ИИСУС и ДЕТИ (часть 17).

В Гефсимании Господь Иисус рассказывает маленькому сироте Явé с апостолами поучительный эпизод из детства Своей Мамы о целомудрии Пречистой Девы Марии, в Вифании знакомит Явé с Марией и Дева Мария выбирает для Явé новое имя.
Сегодня мы прочтем, как Господь знакомит маленького Явé со Своей Мамой, предварительно рассказав ему случай из Её детства. Пресвятая Дева Мария принимает маленького Явé и помогает выбрать ему новое имя перед предстоящей сдачей мальчиком экзамена на знание Закона в Иерусалимском Храме.
Учитель! Расскажи нам еще о Твоей Матери. У Нее такое яркое детство! Его отблеск делает наши души невиннее, а я, несчастный грешник, так в этом нуждаюсь!» – восклицает Матфей.
«Что Мне вам рассказать? Есть много историй, одна милее другой…»
«Это Она Тебе их пересказывала?»
«Некоторые. Но гораздо больше Иосиф, как самую прекрасную повесть для Меня, ребенка, а также Алфей, сын Сары, который, будучи немногими годами старше Моей Матери, был Ей другом в короткий период Ее пребывания в Назарете».
«О! расскажи…» – умоляет Иоанн.
Все они сидят в кругу в тени олив, а в середине Явé, который пристально глядит на Иисуса, будто слушает райскую сказку.
«Расскажу вам об уроке целомудрия, который Моя Мать преподала Своему маленькому другу и многим другим незадолго до Ее прибытия в Храм.
В тот день одна девушка из Назарета, родственница Сары, выходила замуж, и на свадьбу также были приглашены Иоаким и Анна. А с ними и маленькая Мария, которой вместе с остальными детьми было поручено бросать сорванные лепестки по пути следования невесты. Говорят, Она была прекрасна с младенчества, и все оспаривали Ее друг у друга после торжественного входа невесты. Повстречать Марию было очень нелегко, потому что много времени Она проводила дома, больше всего отдавая предпочтение одной пещерке, до сих пор считая, что „Она с ней помолвлена“. Поэтому когда Она появлялась, светловолосая, розовая и нежная, Ее начинали донимать ласками. Ее называли „цветком Назарета“ или „жемчужиной Галилеи“, а то и „Божьим примирением“, в память о гигантской радуге, внезапно возникшей при Ее первом крике. Она в самом деле была и является всем этим и еще больше того. Она – Цветок Неба и мироздания, Жемчужина Рая, Божье Примирение… Да, Примирение. Я кроток, оттого что Сын Отца и сын Марии: Покоя беспредельного и Покоя сладостного.
В тот день всем хотелось поцеловать Ее и взять на колени. И Она, избегая поцелуев и прикосновений, с вежливой серьезностью сказала: „Прошу вас, не надо Меня мять“. Они посчитали, что Она говорит о Своем льняном платье, стянутом голубой лентой на поясе, на крошечных запястьях, на шее… или же о веночке из голубеньких цветов, которым Анна увенчала Ее, чтобы удерживать на месте Ее легкие локоны, и заверили Ее, что не помнут Ей ни платье, ни венок. Но Она, уверенная маленькая трехлетняя женщина, стоя в кругу взрослых, серьезно сказала: „Я имею в виду не то, что можно починить. Я говорю о своей душе. Она принадлежит Богу. И не хочет, чтобы к ней прикасался кто-нибудь, кроме Бога“. Ей возражали: „Мы же целуем Тебя, а не Твою душу“. А Она: „Мое тело – храм Моей души, а Дух в нем священник. Народ не допускается в священническую ограду. Прошу вас, не входите в ограду Божью“.
Алфей, которому было тогда чуть больше восьми и который очень Ее любил, был поражен этим ответом и назавтра, найдя Ее возле Ее пещерки, занятую собиранием цветов, спросил: „Мария, когда Ты станешь большой, не выйдешь ли Ты за меня замуж?“ В нем еще продолжалось бурление брачного торжества, на котором он присутствовал.
А Она: „Я тебя очень люблю. Но мужем тебя не представляю. Скажу тебе тайну. Я вижу только души живущих. И очень их люблю, всем сердцем. Но как ‚истинно Живущего‘, кому Я смогу Себя отдать, Я вижу одного лишь Бога“.
Вот такая история». <..>
«Когда мы пойдем к этой Маме, Господь?» – спрашивает Явé с горящими глазами.
«Сегодня вечером. Что ты Ей скажешь, когда Ее увидишь?»
«„Приветствую Тебя, Матерь Спасителя“. Так – хорошо?»
«Очень хорошо», – подтверждает Иисус, лаская его. <..>
По тенистой дороге, соединяющей Масличную гору с Вифанией <..> в направлении селения Лазаря проворно шествует Иисус со Своими спутниками.
И Он еще не успевает войти туда, как Его уже узнают, и добровольные вестовые бегут во все концы, оповещая о Его прибытии. <..> На ведущей к дому Симона тропинке вдруг показывается Мать.
Иисус выпускает руку Явé и, деликатно отстраняя друзей, торопится к Ней. Знакомые слова разносятся в воздухе, словно соло любви звеня на фоне всеобщего гула: «Сын!», «Мама!» Они целуются <..>.
«Хвала за это Господу. Но Я так переживала!» <..>
Они улыбаются друг другу, словно двое влюбленных. Да возможно ли, чтобы эта Женщина была Матерью этого Мужчины? Где шестнадцать лет разницы? Свежесть и изящество Ее лица и Ее девственного тела превращают Марию в сестру собственного Сына, находящегося в полноте Своего мужского великолепия. <..>
Присутствующие, отойдя на несколько метров, делают вид, что не наблюдают за происходящим. Но держу пари, что из всех этих глаз, которые, кажется, смотрят в другую сторону, нет ни одной пары глаз, что не поглядывала бы украдкой на эту милую сцену.
И больше всех глядит Явé, которого Иисус, поспешив обнять Свою Мать, предоставил самому себе, и который остался один, поскольку в круговерти вопросов и ответов внимание от бедного ребенка было отвлечено… Глядит, глядит, потом опускает голову, борется со слезами… но в конце концов не выдерживает и разражается жалобными рыданиями: «Мама! Мама!»
Все, и в первую очередь Иисус и Мария, оборачиваются, и все стараются поправить дело или пытаются узнать, кто этот мальчик.
Подбегает Мария Алфеева, подбегает и Петр – они стояли вместе, – и оба спрашивают: «Что ты плачешь?»
Но прежде чем Явé среди своих сильных рыданий сумел перевести дух и начать говорить, уже подбежала Мария и взяла его на руки со словами: «Да, Мой сыночек, твоя Мама! Не плачь больше… и прости, что Я не сразу тебя увидела. Вот, друзья, Мой сыночек…» Ясно, что Иисус, пока Она преодолевала эти несколько метров, должен был Ей сказать: «Это маленький сирота, которого Я взял с Собой». Об остальном Мария догадалась.
Мальчик все еще плачет, но менее безутешно, и поскольку Мария держит его на руках и целует, все разрешается улыбкой на его личике с еще не высохшими слезами.
«Иди сюда, Я тебе вытру все эти слезы. Не надо больше плакать! Поцелуй Меня…»
Явé… только этого и ждал, и после стольких ласк бородатых мужчин он весь блаженствует, целуя гладкую щеку Марии. <..>
«Как тебя зовут?» – спрашивает Мария, лаская его.
«Мое имя… было Явé. Но теперь я жду нового…»
«Ждешь?»
«Да, Явé хочет имя, которое означало бы, что Я его спас. Ты найдешь такое, Мать. Имя любви и спасения».
Мария задумывается… а потом произносит: «Марциам (Маархциам). Ты – маленькая капля в море спасенных Иисусом. Тебе нравится? Так что оно, помимо Спасения, будет напоминать и обо Мне».
«Оно очень красивое», – довольно говорит мальчик.
«Но разве это не женское имя?» – спрашивает Варфоломей.
«Когда эта капелька Человечества повзрослеет, вы сможете, заменив в конце м на л, превратить его имя в мужское. А пока пусть носит имя, что дала ему Мама. Не так ли?»
Мальчик соглашается, и Мария гладит его.»
(196.7-9, 198.1-9)