— Здравствуйте, Елена Сергеевна!

Старая учительница вздрогнула и подняла глаза. Перед ней стоял невысокий молодой человек. Он смотрел на неё весело и тревожно, и она, увидев это смешное мальчишеское выражение глаз, сразу узнала его.
— Дементьев, — сказала она радостно. — Это ты ли?
— Это я, — сказал человек. — Проходил мимо школы и решил вас навестить. Можно?
Она кивнула, и он уселся рядом с ней.
— Как же ты поживаешь, Дементьев, милый?
— Работаю, — сказал он, — в театре. Я актёр. Актёр на бытовые роли, так называемый «характерный». Работаю много! А вы как поживаете?
— Я по-прежнему, — бодро сказала она, — прекрасно! Веду четвёртый класс, есть просто удивительные ребята. Интересные, талантливые... Так что всё великолепно!
Она помолчала и вдруг сказала упавшим голосом:
— Мне комнату новую дали... В двухкомнатной квартире... Просто рай...
Что-то в её голосе насторожило Дементьева.
— Как вы это странно произнесли, Елена Сергеевна, — сказал он, — невесело как-то. Что, мала, что ли, комната? Или далеко ездить? Или без лифта? Ведь что-то есть, я чувствую. Или кто-нибудь хамит? Кто же? Директор школы? Управдом? Соседи?
— Соседи, да, — призналась Елена Сергеевна. — Понимаешь, я живу как под тяжестью старого чугунного утюга. Мои соседи сразу поставили себя хозяевами новой квартиры. Нет, они не скандалят, не кричат. Они действуют. Выкинули из кухни мой столик.
В ванной заняли все вешалки и крючки, мне негде повесить полотенце. Газовые горелки всегда заняты их борщами, бывает, что жду по часу, чтобы вскипятить чай… Ах, милый, ты мужчина, ты не поймёшь, это всё мелочи. Тут всё в атмосфере, в нюансах. Не в милицию же идти? Не в суд? Я не умею с ними справиться...
— Всё ясно, — сказал Дементьев, и глаза у него стали недобрыми. — Вы правы. Хамство в чистом виде...
— А где же это вы проживаете, какой адрес?
— Спасибо, я запомнил. Я сегодня вечером к вам зайду. Только просьба, Елена Сергеевна: ничему не удивляться и во всякой моей инициативе полностью помогать! В театре это называется «подыгрывать». Идёт? Ну, до вечера! Попробуем на ваших троглодитах волшебную силу искусства!
А вечером раздался звонок. Звонили один раз.
Мадам Мордатенкова, неспешно шевеля боками, прошла по коридору и открыла дверь. Перед ней, засунув руки в брюки, стоял невысокий человек в кепочке. На нижней, влажной и отвисшей губе у него сидел окурок.
— Ты что ли, Сергеева? — хрипло спросил человек в кепочке.
— Нет, — сказала шокированная его видом Мордатенкова. — У Сергеевой два звонка.
— Наплевать. Давай, проводи! — ответил кепочник.
Оскорблённое достоинство Мордатенковой двинулось вглубь квартиры.
— Ходи быстрее, — сказал сзади хриплый голос, — ползёшь как черепаха.
Бока мадам зашевелились резвей.
— Вот, — сказала она и указала на дверь Елены Сергеевны. — Здесь!
Незнакомец, не постучавшись, распахнул дверь и вошёл. Во время его разговора с учительницей дверь так и осталась неприкрытой. Мордатенкова, почему-то не ушедшая к себе, слышала каждое слово развязного пришельца.
— Значит, это вы повесили бумажку насчёт обмена?
— Да, — послышался сдержанный голос Елены Сергеевны. — Я.
— Видела.
— А с Нюркой, женой моей, разговор имела?
— Да.
— Ну что ж... Ведь я тебе так скажу. Я тебе честно: я бы сам ни в жизни не поменялся. Сама посуди: у меня там два корешка. Когда захочешь, всегда на троих можно сообразить.
Ведь это удобство? Удобство... Но, понимаешь, мне метры нужны, будь они неладны. Метры!
— Да, конечно, я понимаю, — сдавленно сказала Елена Сергеевна.
— А зачем мне метры, почему они нужны мне, соображаешь? Нет? Семья, брат, Сергеева растёт. Прямо не по дням, а по часам! Ведь старший мой, Альбертик, что отмочил? Не знаешь? Ага! Женился он, вот что! Правда, хорошую взял, красивую. Зачем хаять? Красивая — глазки маленькие, морда — во! Как арбуз! И голосистая... Прямо Шульженко. Целый день «ландыши-ландыши»! Потому что голос есть — она любой красноармейский ансамбль переорет! Ну прямо Шульженко! Значит, они с Альбертиком очень просто могут вскорости внука отковать, так? Дело-то молодое, а? Молодое дело-то или нет, я тебе спрашиваю?
— Конечно, конечно, — совсем уж тихо донеслось из комнаты.
— Вот то-то и оно! — хрипел голос в кепочке. — Теперь причина номер два: Витька. Младший мой. Ему седьмой пошёл. Ох, и малый, я тебе доложу. Умница! Игрун. Ему место надо? В казаки-разбойники? Он вот на прошлой неделе затеял запуск спутника на Марс, чуть всю квартиру не спалил, потому что теснота! Ему простор нужен. Ему развернуться негде. А здесь? Ступай в коридор и жги что хочешь! Верно я говорю? Зачем ему в комнате поджигать? Ваши коридоры просторные, это для меня плюс! А?
— Так что я согласен. Где наша не пропадала! Айда коммунальные услуги смотреть!
И Мордатенкова услышала, что он двинулся в коридор. Быстрее лани метнулась она в свою комнату, где за столом сидел её супруг перед двухпачечной порцией пельменей.
— Харитон, — просвистела мадам, — там бандит какой-то пришёл, насчёт обмена с соседкой! Пойди же, может быть, можно как-нибудь воспрепятствовать!
Мордатенков пулей выскочил в коридор. Там, словно только его и дожидаясь, уже стоял мужчина в кепочке с прилипшим к губе окурком.
— Здесь сундук поставлю, — говорил он, любовно поглаживая ближний угол, — у моей мамы сундучок есть, тонны на полторы. Здесь мы его поставим, и пускай спит. Выпишу себе маму из Смоленской области. Что я, родной матери тарелку борща не налью? Налью! А она за детьми присмотрит. Тут вот её сундучок вполне встанет. И ей спокойно, и мне хорошо. Ну, дальше показывай.
— Вот здесь у нас ещё маленький коридорчик, перед самой ванной, — опустив глаза, пролепетала Елена Сергеевна.
— Где? — оживился мужчина в кепочке. — Где? Ага, вижу, вижу.
Он остановился, подумал минуту, и вдруг глаза его приняли наивно-сентиментальное выражение.
— Знаешь что? — сказал он доверительно. — Я тебе скажу, как своей. Есть у меня, золотая ты старуха, брательник. Он, понимаешь, алкоголик. Он всякий раз, как подзашибет, сейчас по ночам ко мне стучится. Прямо, понимаешь, ломится.
Потому что ему неохота в отрезвиловку попадать. Ну, он колотится, а я ему не открываю. Мала комнатка, куда его? С собой-то ведь не положишь! А здесь я кину на пол какую-нибудь тряпку, и пускай спит! Продрыхнётся и опять смирный будет, ведь это он только пьяный скандалит. Сейчас мол, вас всех перережу! А так ничего, тихий. Пускай его тут спит. Брательник всё же... Родная кровь, не скотина ведь...
— А вот тут наша ванная, — сказала Елена Сергеевна и распахнула белую дверь.
Мужчина в кепочке бросил в ванную лишь беглый взгляд и одобрительно кивнул:
— Ну что ж, ванна хорошая, ёмкая. Мы в ней огурцов насолим на зиму. Ничего, не дворяне. Умываться и на кухне можно, а под первый май — в баньку. Ну-ка, покажи-ка кухню. Где тут твой столик?
— У меня нет своего стола, — внятно сказала Елена Сергеевна, — соседи его выставили. Говорят — два стола слишком много...
— Что? — сказал мужчина в кепочке грозно. — Какие такие соседи? Эти, что ли? — Он небрежно ткнул в сторону Мордатенковых. — Два стола им тесно? Ах, буржуи недорезанные! Ну, погоди, чертова кукла, дай Нюрка сюда приедет, она тебе глаза живо выцарапает, если ты только ей слово поперек пикнёшь!
— Ну, вы тут не очень, — дрожащим голосом сказал Мордатенков, — я попросил бы соблюдать...
— Молчи, старый таракан, — прервал его человек в кепочке. — В лоб захотел, да? Так я брызну! Я могу! Пускай я в четвёртый раз пятнадцать суток отсижу, а тебе брызну! А я-то ещё сомневался, меняться или нет. Да я за твоё нахальство из принципа переменюсь! Баушк! — Он повернулся к Елене Сергеевне. — Пиши скорее заявление на обмен! У меня душа горит на этих подлецов! Я им жизнь покажу! Заходи ко мне завтра утречком. Я тебя ожидаю.
И он двинулся к выходу. В большом коридоре он, не останавливаясь, бросил через плечо, указывая куда-то под потолок:
— Здесь корыто повешу. А тут мотоциклет. Будь здорова. Смотри, не кашляй.
Хлопнула дверь. И в квартире наступила мёртвая тишина. А через час...
Толстый Мордатенков пригласил Елену Сергеевну на кухню. Там стоял новенький сине-жёлтый кухонный столик.
— Это вам, — сказал Мордатенков, конфузясь. — Зачем вам тесниться на подоконнике? Это вам. И красиво, и удобно, и бесплатно! И приходите к нам телевизор смотреть. Сегодня Райкин. Вместе посмеёмся...
— Зина, солнышко, — крикнул он в коридор, — ты смотри же, завтра пойдёшь в молочную, так не забудь Елене Сергеевне кефиру захватить. Вы ведь кефир пьёте по утрам?
— А хлеб какой предпочитаете? Круглый, рижский, заварной?
— Ну что вы, — сказала Елена Сергеевна, — я сама!
— Ничего, — строго сказал Мордатенков и снова крикнул в коридор: — Зинулик, и хлеба! Какой Елена Сергеевна любит, такой и возьмёшь! И когда придёшь, золотко, постираешь ей, что нужно...
— Ох, что вы! — замахала руками Елена Сергеевна и, не в силах больше сдерживаться, побежала к себе. Там она сдернула со стены полотенце и прижала его ко рту, чтобы заглушить смех. Её маленькое тело сотрясалось от хохота.
— Сила искусства! — шептала Елена Сергеевна, смеясь и задыхаясь. — О, волшебная сила искусства...
Автор: Виктор Драгунский