ТАЙНА ПОЛЕТА
Википедический «паспорт» народной артистки России Елены Щербаковой – художественного руководителя-директора Государственного академического ансамбля народного танца имени Моисеева – выглядит так:
- родилась 19 октября 1952 года в Москве,
- в 1969 году окончила Московское академическое хореографическое училище при Большом театре, тогда же принята в Государственный академический ансамбль народного танца СССР,
- в 1992 году завершила карьеру солистки балета ансамбля и начала педагогическую деятельность там же,
- с 1994 года по рекомендации Игоря Моисеева становится директором ГААНТ имени Игоря Моисеева,
- с 1994 года по рекомендации Игоря Моисеева становится директором ГААНТ имени Игоря Моисеева,
Там же, тогда же… Не трудно подсчитать, что общий стаж Щербаковой в хореографическом искусстве – 53 года, из них в Ансамбле Моисеева – столько же. (В скобках уточним: 23 – на сцене.)
Своего возраста не стесняется – дата красивая, хотя никто из корпоративной среды, а паче – дружеской, таких лет ей не дает: не получается.
Все нажитое – в ее взглядах, убеждениях, отношении к жизни, где главное – танец. Еще – честь, профессиональное достоинство и преданность делу.
Считает себя – и справедливо – перфекционисткой. Поладит с нею любой – был бы грамотен и сведущ, но – не сразу. У воспитанницы и последовательницы великого Игоря Моисеева закаленный – им же – характер. Представить, что Ансамблем после ухода Мастера мог бы руководить кто-то другой, а не Щербакова, невозможно. Да и не нужно.
Без антракта
В 2019 году съемочная группа во главе с режиссером Дмитрием Вершининым сделала фильм о Щербаковой по заказу акционерного общества «Газпромбанк». Показали героине, та не на шутку заартачилась – мол, слишком много внимания уделено ее персоне, а надо больше – об Ансамбле. Материал перемонтировали в соответствии с пожеланиями – вставили документальные кадры, уплотнили исторический ряд, сместили акценты с «личного» на «общественное»: Щербакова, скрепя сердце, дала добро.
Довольные редакторы распределили снятое на четыре главы, согласно, сценарному плану, проверили закадровый текст, отшлифовали титры и отправили готовое на постпродакшн, дабы поставить в производстве финальную точку, лучше сказать – восклицательный знак. Не тут-то было. Выяснилось, что ни один из намеченных вариантов названия не годится. Либо слишком абстрактно, либо чересчур пафосно, и все – не точно, не про Щербакову, не про ее полвека в Ансамбле Моисеева, чему посвящен фильм.
Тогда кто-то предложил заглянуть в Википедию – бывает, что сухой слог справочников и словарей наводит на нужный образ, а то и – вдохновляет.
Заглянули и увидели: полвека на одном месте, от артистки до директора и худрука. Знали об этом, но все равно изумились: без передышки? Так родилось название «Без антракта», объединившее четыре главы киноповести: «Начало», «Характер», «Талант», «Любовь».
Начало
В домашней библиотеке, насчитывающей немало томов – так, что не сразу отыскать надобное, связанные с Игорем Александровичем Моисеевым книги Щербакова держит на виду. Заглянем в одну, где на форзаце надпись, адресованная создателем Ансамбля характерной танцовщице Большого театра Валентине Петровой: «Все, что не получилось с тобой, получилось с твоей дочерью! Спасибо тебе большое!»
Валентина Филипповна гордилась этим «спасибо»: Моисеев трижды звал ее в ансамбль, но она так и не решилась оставить свой театр. Зато маленькая Лена, выросшая за кулисами Большого и выучившая едва ли не наизусть весь его балетный репертуар, однажды, не объявив намерений родителям, решила поступить в Московское хореографическое училище – и поступила! Там ее и увидел Игорь Моисеев в предвыпускном классе. Обратил внимание, подозвал и позвал в Ансамбль, не зная, чья она дочь – настолько понравилась она ему и статью, и артистической страстью, и умением танцевать безусильно все, что только возможно. Куда там! Еще год впереди – лететь и подыматься выше…
Отец Лены – Александр Щербаков, Герой Советского Союза, летчик, испытавший за жизнь 22 самолета, дома бывал редко: летал и подымался все выше: у него, как у матери, Лена тоже училась. Даже изображала отцовский полет в танце – в Детском ансамбле имени Владимира Локтева, куда ее определили, чтобы росла не в придомов дворе, где любила играть с соседскими пацанами. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью – преодолеть пространство и простор…» – это про отца, но и про нее, отцу подражавшему.
Когда обнаружилась возможность попытать счастье – сделать пробу на экзаменах в Хореографическое училище, она ни минуты не раздумывала. Мама – на гастролях, отец – на испытаниях: значит – летать! Поступив и проучившись почти полный срок, готова была бросить училище, чтобы пойти к Моисееву, которого обожала с того дня, как увидела на концерте, куда ее привела мама, «Рок-н-ролл» и Танец аргентинских пастухов «Гаучо» в его, Моисеева, постановке. Ей еще год заниматься в балетной школе, а он, Моисеев, невесть как оказавшийся на уроке в их репетиционном классе, ее приметил и позвал в Ансамбль. Да еще потребовал от педагога Суламифи Мессерер, чтобы та отпустила воспитанницу к нему на работу тут же.
Тогда она «полетела» еще, хотя дома ее приструнили: пусть завершит обучение в училище, а там – никто возражать не будет: к Моисееву – так к Моисееву. Могла выходить на сцену Большого Одеттой-Одиллией в «Лебедином озере» или принцессой Авророй в «Спящей красавице» Чайковского, а, сделав выбор, оказалась Татарочкой-черноморочкой, стала отплясывать молдавскую «Табакэряску» и польский «Оберек» в Ансамбле народного танца СССР.
Пожалела ли? Ничуть! Вся в отца – ей не были интересны волшебные сказки, королевские дворцы и тихие заводи на сцене Большого, хотя классику и балетную грамоту она ценила превыше всего. Но – хотела летать, как отец: чтобы дух захватывало. Чтобы виражи ее танца захватывали и подымали в порыве весь зал. И у нее – получилось!
Какой она была на сцене?
Отважной. Темпераментной. Заводной. Как мать, которую Моисеев трижды сватал в свой Ансамбль, а, может быть, и как отец – которому было нипочем прорезать на стальных крыльях небо вдоль и поперек. Она знала, что написанное Андреем Вознесенским («Балет рифмуется с полетом») – сущая правда, и, выходя на сцены городов и весей, стран и континентов, то в хороводе, то солисткой, отсчитывала переборами каблуков секунды до взлета: раз, два, три… Полет!
Яркое, красочное, земное искусство народно-сценического танца полета отнюдь не исключало. Каблуки стучали о твердь, а душа – парила. Моисеев заметил это свойство Щербаковой задолго до того, как она пришла в Ансамбль. Понял, что ее врожденные чувство – чувство праздничной театральности и дальних полетов – то, что совпадает с его представлениями о народном танце: бесстрашным, всесильным, жизнеутверждающем.
Он возобновил на нее номера, которые не шли в Ансамбле потому, что танцевать их в какой-то момент оказалось некому. Сдал их в архив в ожидании момента, когда появится артистка, способная воплотить его замыслы, претворить на сцене его представления, не просто выполнить порядок движений, но напитать их чувством, эмоцией, полетом. Дождался.
В Ансамбле, возможно, и зашушукались: мол, новая фаворитка, если мэтр вынимает из старого сундука номера, о каких давно забыли – пускай и шедевры, и каких на подмостках увидеть уже не надеялись. А он, Моисеев, берет книгу и, восхищенный талантом новоиспеченной солистки, надписывает ее словами, обращенными к солистке Большого театра Валентине Петровой: «Все, что не получилось с тобой, получилось с твоей дочерью! Спасибо тебе большое!»
Рассматривая запись на форзаце, Елена Щербакова спустя годы перечитывает простые слова – «Спасибо тебе большое!» и думает: спасибо судьбе, позволившей сделать главный выбор в жизни самостоятельно. В Ансамбле и под приглядом самого Хозяина танца, как называли Игоря Александровича, она нашла настоящее счастье. Вглядывается в «спасибо» и улыбается: не всем дано узнать, что такое счастье.
На перепутье
Не всем дано узнать, что такое счастье, но безграничным оно быть не может и рано или поздно, увы, ему наступает конец. Последний выход на сцену – последний танец – последние аплодисменты. Сначала – отчаяние, потом – метания, дальше – проблемы, но не для Щербаковой.
Спускаться со завоеванных высот она не собиралась, собиралась покорять новые. Отправилась – будто в отпуск – к подруге в Италию. Там, вкушая прелести dolce vita, гнала прочь мысли о неопределенном будущем. Как вдруг получила предложение поставить в частной балетной школе русский и украинский танцы, а за одно занять место педагога. Тут, конечно, выдался его величество случай, столь почитаемый ее наставником – Игорем Александровичем Моисеевым. Случай – случаем, но есть и то, что именуют закономерностью, и она наводит порядок во всем. В Москве, где по окончании отпуска экс-прима моисеевского Ансамбля собирается подать заявление о творческой пенсии и отправится назад – на берег Средиземного моря, ее одергивает сам Хозяин: какая Италия, какая пенсия? Домой!
«Домой» – значит «сюда», к родным пенатам, в Школу-студию при Ансамбле: учить молодых, передавать им свой опыт, готовить смену. Как отказать? Свои «римские каникулы» Елена Щербакова до сих пор называет единственным «антрактом» в более чем полувековой службе Ансамблю, созданному Моисеевым.
Но Моисеев создал не только Ансамбль, он создал систему народно-сценического танца, до него не существовавшую: соединил фольклор и классическую балетную грамоту. Создал жанр. Создал стиль. Создал театр. И – покорил мир, наведя в нем мосты дружбы и взаимопонимания. В историю искусства и современной цивилизации Ансамбль народного танца вошел как строитель: первым устанавливал культурные связи со странами Европы, Азии, Америк, приподнимая железный занавес холодной войны. В артистах, которых Моисеев воспитывал, он видел не только творцов, но – граждан своей страны. Дипломатов от культуры, посланников доброй воли, миротворцев и созидателей. Щербакова, ставшая непосредственным участником этой развернутой во времени миссии, уроки Моисеева усвоила сполна. Она не вернулась в Италию – осталась в Ансамбле.
Выбор Моисеева
Далеко не каждый артист может стать педагогом, далеко не каждый из педагогов может репетировать с солистами – тут мало исполнительского опыта, необходимо призвание. Провидец Моисеев знал: Щербакова наделена и таким даром. Даром не только выучить с подопечным хореографический рисунок, передать ему и вместе отшлифовать до блеска исполнительский текст, – она еще и тонко чувствует эмоциональную природу танцующего, понимает, как ею распорядиться при создании сценического образа. Педагогика оказалась для нее такой же родной стихией, как и актерское творчество.
Наблюдая за Щербаковой, Игорь Александрович решил, что воля, характер и неискореняемая увлеченность, какими она отличается, могут принести благую пользу и в организаторской сфере: в 1994 году он инициирует ее, Щербаковой, назначение на должность директора Ансамбля. Годы непростые, налаженное временем то и дело трещит по швам: нет не только гастролей, концертов, подчас – артистам нечего есть.
Постепенно, с элементарной заботы о коллегах-моисеевцах, с долгих переговоров с зарубежными партнерами, которые ведет сама (пригодился английский), с обустройства бытового и творческого начинает Елена Александровна свой директорский путь. У Моисеева на то и расчет, он понимает, что директор из артистов, прошедший его школу, принявший его веру, не даст развалиться делу всей жизни. Понимает это и Щербакова – с Хозяином она останется до последних его дней, организует несколько его юбилеев, включая 100-летний, а потом примет от него дело. Уникальное творение Мастера, его детище, взращенное на искусстве сценического воплощения фольклорных мотивов народных танцев. Теперь она не только директор, но и художественный руководитель Ансамбля. Теперь сам Ансамбль носит имя его создателя, и Щербакова в ответе за все. И снова – получается.
Моисеевцы – навсегда
85-й сезон Государственный ансамбль народного танца имени Игоря Моисеева открывал на сцене Кремлевского Дворца. Танцевали лучшее из антологии народно-сценического танца, собранной Игорем Александровичем: виртуозно, ослепительно ярко, технически безупречно. Как обычно, из кулис за происходящем на огромной сцене наблюдала худрук, и глаза ее светились, лицо меняло выражение, руки отбивали такт, ноги не стояли на месте. Она была вся «там», «там же», «тогда же», как повелось с первых репетиций под доглядом Моисеева, с исполнительских дебютов в Ансамбле, а их было много и во многих странах. Она – танцевала! Уникальная способность проживать танец «от» и «до» в то время, как его исполняют ученики – артисты руководимой тобой труппы.
Она танцевала и чувствовала себя шестнадцатилетней, едва переступивший порог Зала имени Чайковского и робко объявившейся в репетиционном зале, где Моисеев ставил новый балет. Чувства робости, восхищения и полета, испытанные ею тогда, в 1969-м, навсегда поселились в душе, окутали ее теплом и приязнью к высокому искусству, возвысили, не позволили лениться, печалиться и унывать. Научили побеждать.
Всегда в форме, всегда в струне, не зная антрактов и пауз, Елена Щербакова отмечает ныне красивую дату. Не стесняется ее называть. Артисткам ее уровня не положено стесняться. Положено увлекать публику, как когда-то умела ее мать, и летать высоко-высоко, как умел отец. Еще – чтить и оберегать народный танец, как учил Моисеев.
Комментарии 3