Статья публикуется по согласии устада Ричарда Фольца

ТАДЖИКСКИЙ ЯЗЫК И ИДЕНТИЧНОСТЬ В СОВРЕМЕННОМ УЗБЕКИСТАНЕ
Аз он ки ту намурдаӣ, ман низ зиндаам,
Дар қабзаи ҳиҷои ту овардаам паноҳ.
Оре, фақат ту будаӣ дар ҳифзи ҷони ман,
Алҳақ, фақат ту будаӣ манро паноҳгоҳ
Перевод:
Пока ты не умер, я тоже жив,
Я укрылся в тисках твоих слогов
Да, только ты приютил мою душу,
Воистину, только ты дал мне убежище
(Тӯхтамиш Тӯхтаев, он же «Паймон», «Родной язык»)
Говорящие на персидском языке, известные сегодня как «таджики», проживают в основном в трех странах: Таджикистане, Афганистане и Узбекистане. Меньшие общины существуют в соседних регионах Казахстана и Кыргызстана, в дополнение к более чем миллиону говорящих на языке тоҷикӣ рабочих-мигрантов, проживающих в России. Наибольшее количество, скорее всего, проживает в Афганистане, где этнические «таджики» составляют около трети населения, хотя их диалект обычно называют не «тоҷикӣ» - к которому он очень близок, а «дарӣ». Другие этнические группы в Афганистане, такие как хазарейцы (девять процентов от общего числа афганцев), также говорят на диалекте персидского как на своем родном языке. Более того, персидский язык дари является основным языком межнационального общения для всех различных этнических групп Афганистана, несмотря на то, что пуштуны составляют почти половину населения и правят афганским государством на протяжении большей части его 275-летней истории, мало кто из не пуштунов озадачивается тем, чтобы выучить их язык.
В Таджикистане, где официальным государственным языком является диалект персидского языка тоҷикӣ, проживает всего 9,5 миллионов человек, из которых около восьмидесяти трех процентов - этнические таджики, хотя, и другие группы, изучающие тоҷикӣ в школе, в большинстве случаев свободно говорят на нем. Шииты-исмаилиты Памирского горного региона (Горный Бадахшан), составляющие всего три процента от общего населения Таджикистана и занимающие сорок пять процентов его территории, отличаются от большинства таджиков, которые являются суннитами-ханафитами, не только религией, но и языком. Различные памирские общины говорят на одном из нескольких отдельных восточноиранских языков, один из которых, сариколӣ, также является родным языком народности, живущей по ту сторону границы в Китае, где они известны как «тоҷикӣ» (Foltz 2019, 183-185).
Политически мотивированное создание новых национальных идентичностей в первые годы существования СССР в 1920-х годах нанесло огромный ущерб историческому статусу персидского языка и его носителей, живущих в Советском Союзе (Bergne 2007). Персоязычные города Самарканд и Бухара, которые были главными центрами таджикской культуры и самобытности, были переданы вновь образованной Узбекской Советской Социалистической Республике (УзССР) вместе с большими кусками территорий с таджикским большинством, простирающихся от афганской границы на юге до Ферганской долины на востоке. Таджикская ССР позднее была отделена от УзССР в 1929 году из горных районов, в которых не было крупных городских центров или исторического значения, процесс, который таджикские интеллектуалы описывают как «преднамеренное обезглавливание таджикской нации» (Масов 1991). Большевики видели в таджиках хранителей - с персидским языком в качестве языкового носителя - давно устоявшихся традиций и институтов исламской Центральной Азии, которые революция стремилась сделать устаревшими (Шакурӣ 1997). Новая переосмысленная «узбекская», то есть тюркская идентичность, послужила чистым листом, на котором советские власти надеялись создать новую Среднюю Азию. Более того, требование о том, чтобы граждане выбирали национальную идентичность, которая должна была быть указана в их внутренних паспортах, создало искусственное раздвоение городского населения, известного как сарты, которое было функционально двуязычным на персидском и тюркском языках в течение почти тысячи лет. Разделение было чисто лингвистическим, поскольку две образовавшиеся нации узбеки и таджики были культурно идентичны во всех остальных отношениях, а также генетически неразличимы (Martinez-Cruz et al. 2011).
Несмотря на политический дисбаланс, возникший в связи с новыми территориальными реалиями, в советский период все национальности пользовались официальным уважением, и их права были гарантированы независимо от того, в какой части СССР они проживали. Так, таджики, как и другие меньшинства в Узбекской ССР, имели доступ к школам, СМИ и литературным изданиям на языке тоҷикӣ. Однако после распада Советского Союза эти права были быстро утрачены. Придерживаясь тюркской национальной идентичности, правительство нового независимого Узбекистана стремилось подавить всплеск таджикского национализма, возникший к концу 1980-х годов, сместив таджиков с важных постов, и сажая некоторых таджикских лидеров под домашний арест. Начало гражданской войны в Таджикистане в 1992 году послужило дополнительным стимулом для того, чтобы препятствовать развитию таджикской идентичности в Узбекистане. Президент Узбекистана Ислам Каримов проводил эту антитаджикскую политику железным кулаком, и такая ситуация сохранялась вплоть до смерти диктатора в 2016 году (Foltz 2019, 179–183).
Несмотря на то, что со стороны узбекского государства предпринимались целенаправленные усилия по полному искоренению таджикского языка и самобытности, диалекты тоҷикӣ продолжали оставаться родным языком значительной части населения Узбекистана. Хотя официальная узбекская перепись постоянно оценивает долю говорящих на таджикском языке на уровне менее пяти процентов, реальная цифра может быть от трех до десяти раз больше. В то время как политические факторы по-прежнему делают невозможным какой-либо точный учет, вполне вероятно, что число носителей диалектов тоҷикӣ в Узбекистане сегодня значительно превышает число жителей Таджикистана и может даже приблизиться к числу носителей языка в Афганистане. Некоторые таджикские националисты заходят так далеко, что утверждают, что носители языка тоҷикӣ составляют не менее половины всего населения Узбекистана, основываясь на экстраполяции переписей, проведенных в досоветский период. Эта более щедрая оценка, полученная с помощью методологии, не учитывающей лингвистическую узбекизацию и отток таджиков за последнее столетие, несомненно, чрезмерна, но более консервативная цифра от восьми до двенадцати миллионов носителей тоҷикӣ в Узбекистане сегодня, возможно, является более реалистичной.
Отрезанные от литературной традиции
Стандартизированные литературные формы персидского, дари и тоҷикӣ настолько близки, что их следует считать диалектами одного и того же языка - фарси - первоначально языка области Фарс (Парс) на юго-западе Ирана. Дари и тоҷикӣ несколько более консервативны в этом отношении, сохраняя многие слова и выражения, вышедшие из употребления в современном персидском языке. Тем не менее, носитель тегеранского персидского языка, который может мало понимать зороастрийский диалект Йезда, не будет иметь проблем в общении с образованными жителями Кабула или Душанбе.
Ситуация в Узбекистане несколько иная. В результате антитаджикской политики, проводившейся после распада Советского Союза, таджикское образование и печатные СМИ пришли в упадок. Следовательно, влияние стандартного письменного языка, уравновешивающего естественное расхождение местных разговорных диалектов тоҷикӣ, было в значительной степени устранено. Таким образом, если в Афганистане и Таджикистане образованный человек сможет разговаривать на более или менее универсальной форме стандартного литературного персидского языка, даже если его или ее родной диалект может сильно отличаться, то этого нельзя сказать о носителях тоҷикӣ в Узбекистане, где большинство из них получили образование на узбекском языке и почти никогда не читали что-либо на тоҷикӣ. Более того, тот факт, что Узбекистан отказался от кириллицы в пользу латиницы, означает, что многие молодые таджики в Узбекистане фактически не умеют читать тоҷикӣ, который до сих пор использует кириллицу.
В отличие от Афганистана, где многие неграмотные крестьяне до сих пор могут по памяти цитировать классических персидских поэтов, в Узбекистане лишь немногие таджики, получившие образование после обретения независимости, способны на это.
Конечно, в Узбекистане есть таджики, которые до сих пор отстаивают свой национальный язык и литературу и стараются читать поэтов-классиков, чьи произведения - будь то в арабском алфавите или на кириллице - приходится привозить из-за границы (и на индивидуальной основе, поскольку коммерческий импорт в настоящее время не осуществляется), но их относительно мало. Читатели СМИ тоҷикӣ, по-видимому, в основном принадлежат к поколению, выросшему в советский период, когда политика национальной идентичности была более сдержанной.
Количество школ с языком тоҷикӣ, действующих по всей стране, сократилось с более чем пятисот на момент обретения независимости в 1991 году до менее чем половины этого числа сегодня (241 по состоянию на 2022 год). По иронии судьбы, это произошло не из-за давления со стороны правительства, а скорее из-за родителей, которые считают, что образование на узбекском языке дает больше возможностей для развития их детей. Это особенно актуально в отношении поступления в университеты, поскольку вступительные экзамены проводятся на узбекском языке, и учащиеся школ с языком обучения на языке тоҷикӣ традиционно сдают их плохо. В учебниках по истории Узбекистана в общеобразовательных государственных школах нет ни единого упоминания о самом существовании таджиков, хотя в них рассказывается о других национальных меньшинствах, таких как казахи, кыргызы, туркмены и каракалпаки. «Как может наша молодежь гордиться своей самобытностью, - сокрушается педагог Амина Шарафуддинова, - когда они чувствуют, что их вычеркнули из истории нации?» (Шарафуддинова 2022).
Местные диалекты в поисках эталона
В Самарканде, Бухаре и некоторых других регионах Узбекистана преобладающим разговорным языком явно является тоҷикӣ, но говорящий на персидском языке, надеющийся общаться со средним человеком на улице или на рынке, скорее всего, столкнется с некоторым разочарованием, как и местный собеседник, который часто пытается переключиться на русский (идиома по умолчанию «говорить на иностранном») или даже на английский. Хотя я свободно владею персидским языком и провел достаточно времени в Таджикистане, чтобы адаптировать свою речь к тамошним нормам лексики, произношения и выражений (хоҷҷатхона для дастшу'ӣ, «уборная»; бубахшед для бебахшид, «извините»; саломат бошед для худо хофиз, «до свидания» и т. д.), я был несколько сбит с толку, пытаясь постричься в Бухаре, когда стилист, стильный молодой человек лет двадцати с плакатом нью-йоркского Эмпайр Стейт Билдинг на стене, покачал головой на мои указания и покровительственно спросил меня: «На каком языке ты пытаешься говорить?». «Эм… Тоҷикӣ?» - ответил я с уверенностью, которая ускользала с каждой секундой. «Это не тоҷикӣ, - ответил он с ухмылкой, - это фoрсӣ».
Хотя сегодня таджики в Узбекистане определенно говорят на языке, происходящем от персидского, взаимопонимание может быть крайне поверхностным. Можно распознать многие глаголы и окказиональные существительные, хотя и не обязательно имеющие то же значение, что и в персидском, но узбекско-персидский язык находится на пути к тому, чтобы стать другим языком, сильно пронизанным тюркским синтаксисом и узбекской и русской лексикой (Шарифзаде 2019, Идо 2014). Стандартное приветствие «Шумо нағз ми?» имеет только первый термин «ты», общий со стандартным персидским. Суффикс «ми» является маркером тюркского вопроса, в то время как прилагательное «нағз» на самом деле является древним пережитком согдийского, восточноиранского языка региона в доисламские времена. С другой стороны, произношение слова «верблюд» — «шутур» на стандартном персидском языке - это «ӯштӯр» в узбекском тоҷикӣ, что на самом деле ближе к древней авестийской форме «уштра» (ср. Заратуштра, «владелец [многих] верблюдов»).
Кто такой таджик?
В отличие от раннего и позднего советских периодов, когда территориальный ирредентизм, сосредоточенный в первую очередь на Самарканде и Бухаре, а также на Сурхандарьине и некоторых частях Ферганской долины, был высок, особенно среди таджикской интеллигенции (Foltz, 2019, 116-121), сегодня в Узбекистане у большинства говорящих на тоҷикӣ, кажется, не возникает проблем с идентификацией себя как узбеков (Finke 2014), считая себя полноправными членами официальной нации, которые также говорят на тоҷикӣ дома или среди друзей. В каком же смысле они могут или должны считаться членами национального меньшинства?
Идентичность многослойна и изменчива, и таджикская идентичность в Узбекистане не является исключением. После прихода Шавката Мирзиёева к власти в качестве президента Узбекистана в 2016 году, кажется, что на таджиков оказывается меньше давления, когда речь идёт об определении себя как узбеков, чем это было при режиме Каримова, а мероприятия по продвижению таджикского языка и культуры - в основном поэтические чтения - больше не запрещены напрямую. Внимание Мирзиёева в основном было сосредоточено на экономике, и он почти не проявлял паранойи своего предшественника в отношении предполагаемых опасностей таджикского национализма. Тем не менее, в то время как определенный класс интеллектуалов и националистов продолжает решительно продвигать свою таджикскую идентичность, большинство граждан Узбекистана, которых можно считать таджиками, озабочены главным образом обеспечением наилучших возможностей для себя и своих детей. Это могло бы объяснить, почему продолжающийся перевод школ с таджикским языком обучения на преподавание на узбекском языке происходит не под давлением сверху, а, скорее, со стороны родителей, которые считают обучение на узбекском языке более важным для будущего своих детей.
Остается открытым вопрос о том, сколько или какой процент населения Узбекистана, которое в 2022 году оценивается в более чем 35 миллионов человек, можно считать этническими таджиками. Официальные данные не изменились: говорят, что таджики составляют не более 4,9% от общей численности населения Узбекистана, то есть около 1,7 млн. человек (Госкомстат Узбекистана 2021). И все же в крупных городах, таких как Самарканд и Бухара, а также в значительных частях южной провинции Сурхандарьинская (которая граничит с Афганистаном) и других регионах, включая Кашкадарью, горные районы за пределами Навои и Джизака, а также Ферганскую долину, проживает большое количество таджиков. Последний регион, в частности, включает неспокойный эксклав Сох (тодж.: Сӯх), который полностью окружен Кыргызстаном и население которого составляет более 80 000 человек, на сто процентов состоит из таджиков.
Но когда подавляющее большинство «потенциальных» таджиков в Узбекистане продолжают указывать себя как узбеков в своих удостоверениях личности, как они делали это с 1920-х годов, как можно надеяться измерить их фактическое присутствие в стране с какой-либо степенью точности? Что, в конце концов, определяет человека как таджика, помимо запутанности официальной статистики? Как сказал мне один самаркандский знакомый о своем родном городе: «Все говорят на тоҷикӣ, кроме узбеков». Следует ли тогда использовать знание языка тоҷикӣ в качестве эталона для определения того, кто является таджиком? Если это так, то, казалось бы, Самарканд по-прежнему остается преимущественно таджикским городом, а Бухара, пожалуй, и подавно. Следует, конечно, признать, что в преимущественно таджикском контексте некоторые узбеки действительно овладевают таджикским языком; более того, смешанные браки означают, что многие люди претендуют на обе идентичности (Finke and Sancak 2012, 56-58). В то же время, в разговорах между таджиками в Узбекистане характерно смешивание таджикского, узбекского и русского языков, так что какой-либо «чистый» тоҷикӣ вряд ли можно услышать.
Таджикский ученый из Алматы Сафар Абдулло, уроженец Пенджикента на границе с Узбекистаном, примерно в шестидесяти двух километрах от Самарканда, считает, что «сегодня в Узбекистане [таджикский] язык стал очень неряшливым и низкоклассным». (Абдуллo 2015).
В то время как широко признается преимущественно таджикский характер Самарканда и Бухары, таджикоязычные общины по сути есть в каждом районе (вилайатe) Узбекистана. В Ташкенте проживает много таджиков, а в горных районах за пределами столицы можно найти множество таджикских сёл. Одним из самых известных является Нанай - предположительно, в память о согдийской богине с таким именем, которую, по местной легенде, основал Александр Македонский. В нанайском диалекте тоҷикӣ сохранился ряд согдийских слов. Раньше в Ферганской долине было еще одно таджикское село под названием Нанай, которое теперь стало узбекским. Другие таджикские села в Ташкентской области включают Бурджимуллу, Богистон, Ходжакент, Бука и Паркен.
В Ферганской долине, кроме упомянутого выше анклава Сох, города Риштан, Маргилан и Чуст преимущественно таджикоязычны. На юге, в Сурхандарьинской области, возможно, половина населения является носителями языка тоҷикӣ, что неудивительно, поскольку она граничит с Таджикистаном и Афганистаном. В Кашкадарьинской области со столицей Карши (известной в согдийские времена как Нахшаб, а после арабского завоевания как Насаф) проживает много таджиков, как и в горных селениях за пределами Джизака и Навои в древнем согдийском центре Зеравшанской долины.
Поэзия – краеугольный камень таджикско-персидской идентичности
После прихода к власти в 2016 году режим Шавката Мирзиёева позволил значительно улучшить условия для продвижения языка и литературы тоҷикӣ. 27 января 2018 года Таджикское культурное общество «Орионо» организовало поэтические чтения в государственном Международном культурном центре Республики Узбекистан в Ташкенте, что было немыслимо во времена Ислама Каримова. Присутствовали таджики со всей страны - Ферганской долины, Сурхандарьинской, Кашкадарьинской, Ташкентской, Самаркандской, Бухарской, Навоинской и Джизакской областей. Открытие пограничных переходов с Таджикистаном примерно в то же время позволило возобновить личные и профессиональные контакты, которые были прерваны более чем на три десятилетия.
Как и их лингвистические родственники в Иране, Афганистане и других местах, любовь к поэзии, по-видимому, является чертой номер один, с помощью которой образованные таджики выражают гордость за свою идентичность, поскольку большинство таджиков в Узбекистане с готовностью признают, что, кроме языка, они ничем не отличаются в культурном отношении от узбеков. Поэтому неудивительно, что основным видом деятельности таджикских культурных центров, существующих в большинстве районов страны с конца 1980-х годов, является организация поэтических чтений. В 2008 году в Ташкенте был создан национальный центр «Маркази миллӣ - фарҳангӣи тоҷикони Ӯзбекистон». Их мероприятия, в том числе Навруз и другие национальные праздники, обычно собирают несколько десятков человек.
Многие таджикские интеллектуалы в Узбекистане пишут стихи на тоҷикӣ, а некоторым даже удается издавать свои произведения в Иране (Холмуминов 2011; Тӯхтаев 2005а, 2005б, 2010). В Узбекистане, однако, почти ни одна книга на тоҷикӣ не выпускается солидными издательствами, а самопубликация - то, что на Западе назвали бы « vanity publishing » (« тщеславным издательством ») - является нормой. Как поясняет проживающий в Ташкенте таджикский журналист Тожибой Икромов, «автор затем может дать по десять экземпляров каждому из своих друзей для продажи» (Икрамов 2022). Редким исключением является случай, когда члену официального государственного Союза писателей удается издать книгу на языке тоҷикӣ, как это было, когда Тӯхтамиш Тӯхтаев, он же Паймон, издал в 2022 году диван оригинальных стихов. В июне 2021 года в Самарканде было открыто Таджикское отделение Союза писателей Узбекистана, что давало надежду на большее количество официально санкционированных публикаций таджикских писателей, но пока этого не произошло.
5 мая 2022 года Союз писателей Узбекистана в Ташкенте провел литературное мероприятие, спонсируемое посольством Таджикистана, на котором несколько узбекско-таджикских писателей были приняты в члены Союза писателей Таджикистана, хотя неясно, как эта честь может помочь их карьере в Узбекистане.
Несмотря на несколько таких обнадеживающих признаков, в настоящее время книги на таджикском языке практически отсутствуют в книжных магазинах Узбекистана, где преобладают узбекские, русские и даже английские издания. Мы спросили уличного книготорговца в Ташкенте, есть ли у него книги на тоҷикӣ. Он сказал, что нет, и добавил, что когда ему попадаются такие книги, он предлагает их таджикским покупателям, но те отвечают, что хотя они и говорят на таджикском языке, они не умеют читать на нём. Отсутствие грамотности на тоҷикӣ является нормой в Узбекистане, так что даже таджикские ученые и другие образованные люди часто делают орфографические ошибки, когда переписываются со своими друзьями на тоҷикӣ, и это едва ли не единственный случай, когда им приходится писать на этом языке.
«Китоб олами» («Книжный мир»), расположенный в центре Самарканда, кажется, является единственным книжным магазином в Узбекистане, в котором есть отдел, официально посвященный книгам тоҷикӣ: шесть полок, спрятанных в задней части заведения, на которых находятся около пятидесяти наименований (меньше, чем место, выделенное для произведений, якобы написанных президентом Узбекистана, в виде целой стены, которая предстает перед покупателем при входе в магазин). Примерно две трети - это книги поэзии узбекских таджиков. Некоторые из них представляют собой сборники рассказов и эссе. Есть также книги с советами, несколько детских книг и учебники для начальной школы. Почти все они опубликованы в течение последних двух лет. Большинство из них издаются издательствами «Тӯрон-Иқбол» и «Йоғдуси», расположенными в Ташкенте, но несколько наименований выпущены самаркандскими издательствами, такими как «Маҳорат», хотя следует помнить, что все эти публикации финансируются авторами. Качество изготовления довольно низкое, и примерно половина этих «книг» на самом деле представляет собой не более чем хлипкие брошюры.
Что особенно бросается в глаза, так это полное отсутствие каких-либо публикаций из Таджикистана. По-видимому, по-прежнему запрещено ввозить книги из страны, находящейся всего в сорока километрах, хотя этот запрет относится к разряду «законов общеизвестных, но публично не написанных». Неприязнь правительства к чтению не ограничивается таджиками: в последние годы книжные магазины по всей стране были закрыты, а в Самарканде даже у читателей узбекской и русской литературы в настоящее время есть выбор лишь из крошечной горстки скудных книжных магазинов в городе с почти миллионным населением.
Таджикский (тоҷикӣ) в высшем образовании
В Узбекистане существует около полудюжины университетов с программами изучения языка тоҷикӣ. Наиболее активным является факультет таджикской филологии Самаркандского государственного университета, который был создан после поглощения Самаркандского таджикского педагогического института в 1980 году. В настоящее время в университете не менее десяти факультетов, где преподаются курсы тоҷикӣ, а на кафедре таджикского языка и литературы обучается более 170 студентов. В других регионах страны высшее образование на таджикском языке весьма ограничено. В Ташкентском областном педагогическом колледже в Чирчике есть отделение таджикского языка и литературы, предназначенное для подготовки учителей для постоянно сокращающегося числа школ с языком обучения тоҷикӣ. Факультеты таджикского языка и литературы есть в Термезском, Ферганском и Бухарском государственных университетах, но набор на них очень низкий. В Бухаре на кафедре в настоящее время обучается всего 16 студентов. Основным препятствием для расширения этих программ, по-видимому, является то, что сегодня в Узбекистане степень по таджикскому языку и литературе предлагает мало перспектив трудоустройства.
Таджикские СМИ - для тех, кто хочет
Государственная газета «Овози тоҷик» («Таджикский вестник»), основанная в 1924 году известным таджикским интеллектуалом Садриддином Айни (1878–1954), скоро отметит свое столетие. В настоящее время национальный тираж составляет всего 5 000 экземпляров - по сравнению с 50 000 экземпляров в конце советского периода. Однако газета также доступна в Интернете в электронной версии, которая может привлечь такое же количество читателей, как и печатное издание, или даже больше. Тираж региональных газет, таких как «Овози Самарқанд» и «Садои Сӯх» («Голос Соха»), также относительно низок, как и у частной газеты «Ховар» («Восток»), издаваемой в южном городе Термез на границе с Афганистаном. Некоторые узбекские газеты предлагают постоянную страницу на языке тоҷикӣ. В марте 2022 года в Самарканде первоначальным тиражом в 50 экземпляров начал выходить ежеквартальный журнал, посвященный литературе и культуре таджиков Узбекистана, «Дурдонаи Шарқ» («Жемчуг Востока»). Асадулло Шукуров, главный редактор «Овози Самарқанд» и глава Самаркандского отделения Союза писателей Узбекистана, приветствовал это событие как предвестник «новой эры жизни и продуктивности в Узбекистане» (Сархатзода, 2022).
Национальное узбекское телевидение два раза в неделю транслирует 20-минутную программу под названием «Рангинкамон» («Разноцветная радуга»), хотя раньше она длилась целый час. Также нечастые передачи на языке тоҷикӣ можно увидеть на местных телеканалах в Самаркандской, Бухарской, Ферганской, Сурхандарьинской и Сырдарьинской областях. Такие программы в основном посвящены относительно безобидным формам культурного самовыражения - музыкальным клипам или рукоделию. Как едко замечает удостоенный наград таджикский писатель Адаш Истад: «Эти передачи - шутка. Что ты можешь сделать за двадцать минут? (Истад 2022). Многочисленные радиопрограммы тоҷикӣ также доступны по всей стране, но только в получасовых интервалах несколько дней в неделю. Некоторые таджики в Узбекистане смотрят каналы из Таджикистана, используя спутниковые антенны. Все это, возможно, становится все более неактуальным, поскольку, как и во всем мире, молодое поколение в Центральной Азии получает большую часть своей информации из социальных сетей. Группа «Садои тоҷик» в Telegram (платформа, которую выбирают во всем постсоветском мире) насчитывает 4712 участников, что почти соперничает по печатному тиражу с почтенным Овози Точик, но предположительно обслуживает более молодую читательскую аудиторию.
Молодежь – это будущее
Молодежь, говорящая на тоҷикӣ в современном Узбекистане, в отличие от предыдущих поколений националистов и языковых активистов, кажется, не особенно озабочена вопросами идентичности. Похоже, они вполне довольны тем, что называют себя узбеками, которые также говорят на таджики. Когда их спрашивают, на каком языке им удобнее, они неизменно отвечают «на обоих». Как и миллениалы во всем мире, они мало заинтересованы в чтении чего-то большего, чем пост в социальных сетях, что отдаляет их от, возможно, центральной черты персидской идентичности, а именно любви к поэзии. Их вкусы в популярной музыке включают некоторых артистов, которые поют на персидском языке, в том числе из Ирана, Афганистана, Таджикистана и даже некоторых из Узбекистана. Но поп-музыка на персидском языке имеет довольно широкий охват, и ее слушают многие люди во всем мире, не знающие персидского языка. Так называемый стиль классической музыки «Шашмакам» до сих пор исполняется на концертах и преподается в консерваториях, но сегодня он считается выражением узбекской культуры в той же степени, что и таджикской, - и действительно, традиционная музыка является одним из многих культурных элементов, который объединяет, а не разделяет два народа.
«Наша молодежь думает, что Узбекистан принадлежит узбекам, - признается Шарофат Эрматова, директор телепрограммы на языке тоҷикӣ «Рангинкамон». Они не изучали историю и географию» (личная беседа, 18 апреля 2022 года).
Опять же, то же самое можно сказать о молодом поколении в большинстве стран мира, но это отсутствие привязанности к огромному значению персидского языка и культуры в мировой истории, невольными наследниками которых в основном является сегодняшняя таджикская молодежь, поражает. Говорить на тоҷикӣ не стыдно, как раньше, но и не гордость. И хотя он больше не является причиной исключения из образовательной и профессиональной деятельности, как это было при прежнем режиме, недавнее ослабление репрессий не сопровождалось какими-либо существенными новыми возможностями для говорящих на тоҷикӣ. Общественная жизнь в Узбекистане ведется на узбекском языке, а тоҷикӣ по-прежнему ограничивается частной, личной сферой. Показательно, что нигде в стране не встречается ничего, написанного на тоҷикӣ: вывески на узбекском, затем в меньшей степени на русском. Все чаще встречается английский язык. Оглядевшись вокруг, никогда не подумаешь, что миллионы узбекских граждан ежедневно говорят между собой на таджикском языке, даже в районах с преобладанием таджиков. В такой среде, даже если разговор на тоҷикӣ больше не представляет угрозы для чьей-либо безопасности, кажется, что отстаивая его, вы ничего не добьетесь. Молодым таджикам в Узбекистане вполне комфортно говорить на узбекском языке, когда этого требует ситуация, а это происходит чаще всего, так зачем настаивать?
Заключение
На вопросы, касающиеся выживания таджикского языка и идентичности в современном Узбекистане, по-прежнему трудно ответить с какой-либо определенностью. Персидский язык в его различных диалектах тоҷикӣ, на которых говорят общины по всей стране, остается живым, а в некоторых отдельных случаях можно даже сказать, что он процветает. Большинство таджиков в Узбекистане продолжают считать свой родной язык важной частью своей идентичности, хотя обычно это не исключает наличия узбекской идентичности. Высокообразованные таджики по-прежнему сильно привязаны к персидской литературной традиции, особенно к классической поэзии, и могут комфортно общаться с носителями персидского языка из других стран, но их меньшинство. Приезжающим иранистам следует остерегаться того, что доступность информантов из этого образованного класса может исказить их оценку важности персидского языка в современном Узбекистане в чрезмерно благоприятную сторону.
На самом деле, грамотность на стандартном тоҷикӣ среди таджиков Узбекистана крайне низка, а взаимопонимание между региональными диалектами страны не является чем-то само собой разумеющимся. В частности, общепризнано, что бухарский диалект весьма своеобразен и труден для понимания посторонними. На другом конце шкалы таджики в Самарканде, как правило, имеют более высокое чувство принадлежности к тому, что можно было бы назвать универсальной персидской культурой, что делает их город самым ярким центром таджикской национальной идентичности и культурного производства, говоря условно.
В то время как привязанность к языку тоҷикӣ и персидской литературе остается очевидной среди небольшой части граждан Узбекистана, которых можно было бы считать таджиками, подавляющее большинство сегодня одинаково комфортно функционируют на узбекском языке и считает себя «узбеками, родным языком которых является тоҷикӣ». На самом деле, культурные различия между двумя языковыми сообществами практически отсутствуют - это наследие двуязычной городской культуры сартов в досоветские времена. Характерно, что в районах с преимущественно таджикским населением, таких как Бухара и Самарканд, где проживает значительное число эронӣ, чьи предки мигрировали из Ирана в 19 и 20 веках, таджики считают себя культурно более близкими к узбекам, чем к своим иранским лингвистическим родственникам. Они более охотно вступают в браки со своими собратьями узбеками-суннитами, чем, например, с шиитами-эронӣ, причем главным идентификатором является религия, а не язык (Finke and Sancak 2012).
Из-за политических факторов истинное количество носителей персидского языка в Узбекистане, где на местных диалектах тоҷикӣ продолжают говорить по всей стране, было и остается невозможным оценить с какой-либо точностью. Однако оно, вероятно, превышает количество носителей персидского диалекта в Таджикистане и может даже приблизиться к числу носителей персидского диалекта дари в Афганистане. Тем не менее, в то время как разговорному тоҷикӣ в Узбекистане не грозит неминуемая опасность исчезновения, почти полное подавление письменного языка после обретения страной независимости в 1991 году практически отрезало его разговорные диалекты от литературного стандарта, который мог поддерживать связь таджиков Узбекистана с более широкой пограничной персидской культурой из которых они исторически составляли значительную часть.
Ключевые слова: Таджик, Узбекистан, Бухара, Самарканд.