзу и Эльбруса, Альбине дай Царствия Твоего.
Мужские лица. Учителя, местные жители, помогавшие выносить тела своих детей из-под обстрела, да так и оставшиеся тут…
Это уже позже, потом я услышу рассказы о них, об этих удивительных учителях, отдавших жизнь свою детям и умерших вместе с ними.
Могил наших ребят –спецназовцев нет в Беслане. Их увезли домой, в Балашихе захоронили их. Тогда, после трагедии были споры и рассуждения "экспертов" о правомерности действий ребят спецназа, о том что нужно было все сделать не так. Никто и никогда не смеет судить и рядить о том, что происходило в те дни. Не смейте, слышите. Никогда. Я слышала рассказы от очевидцев. Бог судья. Нам никогда не понять.
В своём бы дерьме разобраться.
Я все ходила и ходила.
Кто-то тихо тронул меня за плечо. Невольно вздрогнув, я обернулась. Высокий, худой мужчина, с глазами в которые невыносимо смотреть. В них удивительно слились воедино боль и мужество. Эти глаза уже никогда не будут улыбаться.
-Не плачь. уже все прошло. Пойдем я расскажу тебе.
У меня тут вся моя семья. Умерла. Все тогда в школу пошли. Первоклашку нашего провожали. И стар и мал радовался. Долгожданный он был.... А тогда все умерли. И я умер..
И мы сидели с ним в какой-то серой кладбищенской каморке, я пила чай из железной кружки, а он все говорил и говорил. Про кровь, про спецназ, про настоящих мужчин, про страх, про горе, про воровство и трусость, про крики и окрики, про воду и жару. Он говорил и говорил, словно это был его последний рассказ.
«Все умерли…расскажи об этом людям…забывают они…напоминать надо....чтобы не повторилось…»